Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Белый огонь






 

Совсем незадолго до смерти Сталина, году то ли в пятьдесят первом, то ли пятьдесят втором, меня послали в командировку в Сибирь, в одно из тамошних областных управлений МГБ. Командировка была не активной - чисто бумажные дела. И провернул я все быстро. Перед отъездом мы с местными товарищами решили посидеть, как полагается по русскому обычаю. Коллективное употребление тогда не особо приветствовалось, следовало все это делать потихонечку, чтобы ни одна посторонняя душа... Да и кое-кто из своих тоже...

В общем, у местных товарищей была для таких целей надежная, как танк, конспиративная квартира. И надежность ее заключалась в том, что хозяином был не стукач какой-нибудь и не чья-то потайная любовница. Вовсе даже наоборот - ветеран. Заслуженный такой дедок, начинал буквально с самого начала, с семнадцатого, будучи уже в годах, на пенсию вышел в сорок шестом, а весь промежуток ухитрился прослужить совершенно без арестов, выражений политического недоверия и тому подобных неприятностей. Учитывая, скольких наших сотрудников подмели периодические оздоровления рядов, такого вот старичка нужно уважать... Больших чинов он не выслужил, особого иконостаса на свою богатырскую грудь не удостоился, как-никак, остался на свободе и на почетной пенсии, а это, скажу я вам, многое компенсирует. У иных вся грудь была в бляхах, на петлицах ромбы друг дружку теснят - и чем кончили? То-то...

Познакомили меня с ним, посидели, употребили. Меня заранее предупредили, что у дедугана есть свои бзики и, когда он начнет возвеличивать свое боевое прошлое и своих коллег, а нас, нынешних, легонечко вышучивать, не следует ни обижаться, ни лезть в дискуссии. Зря предупреждали. Я и сам прекрасно знал за нашими седенькими ветеранами этот пунктик. Конфликт поколений своего рода, понимаете ли. Отцы и дети, так сказать. Любили они при всяком удобном случае почирикать, что нам, молодым с нашей техникой и организацией, все достается очень уж легко. А у них, мол, были исключительно три " Н": ноги, нюх, наган... Я привык. При некотором навыке и опыте можно все это грамотно свести на нет...

В общем, у нас с ним общение наладилось.

Болтали о том о сем, а попозже, когда хорошо посидели и размякли, отчего-то зашел разговор о всякой чертовщине. И выяснилось, что никто из присутствующих ни с чем подобным сам не сталкивался - но почти все от кого-то заслуживающего доверия что-то такое слышали...

И разговор на эту тему затянулся настолько и приобрел такой накал, что наш дедок, изрядно клюкнув, откровенно повелся. Начал с многозначительных оговорочек, а потом он, не выдержав, уже открытым текстом выдал, что он нас, молодых, и тут обошел. Потому что сам Видел в двадцать восьмом такое...

Привожу по памяти, как запомнилось. Его манера выражаться подзабылась, уж извините, но детали и смысл постараюсь передать точно, без всякой отсебятины.

" Гнали мы по тайге есаула Калашина. В двадцать восьмом. Собственно говоря, был он такой же есаул, как и я, - по достовернейшим сведениям, выше вахмистра он не поднялся ни в царских казаках, ни у Семенова. Нравилось ему, видите ли, есаулом именоваться. Совсем другой коленкор, ежели атаман - есаул. Ну, что-то в этом есть верное...

Вражина был тот еще. Умный, хитрый, осторожный. С тех самых пор, как семеновцев вышибли за границу, лазил из-за кордона по пять раз в год. С небольшой, хваткой бандочкой.

Очень он был зол на Советскую власть, потому что потерял много. Много... Батька его имел и табуны, и торговлю с Китаем, и хар-рошие кубышки были прикопаны. За все за это батьку в свое время к стенке и поставили, что Калашину ангельской кротости не добавило...

Шесть лет не могли мы повязать эту паскуду.

Шестерок перешлепали и взяли немеренно, и пару-другую, как бы это выразиться, атаманских штабистов, вот только сам ни в одну ловушку ни разу не влез, и своих к нему внедрить не удавалось. С Лубковым было попроще.., слышали про Лубкова? То-то. Удалось втиснуть к нему надежного человека, и угостил он Лубкова из маузера, ради исторической точности - в спину, ну, да с бандитом все средства хороши...

Отдельные элементы, не изжившие поповские предрассудки, украдкой болтали, что этот самозваный есаул душу продал черту В промен на неуловимость и удачу. И особенно эти шепотки распространились, когда с ним из-за кордона стала приходить какая-то баба. По-научному, любовница, а по-простому, по-мужицки - евонная блядь. О ней у нас были некоторые сведения, без точного описания внешности. Говорили, тоже казачка, из харбинских. И еще говорили, что она-то и есть колдовка, по-городскому - ведьма. Что якобы она Калашина с самим сатаной и свела, а дальше понятно - договор с подписью кровушкой и все прочее...

Красивая, молодая. Но - с-сука! Распоследняя сучня. Зверствовала не хуже мужиков. Причем, когда лютовали, мужиков не трогала, ей было в особенное удовольствие примучить девку. Бывало, они сельских комсомолок захватывали, учительницу, один раз к ним попала инструкторша из райкома... Какими мы их потом находили - это, милая моя молодая смена, разговор не для застолья плотно покушавших людей. Скажу только, что видывал я в жизни многое, а такого... Мстила, ага. Кого-то мы у нее прислонили к стеночке, близкую родню, и не одного человека. И она, изволите видеть, клятву давала о зверском мщении, чуть ли не на сабле и при большом стечении белоказачни. Атаманша, бля...

Ясно было, что баба отчаянная. Точно было известно, что валяет ее один Калашин, а остальные не смеют и облизнуться - убьет. Вот этой детали я лично верю вполне: такая убьет и не поморщится...

И однажды, хорошие мои, нам их укрытку сдали! Неважно, кто, почему и по каким мотивам.

Сами знаете, сколько людей - столько и, мотивов.

Дело не в мотивах, а в результате...

Мы двинули в тайгу несколькими группами.

И натакалась на ту избушку как раз наша. Пятеро нас было, было нас немало... Так в песне поется. Был у меня товарищ в транспортной чека на Украине, Еся Ляндрус, вот он эту песенку и пел постоянно. Одним словом, получилось по песенке. Пятеро нас было, было нас немало...

А их - всего трое, ага! В точности как нас и предупреждали. Калашин, эта его Любка и один китаеза, он у Калашина был и за адъютанта, и за палача, и особенно за охранника.

На рассвете мы избушку тихонечко обложили.

Китаеза для нас особенного интереса не представлял, и потому его сразу шлепнули, как только понеслось, чтобы проще было работать. А есаула самозваного и Любочку скрутили тепленькими и абсолютно невредимыми. Обыскали, связали, на пол в избушке положили, нагляделись вдоволь, и были мы, ребята, сами понимаете, на седьмом небе - который год все ловили эту гниду, а довелось повязать именно нам. Дело даже не в том, что за него, за живого серьезно обещали Красное Знамя всем участникам захвата. Тут уж дело в гоноре и принципе, что вам объяснять...

Калашин сам по себе был - ничего особенного. Ну, кряжистый, ну, бородатый, как цыган, ну, когда на свободе и при власти, выглядел орлом и соколом... Ну и что, мало ли таких?

А вот его Любка... Ребята, ну это была баба...

Это надо видеть. Казачка, точно. Волосы - вот досюда. Глаза - во! Грудяшки гимнастерочку распирали. Чего ни коснись - все у нее на " во": фигура, грудь, жопа, мордаха...

Командиром у нас был товарищ Дубов. Надежнейший товарищ, из балтийских. Не с " Авроры", это стопроцентно, но с какого-то кораблика лишь самую малость пониже революционным рангом.

Почти такого же заслуженного. Правильный был человек. Беспощадный к врагам и готовый душу отдать за братьев по классу.

Все мы на нее смотрели, ощущая, что зубы ноют, а первому эта идея пришла в голову товарищу Дубову. Посмотрел он, как связанный есаул зубками поскрипывает, и сказал что-то вроде:

- А что, господин есаул, ваше степенство, сладенько было эту проблядь драть от всей кобелиной удали? Я так полагаю, что весьма даже сладко.

Только вот что я тебе скажу, контра: больше ты в своей жизни никого драть не будешь, это уж точно, потому что жить тебе, гниде, ровно столько, сколько отзаседает трибунал. И твоей Любке тоже.

А напоследок, чтобы тебя, паскуду, еще круче проняло, мы твою Любочку впятером на твоих глазах отхарим со всем усердием. Чтобы смотрел и завидовал, твердо зная, что самому никого уже драть не придется...

И мы поняли, что он не шутит. Скажу вам откровенно, эта мысль всем понравилась. Во-первых, девка была недюжинная, а во-вторых, за ней, как и за ее кобелем, накопилось столько грехов, что пули для нее было маловато.

Товарищ Дубов свои мысли, чего бы они ни касались, любил претворять в жизнь незамедлительно. Мы ему быстренько помогли: нашли пару костылей, вколотили в пол, руки ей привязали вроде распялки, шаровары с нее сняли, кальсоны тоже, а гимнастерку товарищ Дубов снимать пока не велел. Повернулся к есаулу и, весьма недобро улыбаясь, пояснил:

- Гимнастерку я на ней рвать буду Чтобы орала и брыкалась. Так мне приятнее, а тебе, гнида, мучительнее переживать...

Любка лежит, спокойная, сука, в лице ни кровинки, но не плачет, не причитает - не тот жизненный типаж... Говорит Дубову:

- Баб в жизни имел много?

Дубов, с этакой матросской лихостью приосанившись, отвечает, не задумываясь:

- - Ну, конечно, меньше, чем хотелось бы, если откровенно - но все ж изрядно. Жаловаться грех.

А Любка:

- Отбегался, флотский. Я - даже не твоя последняя баба. Я - твоя смерть.

Мы так и покатились. А товарищ Дубов, не полезши за словом с карман, отвечает:

- Это отчего же, грудастая? Ходят, конечно, слухи и сказки, что бывает мокрощелка с зубами, но сомневаюсь я что-то... А впрочем, долго ли проверить?

И полез ей пятерней в то самое устройство.

Встал с корточек, пальцы небрежно вытер о есаула и ухмыляется:

- Ни единого зуба, если кому интересно...

Она лежит, вся белая, губы в ниточку, глазищами обжигает. И повторила, разборчиво, медленно:

- Я - смерть твоя...

Товарищ Дубов, не моргнув глазом:

- Если ты, приятная, имеешь в виду нечто венерическое, так я все это сколько раз подцеплял, столько и лечил. Перебедую... Ну ладно, ребята, начнем, благословясь? Калашин, ты смотри внимательно, вдруг да окажется, что чего-то ты не умел...

Потом отозвал в сторонку меня и Петю и тихонечко распорядился:

- Ребята, идите наружу и поглядывайте в оба.

Как бы остальные не подкрались. Вполне возможный оборот. Может, она под смертью то и имела в виду, что часть банды где-то поблизости, и подкрадется, пока мы все вокруг нее будет колготиться... Идите, ребята, покараульте. На вашу долю хватит, слово даю, Он нас спас, ребята, этим приказом, ясно вам?

Мог ведь выбрать в караул и других...

Мы с Петей вышли. Достали наганы, проверили, прикинули, где будем прохаживаться, чтобы нас не было заметно тому, кто решит подкрасться...

И вот тут в избушке полыхнуло!

Без всякого грохота, без малейшего звука. Просто-напросто внутри полыхнуло - жутким белым сиянием, ослепительно белым, таким, что не подберешь сравнений. Высветило каждую щелочку меж бревен, каждую дырку от сучка. Если бы мы стояли к избе лицом, вполне вероятно, что и ослепли бы. А мы были - вполоборота, видели краем глаза. Но все равно круги перед глазами пошли, ничего вокруг не было видно чуть ли не минуту..

Ка-ак мы отпрыгнули! Упали в мох. А когда проморгались, когда опомнились - избушки уже не было. Рушилась она, понимаете? Как построенный из спичек домик. Бревна уже черные, обгорелые, словно бы истончившиеся, дым от них, горло дерет...

А впрочем, дыма было мало, и он очень быстро развеялся. Осталось полное и законченное пожарище самого классического облика - обугленные бревна горой, паленым пахнет...

Судите нас, как хотите - начальство, между прочим, не судило - но мы туда, внутрь не полезли. Подошли поближе, заглянули, увидели костяки - черные, обгорелые, без шматка мяса - потрогали их палками... Сели на лошадей и дунули в город.

Из города вскоре вернулись с обильной подмогой. Там все переворошили на сто кругов. Нашли пять костяков, по числу всех, кто оставался в избушке. Вид у них был такой, словно покойников не менее суток жгли на огромном костре, пока от них не остались одни косточки. А от вещей и оружия, что были с людьми, почти ничего и не осталось.

Как доложили? А вы бы как доложили, товарищи молодая смена? Неужели так, как все было на самом деле? Пардон-с, позвольте крепко усомниться... Родные мои, кому хочется выглядеть умалишенным? Что бы нам в ответ начальство сказало на рассказ о нелюдском свете, который был поярче солнца и избушку вместе с людьми превратил в труху вмиг? То-то...

Пока ехали, мы с Петей успели кое-что обмозговать. И начальнику доложили нечто более приближенное к материалистическому видению жизни. Сказали, что, по нашему разумению, этот самый взрыв в избушке - взрыв, взрыв, а как иначе?! - произошел оттого, что то ли атаман, то ли его проблядь сумели затаить в одежде гранату, а потом ухитрились рвануть кольцо. В избушке, надо полагать, имелись бутыли с керосином, а то и привезенный из-за кордона для диверсий динамит - и потому зимовье разнесло вмиг...

Начальник поверил. А впрочем... Кто его знает.

К нему-то как раз и стекались все сведения об этой Любке - и среди ребят упорно ходили слухи, будто иные заагентурные источники рассказывали как раз о всяких Любкиных колдовских штучках...

Темное дело. С нами никто не советовался и ни во что нас не посвящал. Только потом начальник, случалось, поглядывал на меня этак искоса, пытливо, и порой, хоть ты тресни, казалось, что вот-вот сядет и предложит поговорить по душам, без субординации и материализма...

Нет, так и не стал. Но мне не раз казалось...

Вот такая история. Да, а Знамена нам с Петей все же дали, как и обещали. Москва выразилась ясно: тому, кто живым или мертвым... Дали, не обманули. И больше никакой чертовщины со мной в жизни не случалось.

А это белое пламя до сих пор перед глазами.

Каждая щелочка меж бревен просвечивала, каждая дырочка от сучка выглядела, словно за ней пылает белое солнце...

И на самом деле, конечно, не было там ни гранат, ни керосина, не говоря уж о динамите.

Мне в жизни пришлось повидать немало и разных взрывов, и разных пожаров. Говорю вам со знанием дела - такое я видел единожды в жизни. И прекрасно. Одного раза с меня хватило - во как!

А кто она была, Любка, что умела и почему так смогла... Вот тут уж я голову ломать не намерен.

И тогда не ломал, а уж теперь тем более. Бывает на свете всякое... В глуши особенно Там его, как выражался один умный человек, побольше осталось..."

Вот такая была история. Самое интересное, судя по реакции местных товарищей, они это от старика слышали впервые, ошибиться я не могу.

Потом, когда мы расходились и они провожали меня в гостиницу, меня чуточку удивило, что никто эту историю не обсуждает. Ни в каком контексте. Каюсь, я решил над стариком подшутить - дескать, чудит ветеран, лапшу на уши вешает, в Мюнхгаузены подался на старости лет...

И знаете, что меня проняло? Никто из троих меня не поддержал. Лица у них были, прямо скажем, странноватые, у меня даже закралась идиотская мысль, что они верят. Один так и сказал:

- Матвеич, конечно, человек непростой, но сколько я его знаю, никогда он не был любителем травить байки. Вот это уж точно. Не водится за ним такой страстишки...

Понимаете? Сам я, честно говоря, до сих пор не знаю, как к этому мемуару относиться. Но местные опера, полное впечатление, старику поверили.

Черт его знает...

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.