Первый неприятель Бима

Прошло лето, веселое для Бима, радостное, заполненное дружбой с

Иваном Ивановичем. Походы в луга и болота (без ружья), солнечные дни,

купание, тихие вечера на берегу реки - что еще надо любой собаке? Ничего

не надо - это точно.

При тренировке и натаске они встречались и с охотниками. С этими

знакомство происходило незамедлительно, потому что с каждым человеком была

собака. Еще до того, как сходились хозяева, обе собаки бежали друг к другу

и коротко беседовали на собачьем языке жестов и взглядов:

" Ты кто: он или она? " - Спрашивал Бим, обнюхивая соответствующие

места (конечно для проформы).

" Сам видишь, чего и спрашивать", - отвечала она.

" Как жизнь? " - Весело спрашивал Бим.

" Работаем! " - Взвизгнув, отвечала собеседница, кокетливо подпрыгнув

на всех четырех лапах.

После этого они мчались к хозяевам и то одному, то другому

докладывали о знакомстве. Когда же оба охотника усаживались для разговор в

тени куста или дерева, собаки резвились до того, что язык не умещался во

рту. Тогда они ложились около хозяев и слушали тихую задушевную беседу.

Другие люди, кроме охотников, для Бима были малоинтересны: люди, и

все. Они хорошие. Но не охотники же!

А вот собаки, эти - разные.

Однажды в лугу встретился он с лохматенькой собачкой, вдвое меньше

его, черненькая такая. Поздоровались сдержанно, без кокетства. Да и какое

уж там кокетство, если новая знакомая на обычный для таких случаев

перечень вопросов отвечала, лениво взмахивая хвостом:

" Я есть хочу".

У нее пахло изо рта мышонком. И Бим спросил удивленно, обнюхав ее

губы:

" Ты съела мышь? "

" Съела мышь, - ответила та. - Я есть хочу". И принялась грызть белый

узловатый корень камыша. Бим хотел попробовать камышовый корешок, но она,

протестуя, сказала все то же:

" Я есть хочу".

Бим подождал сидя, пока она догрызла все, и пригласил ее с собой. Та

пошла беспрекословно, притрухивая за ним, взлохмаченная, но чистая

(видимо, любила купаться, как и большинство собак, отчего летом они и не

бывают грязными, даже бездомные). Бим провел ее к хозяину, издали

следившему за знакомством своего друга. Но Лохматка не поверила сразу в

чужого человека, а села поодаль, несмотря на то, что Бим перебегал от

хозяина к ней и обратно, зовя ее, убеждая. Иван Иваныч снял рюкзак, достал

оттуда колбасу, отрезал маленький кусочек и бросил Лохматке:

- Ко мне, ко мне, Лохматка. Ко мне.

Кусочек упал метрах в трех от нее. Она, осторожно переступая,

дотянулась, съела его и села тут же. Со следующим кусочком приблизилась

еще. А потом ела уже у ног человека, даже позволила погладить себя, хотя и

с опаской. Бим и Иван Иваныч отдали ей все колечко колбаски: хозяин бросал

куски, а Бим не мешал Лохматке есть. Все обыкновенно: брось кусочек -

подойдет ближе, брось второй - еще ближе, с третьим, четвертым - уже у ног

окажется и будет служить верой и правдой. Так думал Иван Иваныч. Он ощупал

Лохматку, потрепал по холке и сказал:

- Нос холодный - здоровая. Это хорошо. - И дал команду обоим: - Поди,

поди!

Лохматка не понимала таких слов, но когда увидела, как Бим взвился

челноком по траве, то сообразила: надо бегать. И конечно, они взыграли по

собачьи так, что Бим забыл даже, зачем он тут находится. Иван Иваныч не

возражал, а шел себе и шел, посвистывая.

До города Лохматка сопровождала без никаких, но на окраине неожиданно

села сбоку дороги и - ни с места. Звали, приглашали - не идет. Так и

осталась сидеть, провожая их взглядом. Ошибся Иван Иваныч - не каждую

собаку можно купить на приманку.

Бим не знал и знать не мог, что у Лохматки тоже были хозяева, что

жили они в своем маленьком домике, что улицу ту, где был домик, всю

снесли, а хозяевам Лохматки дали квартиру на пятом этаже во всеми

удобствами.

Одним словом, Лохматку бросили на произвол судьбы. Но она нашла таки

и тот новый дом, и дверь хозяина, а там ее побили и прогнали. Вот она и

живет одна. По городу ходит только ночью, как и большинство бездомных

собак. Иван Иваныч обо всем догадался, но Биму-то рассказать невозможно.

Бим просто не хотел ее оставлять: оглядывался назад. Бим приостанавливался

и обращал взор к Ивану Иванычу. Но тот шел себе и шел.

Если бы он знал, как горькая судьба сведет Бима и Лохматку, если бы

знал, когда и где они встретятся, не шел бы он теперь так спокойно. Но

будущее неизвестно и человеку.

...Третье лето прошло. Хорошее для Бима лето, неплохое и для Ивана

Иваныча. Однажды ночью хозяин закрыл окно и сказал:

- Морозец, Бимка, первый морозец.

Бим не понял. Он встал, ткнулся в темноте носом в колено Ивана

Иваныча, чем и сказал: " Не понимаю".

Иван Иваныч знал собачий язык хорошо - язык глаз и движений. Он зажег

свет и спросил:

- Не понимаешь, дурачок? - Затем разъяснил точно: - На вальдшнепов

завтра. _В_а_л_ь_д_ш_н_е_п!

О, это слово Бим знал!

Бим завертелся, заюлил волчком, хватая, собственный хвост, взвизгнул,

потом сел и впился глазами в лицо Ивана Иваныча, подрагивая очесами

передних лап. Это обворожительное слово " охота" знакомо Биму, как сигнал к

счастью.

Но хозяин приказал:

- А пока - спать. - Выключил свет и лег.

Остаток ночи Бим пролежал у кровати друга. Какой уж тут сон! Он и

сам, Иван Иваныч, то дремал, то просыпался в ожидании рассвета.

Утром они вместе собрали рюкзаки, протерли от масла стволы ружья,

легко позавтракали (на охоту идти - нельзя нажираться), проверили

патронташ, перекладывая патроны из гнезда в гнездо. Работы было много за

этот короткий час сборов: хозяин на кухню - Бим на кухню, хозяин в чулан,

- Бим туда же, хозяин вынимает консервную банку из рюкзака (неудобно

легла) - Бим берет ее и сует обратно, хозяин проверяет патроны - Бим

следит (не ошибся бы) и в чехол с ружьем надо ткнуться носом не раз (тут

ли?) А к тому же в такие колготные минуты чешется за ухом от волнения - то

и дело поднимай лапу и чеши, будь оно неладно, когда и без того хлопотно

до последней степени.

Ну, собрались. Бим был в восторге. Как же! Хозяин, уже в охотничьей

куртке, перекинул на плечо охотничью сумку, снял ружье.

- На охоту, Бим! На охотку, - повторил он.

" На охотку, на охотку! " - Говорил глазами и Бим в восхищении. Он даже

чуть привизгивал от переполнившего чувства благодарности и любви к своему

единственному в мире другу.

В тот момент и вошел человек. Бим его знал - встречал во дворе, - но

считал малоинтересным и не заслуживающим какого-либо особого внимания с

его стороны. Коротконогий, толстый, широколицый, он сказал чуть скрипучим

баском:

- Привет, значит! - и сел на стул, вытирая лицо платком. - Та-ак...

На охоту, значит?

- На охоту, - недовольно буркнул Иван Иваныч, - по вальдшнепам. Да вы

проходите - гостем будете.

- Вот та-ак... На охоту... Придется повременить, значит.

Бим переводил взгляд с хозяина на гостя, удивленно и внимательно.

Иван Иваныч сказал почти сердито:

- Не понимаю вас. Уточните.

И тут Бим, наш ласковый Бим, сначала слегка взрычал и вдруг гавкнул.

Сроду такого не было, чтобы вот так - дома и на гостя. Гость не испугался,

он, оказалось, был равнодушен.

- На место! - так же сердито приказал Иван Иваныч.

Бим повиновался: лег на лежак, положил голову на лапы, и смотря в

сторону чужого.

- Ишь ты! Слушается, значит. Та-ак... Значит, он и жильцов в подъезде

облаивает так же, как, допустим, лисиц?

- Никогда. Никогда и никого. Это впервые. Честное слово! - тревожился

Иван Иваныч и сердился. - Кстати, к лисицам он никакого отношения не

имеет.

- Та-ак... - снова протянул гость. - К делу давайте.

Иван Иваныч снял куртку и сумку.

- Я вас слушаю.

- У вас, значит, собака... - начал гость. - А у меня, - он вынул

бумагу из кармана, - жалоба на нее. Вот. - И подал бумагу хозяину.

Читая, Иван Иваныч волновался. Бим, заметив это, самовольно сошел с

места и сел в ногах друга, как бы защищая его, но на гостя уже не смотрел,

хотя и был настороже.

- Глупости здесь, - сказал Иван Иваныч уже спокойнее. - Чепуха. Бим -

собака ласковая, никого он не укусил и не укусит, никого не обидит. Собака

интеллигентная.

- Хе-хе-хе! - потряс животом гость. И чихнул некстати. - У-у, быдло!

- обратился он беззлобно к Биму.

Бим отвернулся в сторону еще больше, но понял, что разговор идет о

нем. И вздохнул.

- Как же это вы так рассматриваете жалобы? - спросил Иван Иваныч,

теперь уже совсем спокойно и улыбаясь - на кого жалоба, тому и даете ее

читать. Я бы вам и так поверил, по пересказу.

Бим заметил в глазах гостя смешинку. А тот проговорил:

- Во-первых, так положено. Во-вторых, жалоба не на вас, а на собаку.

А собаке мы не дадим читать. - И рассмеялся.

Хозяин тоже посмеялся малость. Бим даже и не улыбнулся: он знал, что

речь о нем, а что к чему, не мог взять в толк - очень уж непонятный гость

оказался. Тот ткнул пальцем в сторону Бима и сказал:

- Собаку надо увольнять. - И отмахнул рукой к двери.

Бим понял, что от него требуют точно: уходи. Но от хозяина он не

отступил ни на сантиметр.

- А вы позовите жалобщицу - поговорим, уладим, может быть, - попросил

Иван Иваныч.

Гость, сверху ожидания, вышел и вскоре же вернулся с женщиной.

- Вот, привел тебе тетку, значит.

Бим ее тоже знал: небольшого роста, визгливенькая и жирная, она,

однако, днями сидела на скамейке во дворе с другими свободными женщинами.

Однажды Бим даже лизнул ей руку (не от избытка чувств только к ней лично,

а к человечеству вообще), отчего та взвизгнула и стала кричать что-то на

весь двор, обращаясь к открытым окнам. Что уж она там кричала, Бим не

понял, но испугался, бросился прочь и зацарапал в дверь домой. Больше вины

за ним перед теткой не было. И вот она вошла. Что с ним сделалось! Он

сначала прижался к ногам хозяина, а когда тот погладил его, то поджав

хвост, ушел на лежак и смотрел на нее исподлобья. Он ничего не понимал из

слов тетки, а она стрекотала сорокой и все время показывала свою руку. Но

по этим жестам, по сердитым ее взглядам Бим понял: это за то, что лизнул

не тому, кому надо. Молод, молод, был Бим, почему и не все еще соображал.

Может быть, он думал и так: " Виноват, конечно, но что поделаешь теперь".

По крайней мере, что-то подобное в его глазах было.

Только невдомек Биму, что обвиняли его ложно.

- Укусить хотел! Укуси-ить!!! Почти укуси-ил! Иван Иваныч, перебив

стрекот тетки, обратился прямо к Биму:

- Бим! А принеси-ка мне тапки.

Бим исполнил охотно и лег перед хозяином. Тот снял охотничьи ботинки

и сунул ноги в тапки.

- Теперь отнеси ботинки.

Бим и это проделал: поочередно отнес их под вешалку.

Тетка замолчала, вытаращив очи. Гость сказал похвально:

- Молоде-ец! Ты смотри, умеет, значит, - и как-то вроде бы

недружелюбно посмотрел на тетку. - А еще он умеет чего нибудь?

- Вы садитесь, садитесь, - попросил Иван Иваныч и тетку.

Она села, спрятав руки под фартук. Хозяин поставил стул Биму и

скомандовал:

- Бим! На стул!

Биму повторять не требуется. Теперь все сидели на стульях. Тетка

прикусила губу. Гость, удовлетворенно покачивал ногой, приговаривал:

- Ладно получается, ладно, ладно.

Хозяин же хитренько прищурил глаза в сторону Бима:

- А ну дай лапу, - и протянул ладонь.

Поздоровались.

- Теперь, дурачок, поздоровайся с гостем, - и указал на того пальцем.

Гость протянул руку:

- Здравствуй, братка, здравствуй, значит.

Бим все сделал элегантно, как и полагается.

- А не укусит? - осторожно спросила тетка.

- Что вы! - изумился Иван Иваныч. - Протяните руку и скажите: " Лапку!

"

Та действительно выволокла ладонь из под фартука и протянула Биму.

- Только не укуси, - предупредила она.

Ну, тут же описать невозможно. Что произошло. Бим шарахнулся на

лежак, занял немедленно оборонительную позицию, прижавшись задом в угол, и

в упор смотрел на хозяина. Иван Иваныч подошел к нему, погладил, взял за

ошейник и подвел к жалобщице:

- Дай лапку, дай...

Нет, не подал лапу Бим. Отвернулся и смотрел в пол. Впервые

ослушался. И угрюмо поплелся опять в угол, медленно, виновато и удрученно.

Ой, что тут сотворилось! Тетка задребезжала рассохшейся трещоткой.

- Ты ж меня оскорбил! - кричала она на Ивана Иваныча. - Какая-то

паршивая собака меня, советскую женщину, ни во что не ставит! - и тыкала

пальцем в сторону Бима. - Да я... Да я... Подожди-ка!

- Хватит! - неожиданно рявкнул на нее гость. - Брешешь ты, значит. Не

укусила она тебя и не собиралась. Она ж тебя боится, как черт ладана.

- А ты не ори, - попробовала она отбиться.

Тогда гость сказал однозначно:

- Цыть! - и обратился к хозяину: - С такими иначе нельзя. - И снова к

тетке: - Ишь ты! " Советская женщина", тоже мне... Иди отсюда! - рыкнул он.

- Еще намутишь раз, опозорю. Иди!

Жалобу он порвал у нее на глазах.

Последнюю речь гостя Бим понял отлично. А тетка шла молча, гордо

вскинув голову и ни на кого не глядя, хотя Бим теперь не спускал с нее

глаз и даже продолжал смотреть на дверь после того, как она ушла, а шаги

ее затихли.

- Очень уж вы с ней... Грубовато, - сказал Иван Иваныч.

- Иначе нельзя, говорю вам: весь двор перемутит, знаю. Раз говорю,

значит, знаю. Вот они где мне, эти сплетницы да смутьяны. - Он похлопал

себя по загривку. - Делать-то ей нечего, вот она и норовит, кого бы ей

укусить. Таких распусти - весь дом пойдет чертокопытом.

Бим все время следил за выражение лица, за жестами, интонацией и

понял отлично: гость и хозяин - вовсе никакие не враги, а даже, по всей

видимости, уважают друг друга. Наблюдал он еще долго, пока они о чем-то

потом беседовали. Но раз уж он установил главное, то остальное его

интересовало мало. Он подошел к гостю и улегся у его ног, как бы говоря

этим: " извиняюсь".