Супервизорская практика облегчает самопознание

Занятия, дискуссии, чтение литературы, семинары, ролевые игры, наблюдение за работой опытных игровых терапевтов, являются существенными и необходимыми предпосылками для того, чтобы стать игровым терапевтом. Однако наиболее важными являются знания, почерпнутые из практической работы с детьми; супервизорская практика представляет неисчерпаемые возможности для познания самого себя, ребенка и игровой терапии в целом. Детей нельзя узнать до тех пор, пока не поработаешь с ними. Нельзя понять системы отношений, возникающих в игровой терапии, до тех пор, пока терапевт не переживет борьбу за построение отношений с ребенком.

Нельзя отказаться от предвзятых представлений о ребенке до тех пор, пока у терапевта нет опыта существования рядом с ребенком. Нельзя оценить приобретенные навыки до тех пор, пока терапевт не попробовал применить их на практике. Приведенные ниже самооценки студентов, обучающихся игровой терапии;! позволяют составить представление об импульсах и озарениях, возникающих в процессе супервизорской npaктики.

Игровой терапевт Маргарет:

Общаясь с детьми в процессе игровой терапии, я пришла к пониманию живой природы терапевтического мира отношений. Я полнее поняла и прочувствовала динамику опыта общения с ребенком, обнаружив в Джеффри то, чего я никогда не встречала в книжках: се­бя во взаимодействии с ребенком. Мне потребо­валось подняться над заумными описаниями и класси­фикациями, над абстрактным взглядом на процесс по­мощи и остаться наедине с собственным внутренним пе­реживанием. Быть в тесном взаимодействии с ребенком нелегко. В некотором смысле образование позволило мне выйти за пределы логического мышления и рацио­нального анализа. Мне необходима была возможность вновь обрести свежесть мысли и присутствия рядом, что является признаком живого мира отношений между людьми.

Игровой терапевт Кит:

Одним из самых очевидных открытий, которые я сде­лал, проводя сеансы игровой терапии, состояло в осо­знании того, что я слишком нетерпелив. Я не умею ждать, и это повергает меня в стрессовое состояние. Возможно, именно поэтому мне бывает трудно взгля­нуть на вещи с иной —не моей — точки зрения. Я понял, что мне нужно откликаться ребенку, а не стараться най­ти хороший ответ. Когда Юстин отказывался уходить из игровой комнаты, мне удалось сохранять терпение, стоя у двери, и, когда через пару минут он добровольно вы­шел, я понял на опыте, какими эффективными могут быть принятие чувств ребенка и обстановка дозволен­ности.

Игровой терапевт Кэтлин:

Размышляя об интерьере игровой комнаты, я с опас­кой пытался угадать, какое воздействие на ребенка ока­жут те или иные игрушки. Станут ли ружья для агрес­сивного ребенка стимулом к насилию? Будет ли эта агрессия обращена на меня? Попытается ли манипулятивный ребенок использовать какие-то игрушки, чтобы заставить меня что-то для него сделать? Мэт рассеял многие мои опасения, касающиеся интерьера. Он и в самом деле использовал ружья и нож для выражений агрессии, но эта агрессия была направлена скорее на то, чтобы приблизиться ко мне, чем на то, чтобы меня ударить. Кроме того, он пытался спровоцироватьменя на разрешение проблем, возникающих у него в процессе игры, и трогательно было видеть, как он реагировал, когда ему удавалось самому найти выход из ситуации

Игровой терапевт Дуглас:

На этом втором приеме сбылись мои худшие ожидания — ребенок, с которым я работал, непрерывно задавал вопросы. Судя по этим вопросам, у него была заниженная самооценка. Казалось, он не осмеливается полагаться на собственные суждения; и не может решить, чем ему заняться в игровой комнате. Что касается меня, мне было трудно давать на его вопросы простые ответы и тем самым возвращать ему инициативу в раз­говоре. Практически для любого нового действия требовалось мое одобрение. Некоторые мои реакции были для него поддержкой, а некоторые — нет. Я понял, что такие неточные ответы могут породить новые вопросы, которые в свою очередь усиливают мою тревогу и уве­личивают число неточных ответов. Я думаю, что чрезвы­чайно важно помнить, что из моих ответов ребенок что-то узнает. Важно транслировать ему, что я доверяю его суждениям, — и тогда ребенок научится полагаться на них. Ответственность за перемены — в руках самого ре­бенка. Какую поддержку получает ребенок для веры в собственные силы, самоуважения, самооценки!

Игровой терапевт Аллан:

Я думаю, что моей основной задачей было не усерд­ствовать в интерпретации того, что, как мне казалось, чувствует ребенок, а ориентироваться на деятельность и экспрессию ребенка. Я понимаю, что мои старания, по-видимому, сковывали меня, потому что я чувствовал се­бя «законсервированным» и неестественным. Я понял, _ЧТО мне следует быть самим собой и ориентироваться на те чувства, которые демонстрирует ребенок. Я должен поверять своему внутреннему голосу и полагаться на свои суждения.

Игровой терапевт Чинг:

Во время сеансов игровой терапии я обнаружил, что сначала ребенок чувствует себя со мной неловко, пото­му что я другой национальности и говорю несколько по-другому, а также потому, что я был слишком молчалив и недостаточно отзывчив. Эти изначальные отличитель­ные черты поставили ребенка в незнакомую ситуацию, и мое сдержанное поведение еще более усугубляло ее. Я понял, что для того, чтобы помочь ребенку чувство­вать себя свободно, я должен увеличить скорость ре­акции.

Игровой терапевт Кэрол:

Больше всего, я опасалась, что я не смогу отвечать ребенку терапевтично. Я боялась, что я буду рассматривать поведение ребенка как учитель, исходя из заранее заданных установок и пытаясь больше контро­лировать, а не реагировать. Удивительно, насколько лег­ко мне удалось усвоить необходимый образ мыслей. Ока­залось, что я смогла сосредоточить все свое внимание на ребенке в той же степени, в какой это мне удавалось при работе со взрослым клиентом. Оказалось, что в иг­ровой комнате я чувствую себя комфортно, и, как пра­вило, мне было легко с ребенком. Самой трудной для меня была необходимость быстро реагировать на выска­зывания и поведение ребенка. Я часто колебалась, пы­таясь подыскать правильный ответ, и к тому времени, когда я его находила, ребенок уже был занят чем-то другим, и мой ответ мог бы теперь скорее отвлечь его, чем поддержать.

Я обнаружила так же, что трудно отражать чувства ребенка. Эта проблема у меня все еще остается. Я еще не умею открыто выражать и признавать чувства, но я работаю над развитием этих умений.