Глава 11. Это нежное слово: «мамаша»!

– В воскресенье вам предстоит командировка! – объявил Дамиано после очередной тренировки

– И куда это теперь?

– В «Мёртвую Зону».

– Куда-куда?

– Есть такой город! – и он назвал его.

Я бывал там пару раз, помогая своим знакомым в переездах в это «чистилище».

Весь этот населённый пункт, в котором проживали в основном русские, держался на единственной фабрике по производству керамики. Но она не выдержала конкуренции с испанцами в период смены экономической формации, и все жители остались без работы.

В поисках лучшего молодёжь дружно рванула за границу.

Некоторым из тех, кто остался, повезло: они нашли работу в столице, и ездили на электричке туда и обратно по два часа в одну сторону. Потом «прогрессивное государство» разобрало железную дорогу, чтобы её рельсы не сдавали на металлолом, и дорога стала отнимать ещё больше времени.

Остальные стремительно скатывались «на дно».

Скоро туда, всеми правдами и неправдами, начали выселять тех, кто потерял жильё в других местах, а за пятьсот долларов там можно было купить трёхкомнатную квартиру.

Новые жильцы, обосновавшись в таких апартаментах, быстро проедали все накопления, полученные от продажи своих квартир в прежних местах, но обещанных правительством и «серыми риэлтерами» рабочих мест там так и не появилось.

Сначала они продавали электроплиты, потом пришла очередь радиаторов. А затем продавали всё, что только покупали: унитазы, краны, паркет, за ящик водки, за пять бутылок, за одну!

Скоро в городке появились пятиэтажки, в которых не осталось ни одного жильца.

Пара парламентариев и кучка журналистов попытались было вякнуть о «гуманитарной катастрофе», но их тут же заткнули: «Мы пришли к власти под прекрасным лозунгом: «лучше быть голодными, но свободными»! Вот вы теперь и голодайте!»

Правительство было больше озабочено соблюдением прав человека в сопредельных странах, финансированием тамошних диссидентов и участием в военных операциях по принудительному «насаждению демократии» за тысячи километров от своих границ.

А на борьбу с безработицей и нищетой в своём государстве средств уже не оставалось.

* * * * *

Дамиано опять раскрыл дипломат:

– Это ключи от вашей машины, а это – её техпаспорт. Она будет стоять всё там же.

У меня отвисла челюсть: именно этой «Шкоде» я совсем недавно прокалывал колёса!

Дамиано, увидев моё изумление, пояснил:

– Да-да, это именно та машина! Но теперь её хозяин – не совсем для нас посторонний, хотя пока что не агент. Мы с ним просто переговорили, я намекнул ему про тот мост, и он всё сразу понял. Только не подумайте превратно, мост мы вовсе не подрывали, обыкновенный строительный брак, а покрышки ему давно уже следовало поменять. И не потеряйте эти «браслеты»!

* * * * *

Дженни смотрела у меня телевизор.

Лежала она всё время в постели или куда-то выбегала – я не спрашивал.

Она могла оставаться дома безвылазно несколько дней, но могла и исчезнуть на неделю после какого-нибудь звонка.

Где и кем она работала, Дженни не рассказывала. И, в отличие от предыдущих подруг, никогда не вытягивала из меня денег: у неё были свои.

Такая неопределённость меня не устраивала, но в своё время я насмотрелся фильмов, где главный герой начинал «внутреннее расследование». И в конце концов, он докапывался до такой грязной правды, в том числе и о себе лично, что единственным выходом оставалась только пуля в лоб: «не будите спящую собаку!»[****]

Никаких иллюзий в отношении себя лично я не испытывал, да я и не строил никаких серьёзных планов. Вдобавок: мне это строго запрещено!

И пусть всё остаётся так, как есть!

Дженни уже сделалась моей «визитной карточкой», и я не стеснялся показать её друзьям и сослуживцам. Выглядела она всегда эффектно, и я часто слышал томные вздохи за спиной: «Мне б такую!»

Но мне никак не удавалось заставить её одеваться поскромнее: она категорически не признавала длинных юбок или строгих платьев. Изредка она всё-таки напяливала джинсы, но лифчик – только на пляж.

– Но ты же всех мужиков провоцируешь своим видом! – уговаривал я её. – Надень что-нибудь построже, на тебя и так все похотливые кабаны пялятся!

– Пускай пялятся! Ты всё-таки мужик, и защитишь меня, если надо будет! А одеваться так, как ты хочешь, я буду: когда стану бабушкой! Давай-ка сходим в общагу, я там забыла кое-что.

* * * * *

Йен угрюмо сидел на диване.

На столике напротив стояла трёхлитровая банка свежего молока. По своему опыту я знал, что на опохмел надо пить соки, кисломолочные продукты или рассол, но Йен же в этом случае пил только этот напиток, и ничто другое ему не помогало.

– Привет, Ромео! – провозгласил он, накидывая рубашку на голое тело.

– Привет, Отелло! – ответил я, расстёгивая сумку. – Похмел прибыл по расписанию.

Упрашивать его не пришлось, и стаканчик организовался самым волшебным образом.

– Можно Ариэля пригласить? Ему тоже плохо! – спросил он, поправив здоровье.

– Нет проблем!

Йен три раза стукнул кулаком в стенку, и через пять минут на пороге появился заспанный писатель, который после опохмела тоже стал вполне свеженьким и бодреньким.

В коридоре послышался топот шагов и детский визг.

Дверь открылась, и в комнате появились две девочки, одной было лет пять, а другой – восемь. Они сказали: «Здрассьте», и тут же открыли холодильник, который стоял у самого входа. Малышки нашли там копчёную колбасу, пропищали «Спасибо!», и убежали, хлопнув дверью.

Йен пожал плечами:

– Местная специфика!

И закрыл дверь на замок.

Этажом выше жила мама, которая выполняла демографическую программу государства.

Первый раз она просто «залетела» после пьянки, и когда родила первую дочку, её за это не побили камнями, а выдали детское пособие. Вполне справедливо и логично для страны, где население, вследствие невероятно высокой эмиграции и суицида, постоянно уменьшается!

С тех пор это стало её профессией. Замуж её с таким приданым не брали, но переспать после пьянки некоторые мужики не отказывались.

В Швеции даже неработающая мать-одиночка может нормально жить и содержать детей, отдыхая на южных курортах. Наши же гроши позволяют только сводить концы с концами, да и то, если и у тебя, и у твоих детей есть железное здоровье.

Выпить мама очень любила, особенно в компаниях, а детям после всего оставались только крохи. Но кушать хочется всегда, и если их мамаша засиживалась у соседей, они прибегали сначала просто её проведать.

Никто не смел отказать этим малышкам в куске хлеба со стола.

Они это быстро усвоили, и скоро приходили туда уже без мамы, прося покушать, и их угощали всем, что имелось. А потом они перестали даже спрашивать, и начали совершать подобные набеги на чужие холодильники.

Мама не блистала особой свежестью, но все её пять дочерей были просто красавицами.

Она уже строила планы выдавать их всех замуж, по очереди: за бизнесменов, депутатов и артистов. Но самой старшей было пока пятнадцать, и процветания это семье приходилось только дожидаться.

* * * * *

Ариэль, хряпнув второй стаканчик, стал энергично мне подмигивать.

В этот раз я понял его намного быстрее, выйдя за ним на балкон.

– Ну что? Ты прочитал мою книгу?

– Ничего вещица, довольно занимательная, но там нет и половины текста.

Он не понял:

– Как нет?

– Так нет! Извольте ознакомиться!

Ариэль стал пересматривать фрагменты своего творения, и мне показалось, что я услышал звуки вращения шестерёнок в его голове, сильно заржавевшие «после вчерашнего».

Он тут же хлопнул себя по лбу:

– Точно!

Через десять минут в моих руках были все недостающие страницы.

Глава 12. «Хроники» «мёртвого города»

Во всех голливудских боевиках «лихие парни», направляясь «на задание», непременно одевают бронежилет, накидывают на плечо автомат и рассовывают по карманам пять кинжалов, два пистолета и три гранаты.

Мне же было велено одеться поскромнее: надеть спортивный костюм и кроссовки.

Ехать туда – примерно часа два, и я планировал вернуться домой не позже пяти, уже предвкушая воскресный ужин со своей «леди».

Слева и справа от шоссе были настоящие чудеса природы: зелёные леса, голубые озёра, серебряные реки.

Если бы такие сокровища природы оказались в руках умных правителей, лет через десять в Ницце и Пальма-де-Мальорке закрыли бы последний отель: все туристы были бы только здесь!

Но сейчас тут присутствовали только плакаты: «Частная территория», «Купаться запрещено», «Осторожно: свалка!», и им подобные.

В воскресный день все куда-то спешили: жители столицы – уехать в провинцию, жители провинции – попасть в столицу.

С диким рёвом меня обогнали рокеры, которые что-то громко кричали и сигналили всем встречным. Не люблю я таких: шуму от них слишком много!

Вдруг они остановились и перегородили движение по обеим полосам, выстроив свои мотоциклы в виде баррикады. Я посмотрел и увидел причину остановки: дорогу переходила серая кошка, которая держала в зубах маленького котёнка.

Она перенесла его через дорогу и побежала назад, за вторым.

Мотоциклисты терпеливо ждали, пока вся эта компания не окажется на другой стороне шоссе в полном составе.

В образовавшейся пробке я оказался вторым, а впереди стояло такси, явно опаздывающее на какой-то срочный вызов. Водитель нервно курил, но ничего не делал.

Сзади стоял шикарнейший «Mercedes».

Его шофёр, совсем ещё юнец, с высокого сиденья всё прекрасно видел, но беспрерывно сигналил, требуя освободить проезд.

Я вышел из машины и подошёл к нему:

– Слушай, пацан! На тот свет ты ещё успеешь! Поимей совесть, потерпи немного!

В ответ он заорал:

– Давить таких надо: и котов, и этих рокеров сраных. А защитничков вроде тебя, по самые помидоры трахать!

Он приоткрыл окно своего джипа и плюнул в мою сторону.

Я схватил его за волосы и сильно ударил лицом о руль. Из его носа закапала кровь.

Мотоциклисты всё видели, и показали мне большой палец в знак одобрения.

Он в гневе вылетел из машины.

– Да ты знаешь, скотина, с кем связался? Я сын помощника прокурора района! Ты за это заплатишь! Пару лет «строгача» я тебе точно «впаяю»!

Один из рокеров отделился от общей кучки, подъехав к нам поближе:

– А я не только сын своих родителей. «Служба собственной безопасности». Такую карточку когда-нибудь видел?

Юнец лихорадочно замахал головой, увидев удостоверение.

– Права и техпаспорт – на капот!

Техпаспорт у него нашёлся, а вот прав, как оказалось, он не имел совсем. Он не оставил их дома, а просто вообще не считал это нужным: наверное, если с ним что-то случалось, все проблемы за него решал отец одним звонком. Но с такими ребятами уже не пошутишь!

Рокер похлопал меня по плечу:

– Я бы так же сделал на твоём месте, будь я гражданским, но погоны обязывают. Вали отсюда, а с ним мы разберёмся.

Мне не надо было это объяснять дважды.

Кошка со своими котятами убежала, и рокеры освободили проезд. Теперь они окружили этот «Мерс».

Сев на место, я нажал на акселератор до упора: я тоже выбивался из графика, но не жалел о том, что сделал.

Я сам подписался под «Вторым Законом Дамиано»!

* * * * *

Оставив машину на безопасном расстоянии, я ознакомился с обстановкой на месте.

В пятиэтажке с выбитыми стёклами, по явному недоразумению, ещё кто-то проживал на втором этаже: из окон были слышны крики типичной семейной разборки.

– Коза старая, какого хрена в магазин попёрлась? Не могла, что ли, «бормотухи» в киоске купить? Везде одно и то же, а у Нинки на четверть дешевле, и она в долг даёт!

В столице киоски не могли конкурировать с гигантами торговли, и один за другим закрывались. Здесь же они пока сохранились, а некоторые торговали даже круглосуточно.

Толстая коммерсантка в синем халате не скрывала радости: солнце светит, птички поют, ханурики похмеляются. А это значит: бизнес процветает!

И она мило улыбалась из окна своего контейнера.

Рядом прямо на траве расположились четыре деклассированных элемента, которые распивали какую-то жидкость, скорее всего, приобретённую тут же.

Трое из них меня не интересовали, а вот четвёртый, в чёрной майке с изображением черепа, был именно тем, за кем я приехал.

Его портрет я изучил заранее: типичный «гот» с длинными волосами

– Здорово, джигит, это тебя Никколо зовут? – обратился я без лишних предисловий.

– Может, и меня. Только я иду не туда, куда зовут, а туда, куда я хочу! – небрежно брякнул он, даже не смотря в мою сторону.

– Самостоятельный мальчик, хвалю! А выпить, случайно, не хочешь? Только не этого пойла, а водяры нормальной?

– Доставай! А чего это ты такой добрый? Спереть, что ли, что-то надо, а сам не умеешь? – поинтересовался он.

– Воровать не умею, это правда, но не для этого я сюда приехал. Водка там, в машине. Видишь «Шкоду» на горочке? Пойдём, объясню тебе задачу.

Джигит стал чесать затылок: если тебе «за просто так» дают рубль, надо требовать два, и именно такая железная логика в нём и победила:

– Ноги лень таскать. Если что-то надо, неси водяру сюда, здесь и перетрём. До твоей тачки километр пёхать. И у нас компания, не видишь, что ли? Если уж идти, то за двумя пузырями! Пройдёмся, пацаны? – обратился он к корешам. – Парниша за что-то стаканит!

– В падлу таскаться! Пусть тогда уже три пузыря готовит, тогда и пробздимся! – предложил один из этой компании.

У меня даже перехватило дыхание от такой наглости:

– Ваша троица мне совсем без надобности. Пролетаете, как фанера над Парижем, самолётами «Люфтганза». Ваш рейс: «ноль-нуль-еднадцать»!

Другой ханыга, гревшийся на солнышке, моментально повернулся ко мне:

– Слушай, фраерочек! Я вижу, ты издалека припёрся, но это твоё дело. Ты отдыхать нам мешаешь, хамишь «не по понятиям»! У нас ещё мероприятице одно намечено, при свечах, а ты – «не в этой теме»!

Я понимаю романтический ужин с дамой, с бутылкой дорогого вина и дешёвыми котлетами с макаронами. Я даже допускаю, что это можно сделать дома, а не в ресторане, если дама не очень привередлива, но представить себе четырёх забулдыг с бутылкой дешёвого портвейна под канделябром?

Может, это и есть «эстетика наших дней»?

– Мужики! Мне по-фигу ваша романтика, базарить с вами не о чем, а к Никколо у меня дельце есть!

– «Мужики на зоне пашут», а за «базар» ответишь! – услышал я ещё от одного.

Он сидел ближе всех ко мне.

Слово, абсолютно безобидное для рядового работника офиса, может быть оскорблением для тех, кто прошёл «другую реальность».

На «зону» попадают по-разному: кто-то ворует с самого детства, кто-то решил поторговать среди однокурсников «дурью», а кто-то в сердцах покалечил любовника жены, застав его на месте преступления.

Из них формируются разные касты. Те, «чей дом – тюрьма», всей душой ненавидят и презирают тех, кто мечтает поскорее вернуться на свободу, и ради этого честно работает. И назвать «блатарей» «мужиками» – это означает бросить им вызов, но извиняться перед этими «урками» я не намерен!

Блатарь и поднялся самым первым, подобрав валяющуюся рядом пустую бутылку.

За ним встали ещё двое, но Никколо оставался сидеть, внимательно следя за развитием событий.

Я машинально сделал два шага назад.

* * * * *

Десантники и спецназовцы тренируются годами, а я занимался борьбой один месяц.

Но моя левая рука автоматически дёрнулась вверх, остановив удар бывшего «зэка», а правая нанесла ответ прямо в солнечное сплетение.

Бутылка выпала из его рук и покатилась куда-то за моей спиной.

Пока он ловил ртом воздух, я схватил его за ступни, и резко дёрнул на себя.

После шумного падения на спину этот «бывалый» решил отдохнуть.

«Совет тебе да любовь!»

Второй попытался ударить меня в пах, но я заблокировал его ногу, скрестив руки, и потянул её вверх. Он оказался в положении танцовщицы «канкана», и сделать подсечку не составляло никакого труда.

Он упал, больно ударившись копчиком о землю, и тихо застонал.

Третий схватил меня за шею сзади.

Два резких удара локтями в грудь – и он отпустил её. Ситуацию он оценил грамотнее приятелей, и предпочёл ретироваться, убежав за ту пятиэтажку.

Продавщица, увидев такое зрелище, немедленно засуетилась, и закрыла киоск, вывесив дежурную табличку: «Ушла на пятиминутку, буду через час!».

Вероятно, подобные разборки она видела не впервые.

Я нанёс каждому из поверженных противником по нескольку контрольных ударов, и повернулся к Никколо.

Откуда у меня взялись такие навыки?

Во время тренировки на мне был шлем, который издавал странные звуки.

Некая секретная методика, позволяющая запоминать мышцам и всему организму все движения во много раз быстрее?

И сколь долго я буду это всё помнить?

* * * * *

– А теперь пошли, там уже водка закипела!

Никколо всё понял правильно: тебя либо поят на халяву, либо очень больно бьют!

Он предпочёл первый вариант.

– За что это их так? – спросил он, нехотя вставая.

– За тёплый приём гостям!

Он не стал рвать на себе рубашку и кричать, что теперь я покойник: Никколо покорно поплёлся следом.

Первый стакан он одолел одним махом, и я протянул ему пару бутербродов с колбасой.

Судя по тому, как он их сожрал, я понял: этот «гот» уже неделю ничего не ел, только пил.

– А корешам этим тоже нальёшь?

– Я не такой идиот: они только что пытались меня замочить, а я их ещё поить буду?!

– Креста на тебе нет! – ехидно заметил он. – Христос велел: «подставь и другую щеку»!

– Ошибся адресом: я некрещёный, а за пощёчину в морду дам! Могу даже трижды!

Тут он серьёзно задумался:

– Тебе повезло: я такой же философии. Может, ты тоже станешь нашим, только не сегодня. Налей ещё! Краёв, что ли, не видишь? Можешь и себе налить!

Я оторопел от такой борзости:

– Я за рулём, и это моя водка! Это мне решать, кому и сколько! Мог бы и «спасибо» сказать!

– За рулём не пьют только трусы, а этого слова я давно уже не знаю. Для этого имеется другое: «Благодарю!»

Я вспомнил, что на зоне слово «спасибо»[††††]тоже нельзя произносить.

– Допивай до конца, и поехали!

Никколо уже с трудом держался на ногах, но как-то сумел расстегнуть ширинку и помахать передо мною тем, что он, вероятно, считал «мужским достоинством».

Я повернулся к нему спиной, и резко развернулся.

От сильного «крюка» в живот он согнулся в поясе, а после удара ребром ладони по шее повалился на землю.

* * * * *

Пьяных пассажиров чаще всего перевозят на заднем сиденье или на полу.

Мне это было запрещено: он может очухаться и напасть сзади, на полной скорости!

И я загрузил Никколо справа, пристёгнув его к дверной ручке «браслетами».

Гнать машину полным ходом нельзя: все документы в порядке, автомобиль не находится в розыске, но если меня остановят за малейшее нарушение, я поимею проблемы.

Я полность трезв, а пьяный пассажир – не преступление, но на нём «браслеты», а это уже перебор! И Никколо наверняка заорёт, что его для чего-то похитили.

«А на каком основании вы нарушили конституционную свободу гражданина Республики, и где вы достали наручники?»

Посылая на это дело, мой босс мне не выделил «ксивы», а можно было бы и постараться!

И можно ли было избежать этой драки?

Да элементарно: поздороваться со всеми, налить каждому по сто грамм и рассказать пару похабных анекдотов. Потом предложить Никколо проехаться до ближайшего гастронома, а там его и вырубить!

Но Дамиано настаивал на другом сценарии:

– Пока будете там с ним церемонничать, на небе и звёзды появятся. А мне он нужен срочно!

* * * * *

Через час «пассажир» начал приходить в себя.

– А что это за «вечеринка»? – спросил я. – Свет, что ли, отключили, или с дамами решили встретиться? На романтика ты как-то не похож.

– Не твоё дело! Куда едем?

– В столицу!

– Вельзику я почти не должен. Осталась малость, мог бы и потерпеть!

Я не знал, кто это такой, но даже вида не подал:

– Вельзик тут не при делах. С тобой побеседует Дамиано.

Если сказать, что он вздрогнул, это значит ничего не сказать!

По его телу прокатилась судорога, а на лбу появилась струйка пота, и если бы Никколо не был прикован, он точно сполз бы на пол!

– Я не поеду туда! Выпусти меня!

– Ответил бы, да руки заняты, ширинку расстегнуть нечем!

На его глазах появились слёзы.

– Я умоляю тебя, не надо!

– Надо, Никколо, надо. Единственное, чем могу помочь: налить ещё стаканчик, на привале.

И он замолчал.

Сразу за маленьким посёлком показался лесочек, и я свернул туда.

Никколо чуть не вывалился на землю, когда я открыл его дверцу. Я помог ему подняться и перестегнул наручники.

Он посмотрел на них мутными глазами, и с явным трудом выговорил:

– А как я так отолью?

– Сможешь, если захочешь!

Он действительно справился, и стал оглядываться по сторонам.

– Слушай, дай закурить!

– Без проблем!

Никколо затянулся с явным отвращением, но докурил сигарету до конца:

– Слушай, как там тебя?

– Виктор.

– Витёк, от твоей закуски у меня живот свело, сейчас обделаюсь. Сними их!

Это было похоже на правду: после долгого воздержания от пищи даже хорошая колбаса может натворить в желудке всё, что хочешь.

И я нарушил указания босса, расстегнув браслет на одной руке.

Никколо присел у высокой берёзы:

– У тебя есть бумага?

– Да, имеется где-то рулончик. Кажется, «Опережая желания». Или ты хочешь помягче: «Профессионал», с запахом леса?

– Мне не до смеха. Принеси, если не трудно!

– Только ради тебя. Тебе как: с инструкцией, или без таковой?

– Да пошёл ты в жопу, юморист сраный!

Пока я искал для него бумагу в «бардачке», не прошло и минуты, но когда я вернулся к той берёзе, этого козла там уже не было: он исчез!

Бить самому себе морду в диком отчаянии? Некогда, надо сначала его найти!

Звонить Дамиано? Но он запретил мне дёргать его «по всяким пустякам», и даже включить свой сотовый я не смог, хотя специально заряжал аккумулятор перед поездкой.

Значит, все свои ошибки исправлять придётся самому!

* * * * *

Никколо – с большого бодуна, и убежать он далеко не мог.

Если бы он заранее продумывал побег, что весьма маловероятно, то наверняка побежал бы в сторону шоссе, но не прямо, а полукругом, стараясь обогнуть меня, а уже там постараться поймать попутку.

Вряд ли кто захочет подвезти такого типа: он пьян, небрит, да ещё и в наручниках, болтающихся на одной руке.

Но если кинуться под колёса проезжающей машине и завопить, что его похитили бандиты, и что надо срочно вызвать полицию?

И иногда можно так убедительно попросить подвезти, что мало не покажется!

Что человека, что животное – страх сначала гонит беглеца прямо вперёд, и только потом здравый смысл, если он есть, подсказывает ему что-нибудь более разумное: где-нибудь спрятаться и затаиться, а потом переодеться и поменять маршрут.

В этом редком лесу и спрятаться-то негде, но куда же он, всё-таки, побежал?

Нет у него здесь особого выбора: слева по курсу – глубокий овраг, в котороый и спрыгнуть страшно, а справа – большая куча мусора.

Владимира Ильича Ленина наши власти уже давно предали анафеме, но многие его методы управления решили применять в своей практике: каждый год в последнюю субботу апреля всех граждан призывали бесплатно поработать на благоустройстве своей территории.

Но в этом посёлке наверняка собрались несознательные люди, и мусор в лесу давно не убирали: и тут, и там виднелись осколки от разбитых бутылок, куски арматуры, и даже мотки колючей проволоки. По такой полосе препятствий не сильно и побегаешь!

Значит, он побежал туда, по одинокой тропинке, вглубь леса, и я сразу ринулся туда.

Через пару сотен метров на остром сучке висел кусок какой-то чёрной ткани, похожей на цвет его майки, а где-то впереди хрустели ветки.

«Врёшь, не уйдёшь!», и я побежал по тропинке дальше.

Скоро лесок кончился, и впереди оказалось широкое поле.

Если бы этой весной его засеяли кукурузой или подсолнечником, мне можно было бы просто стреляться: в таких зарослях невероятно просто спрятаться.

Но за годы независимости руководители нашего государства угробили не только промышленность, но и сельское хозяйство, и здесь давно уже ничего не сеяли.

Всё поле давно заросло сплошным бурьяном, и слегка примятый след травы подсказывал, куда направился этот беглец.

И я увидел его!

Вместо того, чтобы прилечь где-нибудь на земле и попытаться спрятаться в зарослях, мой подопечный сломя голову бежал вперёд.

Ну что же, побегаем!

* * * * *

Где-то на юге Африки до сих пор живут племена степных кочевников, их женщины собирают коренья и фрукты, а мужчины промышляют охотой.

Обнаружив стадо ланей или антилоп, они не загоняют их всех сразу: это невозможно, да и нет в этом никакого смысла. Наесться до отвала один раз, а через месяц опять умирать от голода?

Каждый охотник выбирает свою жертву, и всегда находится какая-нибудь глупая особь, которая в панике отрывается от стада, а если даже такой нет – можно положить глаз на любую, и охотник бежит за такой глупышкой.

Несчастная лань виляет из стороны в сторону, пытается вернуться в своё стадо, но даже это уже бесполезно: охота началась, и только на неё!

Только очень глупый хищник меняет во время погони жертву!

И воин бежит за ней, и только за ней!

И он совсем не торопится: нельзя повторять ошибки будущей добычи и гоняться за ней, повторяя все её виражи и петли, силы надо расходовать очень экономно!

И в начавшейся на самом рассвете гонке такой охотник может бежать и до самого захода солнца, а если придётся – и до следующего рассвета.

И загнанный зверь впадает в панику: он бежит, что есть мочи, и, в конце концов, выдыхается первым, спотыкаясь и падая.

Охотник неторопливо подходит к упавшей лани, перерезает ножом её горло, и взваливает её тушку на плечи. Сегодня дома праздник!

А следующая охота тоже будет удачной!

* * * * *

В этот момент Никколо обернулся, и увидел меня.

Но он ещё не понял, что уже проиграл, и только прибавил скорости.

Не боись! Теперь мы с тобой играем в другую игру: не «кто от кого убежит?», а «кто кого перебежит?»

Дистанция между нами то уменьшалась, то увеличивалась, но я всё равно бежал ровным шагом. Преимущества аффекта уже закончились, зато стали сказываться последствия похмелья и неправильного образа жизни: он уже начал спотыкаться.

Сначала он упал, но тут же поднялся, и опять побежал.

Шагов через сто Никколо опять свалился, и опять встал, но уже не бежал, а просто брёл вперёд.

Затем он упал в третий раз, и уже окончательно.

Никколо лежал лицом вниз, и я неторопливо подошёл, переводя дыхание.

Перевернув его на спину, я увидел на груди татуировку.

Сейчас это модно: драконы, дельфин и всякие китайские иероглифы. Если не знаешь китайского – купи на базаре тушёнку и принеси её специалисту, только показывай на банке верную загогулину, иначе вместо «Великой Стены» тебе выколют: «сделано в Шанхае» или, того хуже: «срок хранения – два года»!

У зеков свой ассортимент: соборы, с крестами или без крестов, голые бабы, русалки. Пишут они и тюремные афоризмы, довольно часто с грубыми ошибками.

На правой груди у Никколо была выколота пятиконечная звезда в кружочке, а на левой – эмблема мира: окружность, перечёркнутая вертикально, с двумя радиусами, исходящими влево и вправо, чем-то похожая на логотип «Мерседеса».

На левой руке были три буквы: ЕЕЕ.

«Тоже мне пацифист!» – задумался я, стараясь разгадать этот ребус, но этот «пламенный борец за мир» рванулся из последних сил и вцепился в мой кадык.

Я автоматически перехватил его руку и заломал кисть.

Он громко взвыл и отпустил мою шею.

– Спринтер ты неплохой, только стайер хреновый, – тяжело прохрипел я. – Пошли, пока машину не увели, я там даже ключи в замке оставил.

– Лучше пристрели меня здесь! Никто тебя не осудит! Ты все равно в «Него» не веришь, и даже совесть тебя не замучит!

– Насчёт совести ты прав: три часа тебя знаю, и ты успел понравиться. Но нет у меня с собою «пушки», а душить тебя – неэстетично. И самое главное: мне не за это платят!

* * * * *

Чтобы не сбиться с пути, назад мы пошли всё тем же маршрутом, но теперь его рука была пристёгнута к моей.

К счастью, машину, стоявшую возле лесочка с ключами в замке, никто из местных жителей не успел обнаружить.

Из бардачка появилась ещё бутылка.

– Открывай пасть, некрофил ты козлячий!

Он повиновался, и я заливал водку ему в рот, пока он не стал захлёбываться.

– Извини, дорогой! За нарушение правил проезда из «салона первого класса» ты переводишься в «плацкартный вагон»! Если там обделаешься, ничем помочь не смогу, но багажник отмывать заставлю!

И перестегнул ему наручники за спину.

Он тупо смотрел вперёд, явно не желая залезать в багажник. Тогда я со всей силы ударил его в живот, закинул его согнувшееся тело туда и захлопнул крышку.