Какое-то время мы молчали, пока молодой священник, отправив в рот несколько ложек, старательно пережевывал еду.

– В пище мы в первую очередь и обретаем энергию, – проговорил он. Я согласно кивнул.

– Но для того, чтобы в полной мере принять ее в себя из пиши, необходимо оценить по достоинству… э-э… – Мой собеседник, видимо, подыскивал нужное слово по-английски. – Смаковать, – проговорил он наконец. – Ч1Вкус – вот что главное. Нужно отдать должное вкусу. Вот в чем смысл молитвы перед едой. Это не просто вознесение благодарности: молитва предназначена для того, чтобы еда стала священнодействием, а энергия из пиши могла перейти в ваше тело.

Юноша пристально посмотрел на меня, словно пытаясь понять, дошло ли до меня то, что он сказал.

Ни слова ни говоря, я лишь кивнул. Он задумался.

«Священник говорит о том, – рассуждал я про себя, – что подобным неспешным смакованием пиши в действительности и обусловлен общепринятый религиозный обычай вознесения благодарности, в результате чего из пищи поглощается большое количество энергии».

– Однако принятие пищи – это только первый шаг, – добавил он. – После того как ваша собственная энергия таким образом умножится, вы станете более восприимчивы к энергии всего сущего… и тогда научитесь вбирать в себя эту энергию, не принимая пишу.

Я кивнул в знак согласия.

– Все, что окружает нас, – продолжал объяснять он, – исполнено энергии. Но у всякой веши энергия своя, особая. Вот почему некоторые места придают вам больше энергии, чем другие. Это зависит от того, насколько ваш образ соответствуют энергии определенного места.

– Не этим ли вы занимались утром? – спросил я. – Приумножали свою энергию? Он, казалось, расивел:

– Да.

– А как вы это делаете? – не унимался я.

– Необходимо раскрыться, приобщиться, воспользоваться чувством прекрасного, как при наблюдении полей. Но вам нужно сделать этот шаг вперед, чтобы появилось ошушение полноты.

– Мне кажется, я не совсем понимаю вас. От такой дремучести он нахмурился:

– Не хотите ли прогуляться к месту для созерцания? Я могу показать.

– Хорошо, – согласился я. – Отчего бы и не прогуляться?

Молодой священник пошел через двор, и я последовал за ним. Когда мы пришли на место, мой спутник остановился и стал оглядываться по сторонам, словно пытаясь что-то найти.

– Вон там, – проговорил он, указывая на опушку леса.

Мы двинулись по дорожке, которая вилась между деревьями и кустами. Священник выбрал место перед огромным деревом, вокруг которого вздымалась груда больших камней, так что создавалось впечатление, будто гигантский ствол поставлен на них. Корни оплетали камни, прорастали сквозь них и только потом уходили в землю. Напротив этого дерева полукружьями росли какие-то кусты, и я почувствовал необычный сладковатый аромат, исходивший от их желтых цветов. Сзади сплошной зеленой стеной стоял густой лес.

Молодой человек указал мне, куда сесть посреди кустов лицом к покрытому узловатыми наростами дереву. Сам он сел рядом:

– Как вам кажется, это красивое дерево?

– Красивое.

– В таком случае, э-э… постарайтесь ощутить… э-э… Казалось, священнику опять не найти подходящее слово. Поразмыслив, он обратился ко мне:

– Падре Санчес говорил, у вас что-то было на горе. Не могли бы вы вспомнить, что вы там чувствовали?

– Легкость, необыкновенную уверенность в себе и приобщенность.

– Приобщенность к чему?

– Это трудно описать, – признался я. – Будто все вокруг стало частью меня самого.

– Но что же вы ощущали?

На минуту я задумался. Что я ощущал? И тут нужное слово пришло. – Любовь, – произнес я. – Думаю, это была любовь ко всему сушему.

– Да, – согласился юноша. – Именно так. Попробуйте испытать это чувство по отношению к дереву.

– Но простите, – возразил я. – Любовь – это чувство, которое приходит само по себе. Я не могу заставить себя полюбить.

– А вы и не заставляйте себя. Позвольте любви охватить вас. Но для этого вам нужно настроиться на определенное расположение духа, вспомнить, какие вы испытывали ощущения на вершине, и постараться испытать их вновь.

Я посмотрел на дерево и попытался вызвать в памяти ощущение, испытанное на горе. Через какое-то время меня охватило восхищение формами прекрасного дерева. Мое восхищение росло, пока я действительно не ощутил чувство любви. Точно такое же чувство – оно сохранилось в памяти – я испытывал к матери, когда был ребенком, и к ни на кого не похожей девочке, которой я был увлечен в юношеские годы. И несмотря на то, что я смотрел на дерево, эта особенная любовь ощущалась как некий всеобъемлющий фон. Я был влюблен во все сущее.