Социальный конструктивизм бедности в государстве всеобщего благоденствия

В качестве образца четвертого варианта объяснения бедности является распространенная сегодня концепция социального исключения, принявшей вид зонтичной, то есть покрывающей множество социальных и экономических проблем. Несмотря на здоровую критику, указывающую на отсутствие разработанной теории социального исключения в рамках отдельных дисциплин (Oyen, 1997), несомненным ее достоинством является фокус на структуры возможностей и на процесс производства социальной позиции через взаимодействие индивида и общества.

А. Сен, экономист, лауреат Нобелевской премии, попытался упорядочить данную концепцию, составив перечень основных черт современной бедности[8]. Первая черта вытекает из определения бедности не просто как состояния нехватки средств, а как бедные условия жизни, только одной из причин которых является низкий доход, а в комплексе причин - лишение возможности (capability deprivation) следовать минимально допустимому уровню жизни. Например, исключение от возможностей занятости или получения кредита ведет к экономическому обнищанию (обеднению), что в свою очередь может вести к депривации (лишениям). Таким образом, социальное исключение – это инструментальная причина разных возможностей неудач ( Sen, 2000: 5). Вторая черта – реляционные (относительные) характеристики депривации (лишения/ сокращения) возможностей, а потому опыта бедности. Бедность появляется тогда, когда нет возможности следовать принятым социальным практикам без ущемления себя. Например, голод в традиционных обществах может быть следствием не недостатка пищи для личного потребления, а ее нехваткой в связи с традицией обмениваться продуктами. Чтобы не испытывать стыда, приходиться следовать этой традиции, и голодать. Третья черта – это связь с социальной политикой и вопрос не только социального исключения, но и неудачного включения (unfavorable inclusion). Для практического решения вопроса А.Сен предлагает выявлять все возможные формы социального исключения как лишения возможностей. Сен приводит широкий спектр проявлений такого исключения: от универсального (низкий уровень образования), до национального, вызванного низким уровнем экономического развития. При этом уделяет особое внимание азиатской социальной и экономической политике, специфической, но не менее успешной в преодолении исключения. В отличии от западной модели социальной политики, укорененной в принцип laissez-faire, в Японии и Юго-Западной Азии помимо рыночных, чисто экономических мер, полагаются и на широкие государственные программы в преодолении бедности и исключения: доступное массовое образование, в том числе базовое экономическое, доступность кредитов и т.п. По мнению Сена, задача новой социальной политики, политики против исключения – это приспособление многочисленных, уже имеющихся институтов для выполнения задачи включения.

Попытки обобщить социологический опыт анализа социального исключения и бедности предприняты коллективом европейских социологов[9] (Woodward & Kohli, 2001: 1-17). Они выделяют три широких дискурса, формирующих концепцию исключения/ включения в социологии: социальных проблем и неравенств, социальной интеграции и порядка, институционального механизма социального членства (гражданства). Каждый из них заполняет бреши классических объяснений социального неравенства и бедности, поскольку традиционные вертикальные модели классового деления, основанные на позиции в системе производства (рынка труда), не в состоянии описать и объяснить различия позиций тех, кто находится внутри и вне производства (рынка труда). Отсюда делается акцент на динамическое взаимодействие структурных факторов с переменными социального неблагополучия (непривилегированности – social disadvantage), выраженные, например, в гендерной позиции, этничности или гражданском статусе (Woodward & Kohli, 2001: 2-3).Исключение представляется как многомерный и кумулятивный (совокупный) процесс взаимодействия и взаимовлияния различных факторов.Безработица и ситуация на рынке труда по-прежнему остаются в центре внимания, но уже наряду с другими проявления исключения: низкий уровень образования, уязвимые или нестабильные (vulnerable) семьи, инвалидность, плохое здоровье, сочетание бездомности с этничностью в определенных местах проживания и т.д. Общий лейтмотив исследований в рамках данной теоретической перспективы - стремление ответить на вопрос о том, в какой степени социальное неблагополучие (непривилегированная позиция) является все еще результатом позиции на рынке труда и трудовых практик, или же оно все в большей степени определяется новыми формами неравенства (Scott, 2001: 127-146).Иными словами, риторика социального исключения косвенным образом отражает глобальные социальные изменения: разрушение трудовых контрактов (wage-earning contracts) и режимов социального обеспечения, тесно с ними связанных, – и пытается прояснить современные институциональные изменения. Несмотря на структурную ангажированность, сторонники данного направления отводят особое внимание и индивидуальной активности, подчеркивая, что структурное исключение всегда предполагает индивидуальное включение и наоборот. В социальной политике отстаивается принцип «включения» групп, исключенных по самым разным основаниям.

Смена приоритетов в политике и науке: отступление от классовых вопросов, - знак усиления представительства в политике интересов не только рабочего класса, но других социальных субъектов, в частности общественных движений – феминистского, экологического, антиглобалистского и т.п. [10]. Помимо чисто политического баланса здесь и усиление государственного влияния на реализацию гражданских прав.

В целом концепция социального исключения следует конструктивистской традиции, для которой характерно представление о множественной связи системы и неравенства, о конструировании бедности, в том числе через знание и политику, а отсюда признание невозможности ее полного преодоления. Но в отличие от предыдущего варианта объяснения здесь рассматриваются различные комбинации структур ограниченных возможностей, заставляющих индивида действовать недостижительским образом. Сторонники этого направления сходятся во мнении, что современные структуры возможностей не столь иерархичны как прежде, и уже не связаны лишь с рынком труда. Они стремятся представить комбинацию различных социальных позиций и рассмотреть влияние действий, как со стороны государства, так и со стороны гражданского сообщества на расширение возможностей, на преодоление ситуации социального исключения. Следует отметить, что практическое действие индивидов – вторая, составляющая социального исключения, основу которой чаще всего видели в регулирующей роли государства – в данной перспективе пока остается на периферии, хотя и сознается значимой. В преодолении этого пробела видится наша задача.

Итак, все четыре объяснительных модели могли бы быть применимы к анализу ситуации в России. Модель «культуры бедности» – вполне годится для описания «привыкания значительной части наших соотечественников к бедности, включение их в культуру бедности. Все серьезные отечественные и зарубежные ученые подтверждают эту опасную тенденцию < > - увеличивающаяся масса экономически неактивных людей, зависящих от социальной помощи, делает общество социально разобщенным» (Шкаратан, 2003: 44). Модель классовой эксплуатации – может быть эффективна в условиях тотального распространения бедности на работающих. Модель стилей и рисков бедности – скорее подходит для развитых капиталистических обществ, хотя существует точка зрения, что Россия движется не от социализма к капитализму, а развивает эксполярную экономику, расширяя неформальные отношения и связи (Шанин, 1999: 11-33). А это вполне вписывается в рамки глобальных процессов в виде «сетевого общества», «гибкой специализации», «индивидуализации» и т.п. В этом смысле вполне можно определить изменения, происходящие в России как движение в сторону от формирования вертикальных классовых иерархий, в направлении, ведущем к горизонтальным взаимозависимостям. И можно согласиться с иронией М.Буравого, что в России «реакцией на крах наиболее модернистского из имевшихся проектов (плановое общество) стал переход к наиболее постмодернистскому, эгоцентричному миру» (Буравой, 2003: 20). Модель социального исключения – больше подходит для обществ, где на место вертикальной стратификации приходит горизонтальная, связанная с разнообразными формами дискриминации семей от основных механизмов интеграции, а не принадлежностью к заведомо бедным классам, например, неквалифицированным рабочим. Из-за отсутствия массовых выступлений классового характера признается ограниченность подходов, разработанных для классовых обществ и большая адекватность концепций горизонтальной стратификации, индивидуализации рисков и социальной эксклюзии (Тихонова, 2003: 94-95).

При весьма высоких гипотетических шансах объяснить воспроизводство бедности в России в этих моделях есть несколько общих недостатков: они не учитывают специфики трансформационного процесса и не объясняют, каким образом в недрах «старого» формируется «новое», как старые структурные позиции трансформируются в новые под влиянием практического действия людей. И все же последний вариант совмещения структурных ограничений и индивидуального поведения, на наш взгляд, является наиболее продуктивным для анализа причин бедности в современной России. Во-первых, в ситуации нестабильности и складывания нового социального порядка он позволяет рассматривать различные комбинации структурных ограничений, как связанные с прежней структурой неравенства, так и вызванные появлением новой. Во-вторых, несмотря на споры о том, какие социальные позиции складываются в России: классовые или неклассовые - очевидно, что они формируются посредством реагирования людей на изменения условий существования. Сохранение рабочего места или поиск другого, повышение образования или смена специальности, обращение за государственной поддержкой или выращивание картофеля на подсобном участке – различные примеры активного участия россиян в производстве социальных позиций и траекторий социальной трансформации.

ЛИТЕРАТУРА

Буравой М. Развернутое монографическое исследование: между позитивизмом и постмодернизмом.// Рубеж. 1997. №10-11. С.154-176; Burawoy, M. The Extended Case Method // Sociological theory. 1998.Vol. 16. N.1. P. 4-33

Буравой М. Великая инволюция: реакция России на рынок // На пути к рыночной экономике: социальная практика регионального развития. / Под ред. В.Н. Лаженцева. Сыктывкар: КНЦ, 2003. С.13-54

Давыдов Ю.Н., ред. (1990). Современная западная социология. Словарь. М.: Изд-во политической литературы, 1990

Маркс К. (1960a) Капитал. Кн.1.// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.23. С.43-784. М.: Издательство политической литературы, 1960

Маркс К. (1960b) Экономическая рукопись 1861-1863 годов. Процесс производства капитала.// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.47. С.3-612. М.: Издательство политической литературы, 1960

Спенсер, Г. (1906) Социальная статика. Изложение социальных законов, обусловливающих счастье человечества. Спб., В.Врублевский, 1906

Тихонова Н.Е. Феномен городской бедности в современной России. М.: Летний сад, 2003

Шанин Т. (1999) Эксполярные структуры и неформальная экономика современной России // Неформальная экономика. Россия и мир / Под ред. Т. Шанина. М.: Логос, 1999. С. 11-32

Шкаратан О.И., ред. (2003). Государственная социальная политика и стратегии выживания домохозяйств / Под ред. О.И. Шкаратана. М.: Государственный университет, ВШЭ, 2003

Энгельс Ф. (1960a) Положение рабочего класса в Англии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.2. С.231-517. М.: Издательство политической литературы, 1960

Энгельс Ф. (1960b) Развитие социализма от утопии к науке // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19. С.185-230. М.: Издательство политической литературы, 1960

Ярошенко С. Синдром бедности // Социологический журнал. 1994. № 2. С.43-50

Bessant, Judith, Hil, Richard and Watts, Rob. (2003). “Discovering” risk. Social research and policy making. New York: Peter Lang.

Bottomore T. (1984) Sociology & socialism. New York: St. Martin's press, 1984 - 212p.

Cheal, David J. (1996). New poverty: families in postmodern society. London: Greenwood press.

Foucault, M. (1972). Truth and power. In C. Gordon (Ed.), Power/ knowledge: Selected interviews and other writings, 1972-1977, edited by Colin Gordon (pp. 109-133). New York: Pantheon.

Gore, Charles and Figueiredo, Jose B. (ed) Social exclusion and anti-poverty policy. Geneva: International institute of Labour studies, 1997.

Hannerz, Ulf. (1992). Cultural complexity: studies in the social organization of meaning. New York: Columbia university press, 1992

Haraway, D. (1988) Situated knowledges: The science question in feminism and the privilege of the partial perspective. // Feminist studies. Vol.14: 575-599

Katz M.B. (1993) The underclass debate. Views from history. Princeton: Princeton University press, 1993

Katz M.B. (2001). The price of citizenship: redefining America’s welfare state. New York: Metropolitan Books

Lewis, O. (1965) The culture of poverty // Poverty in America / Ed. by L.Ferman, I.Kornblun, A.Haber. University of Michigan press, 1965. P.405-419

Lewis, O. (1959) Five families: Mexican case studies in the culture of poverty. New York: Basic Books, 1959. 351p.

Lewis, O. (1968a) La Vida. New York: Random House, 1968. 669p.

Lewis, O. (1968b) A study of slum culture. New York: Random House, 1968. 240p.

Oyen, Else. (1997) The contradictory concepts of social exclusion and social inclusion. In: Social exclusion and anti-poverty policy, edited by Charles Gore and Jose B. Figueiredo. Geneva: International institute of Labour studies.

Sen, Amartya. Social exclusion: concept, application and scrutiny. Social development papers. No. 1. Asian Development bank, 2000

Scott, John. (2001). If class is dead, why won’t it lie down? In: Woodward, Alison and Kohli, Martin, eds. Inclusion and exclusion in European societies. London and New York: Routledge. P. 127-146

Sprague, Joey & Kobrynowich, Diane (1999) A feminist epistemology // Chafertz, Janet Saltzman, ed. Handbook of sociology of gender. New York: Kluwer academic. P. 25-43

Trasher F.M. The gang. Chicago: University of Chicago, 1927

Venkatetesh, Sudhir Alladi. (2000). American project: the rise and fall of a modern ghetto. Cambridge: Harvard University press.

Wilson, William Julius. (1987). The truly disadvantaged: The inner city, the underclass and public policy. Chicago: University of Chicago press.

Woodward, Alison and Kohli, Martin, eds. (2001). Inclusion and exclusion in European societies. London and New York: Routledge.

Wright, Erik Olin (1994) Interrogating Inequality. Essays on Class Analysis, Socialism and Marxism. London, New York: Verso, 1994

Wright, Erik Olin (1997) Class counts. Comparative studies in Class Analysis. New York: Cambridge University Press, 1997

Whyte, William Foot. (1943). Street Corner Society. Chicago: University of Chicago Press.

[1] Ярошенко Светлана Сергеевна - кандидат социологических наук, заведующая сектором экономической социологии Института социально-экономических и энергетических проблем Севера Коми научного центра Уральского отделения РАН (ИСЭиЭПС КНЦ УрО РАН). Адрес электронной почты – s_yaroshenko@yahoo.com

[2] Эпистемология социологического знания и логика выстраивания объяснений зависит от базовых научных принципов, лежащих в основании позитивизма: (1) объективность, (2) надежность, (3) повторяемость, (4) репрезентативность, - которые оспаривает постмодернизм или феминистская критика и развивает герменевтическая (интерпретативная) наука (Буравой, 1998). В последней традиции суть многозначных явлений, в том числе бедности, во многом определяется их восприятием, наделением особого смысла или значения. В радикальном выражении, которое демонстрирует феминистская критика позитивизма, вместо эпистемологии факта появляется эпистемология представлений, где реальность конструируется через дискурс (или знание укоренено в практике) (Sprague & Kobrynowicz, 1999: 27). Поэтому объективность – результат процесса познания, то есть активного взаимодействия объекта и субъекта познания (Foucault, 1972; Haraway, 1988).

[3] Биологизаторское направление социальной мысли XIX века, предполагавшее применение принципов естественного отбора к социальной жизни, а потому признававшего закономерным социальное неравенство и бедность, приоритет личной ответственности и государственного невмешательства (Давыдов, 1990: 76-77).

[4] Анализ эволюции субкультурного похода в социологии бедности см.: Ярошенко, 1994

[5] В качестве современных примеров следования данной теоретической традиции можно привести работы Ulf Hannerz (Hannerz, 1992) и Sudhir Venkatetesh (Venkatetesh, 2000).

[6] Понятие, введенное Фуко в начале 70-х годов, означает экспертное (стратегическое, властное) управление одних людей поведением других через знание, то есть существование социального контроля, реализующего, например, интересы среднего класса и патриархальной власти мужчин (Foucault, 1972).

[7] Более ранние его публикации – “The gift economy” (1988), “Family and the state theory” (1990).

[8] Как экономист он следует путем методологического индивидуализма, за что критикуется как противник welfarist (структурной, условно) концепции (Gore, 1997: 9). Кстати, сам Сен с этой критикой соглашается, считая, что он своим подходом стремится объяснить социальные причины индивидуальной депривации.

[9] Работа выполнена под руководством Алисон Вудвард, она - профессор социологии и директор центра женских исследований при Брюссельском вольном университете, а также Мартина Коли, он - профессор социологии Берлинского университета, бывший президент Европейской социологической ассоциации в 1997-99 годах.

[10] Успех общественных движений отражается как в смене ориентиров европейской социальной политики, так и в ее социальных последствиях: снижении уровня бедности среди целевых групп социального обеспечения. Из числа последних открытий - развенчивающих старые научные мифы относительно «экономической зависимости» тех, кому помогают – сокращение дистанции между чернокожими и белыми женщинами по уровню участия в рабочей силе, занятости на так называемых «беловоротничковых» рабочих местах и размерам заработной платы. Эти последние данные о динамике расового неравенства в Америке приведены М. Катцем, профессор истории Принстонского университета США, признанного историка городской бедности и автора известной книги «Споры по андеклассу» (Katz, 1993), а также недавно вышедшей книги «Цена гражданства» (Katz, 2001).