Очень хорошая параллель. Стоппард предложил смелую интерпретацию«Гамлета» и не проиграл, а вы совершили «революцию» с другим произведением Шекспира!

— Ну, значит, я уже не оригинален. Когда я начал рисовать, мне пришла в голову совершенно другая концепция. Я вдруг подумал: а что, если все построить на архитектурных формах, а персонажей практически убрать? Например, драка Меркуцио и Тибальда выглядела бы как ноги-головы-шпаги, фрагментарно просматривающиеся из-за фонтана, занимающего основную часть иллюстрации. Стало бы больше загадки и пространства для фантазии! Но были готовы уже пять иллюстраций, и я подумал: «А свежа ли идея?». Начал искать, делал ли уже кто-то подобное. Оказалось, это уже было, я вздохнул и продолжил делать так, как начал.

…Думаю, ни авангарда, ни умничания в моих иллюстрациях нет. Они просты и, как мне кажется, приятны глазу. Нет ничего, что отпугнуло бы неизощренного, совсем неподготовленного читателя.

Это папа Джульетты. Он у меня получился слегка в гольбейновском ключе и похож на Генриха VIII. Речь идет о продолжении рода — Капулетти требует от дочери повиновения. И, поскольку в традиции все было прямолинейно и грубо, я и изобразил его таким кабаном, «вместилищем ценных жидкостей фамилии».

Не боитесь ли вы, что усложнив язык иллюстрации, тем самым отсекли часть читательской аудитории?

— Мне бы хотелось быть чуть условнее, но уходить с понятного большинству уровня восприятия, когда половина потенциальных читателей может сказать: «Что он тут нарисовал, ничего непонятно!», мне почему-то страшно.

— Это королева Мэб, — продолжает Владислав. Меркуцио и Ромео рассуждают, что скоро ночь и большинство добропорядочных веронцев посетит королева Мэб — маленькая фея, которая ездит в упряжке с кучером-комаром, рассыпая золотой песок на спящие-сопящие носы. Красавице снятся грёзы любви, крепкому солдату — девица, вельможе — поклоны, судье — взятки. Ночью всем правит королева Мэб.

Как бы вы прокомментировали зрителям свою серию работ к «Ромео и Джульетте»?

— Абсолютно портретные персонажи с минимумом условностей и декоративных ходов, хотя есть несколько рисунков, в которых достаточно сложно разобраться. Я не могу иллюстрировать каждый интересный сюжет просто потому, что иллюстрации должны стоять через равные промежутки в тексте. Может быть три страницы подряд с большим количеством занимательных мизансцен, а дальше десять страниц рисовать нечего. Поэтому очень часто место, где должна быть иллюстрация попадает на то, что трудно изобразить. Например, главный герой пространно размышляет о недостижимости любви, судьбе-злодейке и вражде двух семейств. Ну как эти терзания нарисовать?

Ваши рисунки наполнены изысканными аксессуарами эпохи, архитектурными, костюмными и даже музыкальными. Например, глядя на этот восхитительный инструмент, так и хочется спросить, что это за красота?

— Это абсолютно реальный музыкальный инструмент. Он назывался теорба — басовая лютня с двумя грифами. Знаете, какие безумно красивые были инструменты во времена Ренессанса и барокко? Все эти серпенты и цинки, теорбенфлюгели и клавиорганумы, виолы да гамба и виолы д’аморе, лютни и колёсные лиры. Все они имели свои неповторимые голоса.

Например, в скрипичной группе было девять инструментов. Сейчас осталось только четыре — контрабас, виолончель, альт и скрипка. Трубы были не только медными, но и деревянными квадратного сечения — корнеты, они имели просто потрясающий звук, не имеющий ничего общего с нынешними граммофонными раструбами. Концерты были камерными, оркестр играл в маленьких залах для 10− 15 человек, и не нужно было озвучивать стадион. В то время играли ослабленным серповидным смычком, и можно было пальцем, варьируя натяжение смычка, брать на скрипке или виоле аккорды. Сейчас так могут играть только виртуозы, а раньше это было очень просто из-за того, что смычок облекал все четыре струны. Ещё я вдохновлялся гравюрами Якоба де Гейна и Хендрика Гольциуса.