Приключения Гекльберри Финна

Краткое содержание романа.

Читается за 10–15 мин.

оригинал — за 4− 5 ч.

Итак, Гек возвра­ща­ется к доброй вдове Дуглас. Вдова встре­чает его со слезами и назы­вает заблудшей овечкой — но это, конечно, не со зла. И снова жизнь по звонку, даже за столом пола­га­ется сначала что-то побор­мо­тать над едой. Хотя кормят неплохо, жаль только, каждая вещь варится отдельно: то ли дело объедки, когда их пере­ме­шаешь хоро­шенько — не в пример легче проска­ки­вают. Особенно изводит Гека сестра вдовы мисс Уотсон — старая дева в очках: и ноги не клади на стул, и не зевай, и не потя­ги­вайся, да еще пугает преис­подней! Нет, уж лучше в преис­подней с Томом Сойером, чем в раю с такой компа­нией. Впрочем, человек ко всему привы­кает, даже к школе: учитель­ская порка здорово подбад­ри­вала Гека — он уже и читал, и писал поне­многу, и даже выучил таблицу умно­жения до шестью семь трид­цать пять.

Как-то за завтраком он опро­ки­ды­вает солонку, а мисс Уотсон не позво­ляет ему вовремя бросить щепотку соли через плечо — и Гек сразу же обна­ру­жи­вает на снегу у пере­лаза след каблука с набитым боль­шими гвоз­дями крестом — отва­жи­вать нечи­стую силу. Гек броса­ется к судье Тэчеру и просит забрать у него все его деньги. Судья, чуя что-то неладное, согла­ша­ется взять деньги на хранение, оформив это как «приоб­ре­тение». И вовремя: вечером в комнате Гека уже сидит его папаша собственной оборванной персоной. Старый пьян­чуга прослышал, что сын разбо­гател, и, смер­тельно оскорб­ленный тем, что тот спит на простынях и умеет читать, требует деньги прямо к завтраш­нему дню. Судья Тэчер, есте­ственно, отка­зы­вает, но новый судья из уважения к святости семей­ного очага стано­вится на сторону бродяги, который, пока суд да дело, прячет Гека в уеди­ненной лесной хижине. Гек снова обре­тает вкус к лохмо­тьям и свободе от школы и мытья, но, увы, папаша начи­нает злоупо­треб­лять палкой — уж очень ему не по душе амери­кан­ские порядки: что это за прави­тель­ство и закон, которые позво­ляют в неко­торых штатах неграм голо­со­вать, когда такой богач, как он, должен жить оборванцем! Однажды во время приступа белой горячки отец едва не убивает Гека своим складным ножом; Гек, восполь­зо­вав­шись его отлучкой, инсце­ни­рует ограб­ление хижины и свое убий­ство и на челноке удирает на остров Джек­сона — светлой ночью, когда можно было пере­счи­тать все бревна, плывущие далеко от берега, чёрные и словно непо­движные. На острове Джек­сона Гек стал­ки­ва­ется с Джимом — негром мисс Уотсон, который бежал, чтобы она не продала его на Юг: святоше было не устоять перед вось­ми­с­от­дол­ла­ровой кучей.

Вода подни­ма­ется, и в затоп­ленном лесу на каждом пова­ленном дереве сидят змеи, кролики и прочая живность. Река несет всякую всячину, и как-то вечером друзья вылав­ли­вают отличный плот, а однажды перед рассветом мимо них проплы­вает накре­нив­шийся двух­этажный дом, где лежит убитый человек. Джим просит Гека не смот­реть ему в лицо — уж очень страшно, — зато они наби­рают массу полезных вещей вплоть до дере­вянной ноги, которая, правда, Джиму мала, а Геку велика.

Друзья решают ночами спуститься на плоту до Каира, а оттуда по реке Огайо подняться паро­ходом до «свободных штатов», где нет рабо­вла­дения. Гек и Джим наты­ка­ются на разбитый пароход и еле уносят ноги от бандит­ской шайки, потом теряют друг друга в страшном тумане, но, к счастью, снова отыс­ки­вают. Джим заранее ликует и взахлеб благо­дарит «белого джен­тель­мена» Гека, своего спаси­теля: в свободных штатах он, Джим, будет рабо­тать день и ночь, чтобы выку­пить свою семью, а не продадут — так выкраст.

Дай негру палец — он заберет всю руку: такой низости Гек от Джима не ждал. «Ты обокрал бедную мисс Уотсон», — твердит ему совесть, и он реша­ется донести на Джима, но в последний миг снова выру­чает его, сочинив, что на плоту лежит его отец, умира­ющий от черной оспы: нет, видно, он, Гек, человек окон­ча­тельно пропащий. Посте­пенно до друзей доходит, что они прозе­вали Каир в тумане. Но змеиная кожа этим не доволь­ству­ется: в темноте прямо по их плоту с треском проходит огне­ды­шащий пароход. Гек успе­вает подныр­нуть под трид­ца­ти­фу­товое колесо, но, вынырнув, Джима уже не находит.

На берегу, рассказав жалобную историю о после­до­ва­тельном выми­рании всех своих родствен­ников на маленькой ферме в глуши Аркан­заса, Гек принят в радушное семей­ство Грэн­джер­фордов — богатых, красивых и очень рыцар­ственных южан. Однажды во время охоты новый прия­тель Гека Бак, примерно его ровесник, лет трина­дцати-четыр­на­дцати, внезапно стре­ляет из-за кустов в их соседа — моло­дого и краси­вого Гарни Шеперд­сона. Оказы­ва­ется, лет трид­цать назад какой-то предок Грэн­джер­фордов неиз­вестно из-за чего судился с пред­ста­ви­телем столь же рыцар­ствен­ного рода Шеперд­сонов. Проиг­равший, есте­ственно, пошел и застрелил недавно лико­вав­шего сопер­ника, так с тех пор и тянется кровная вражда — то и дело кого-нибудь хоронят. Даже в общую церковь Грэн­джер­форды и Шеперд­соны ездят с ружьями, чтобы, держа их под рукой, с большим чувством слушать пропо­ведь о брат­ской любви и тому подобной скучище, а потом еще и пресе­рьезно диску­ти­ро­вать на бого­слов­ские темы.

Один из местных негров зазы­вает Гека на болото посмот­реть на водяных змей, но, дошлепав до сухого островка, внезапно пово­ра­чи­вает обратно, — и на маленькой полянке среди плюща Гек видит спящего Джима! Оказы­ва­ется, в ту роковую ночь Джим поря­дочно ушибся и отстал от Гека (оклик­нуть его он не смел), но все же сумел высле­дить, куда он пошел. Местные негры носят Джиму еду и даже вернули плот, непо­да­леку заце­пив­шийся за корягу.

Внезапная гроза — скром­ница София Грэн­джер­форд бежит, как пред­по­ла­гают, с Гарни Шеперд­соном. Разу­ме­ется, рыцари броса­ются в погоню — и попа­дают в засаду. В этот день поги­бают все мужчины, и даже просто­душ­ного храб­рого Бака убивают у Гека на глазах. Гек спешит прочь от этого страш­ного места, но — о ужас! — не находит ни Джима, ни плота. К счастью, Джим отзы­ва­ется на его крик: он думал, что Гека «опять убили» и ждал послед­него подтвер­ждения. Нет, плот — самый лучший дом!

Река уже разли­лась до необъ­ятной ширины. С наступ­ле­нием темноты можно плыть по воле течения, опустив ноги в воду и разго­ва­ривая обо всем на свете. Иной раз мелькнет огонек на плоту или на шаланде, а иногда даже слышно, как там поют или играют на скрипке. Раз или два за ночь мимо проходит пароход, рассыпая из трубы тучи искр, и потом волны долго пока­чи­вают плот, и ничего не слышно, кроме кваканья лягушек. Первые огоньки на берегу — что-то вроде будиль­ника: пора приста­вать. Путе­ше­ствен­ники прикры­вают плот ивовыми и тополе­выми ветками, заки­ды­вают удочки и заби­ра­ются в воду осве­житься, а потом садятся на песчаное дно, где вода по колено, и наблю­дают, как темная полоса превра­ща­ется в лес за рекой, как свет­леет край неба, и река вдали уже не черная, а серая, и по ней плывут черные пятна — суда и длинные черные полосы — плоты...

Как-то перед зарей Гек помо­гает спастись от погони двум оборванцам — один лет семи­де­сяти, лысый с седыми баками, другой лет трид­цати. Молодой по ремеслу наборщик, но тяго­теет к сцени­че­ской деятель­ности, не гнушаясь, впрочем, уроками пения, френо­логии и географии. Старик пред­по­чи­тает нало­же­нием рук исце­лять неиз­ле­чимые болезни, ну и молит­венные собрания тоже по его части. Внезапно молодой в горестных и высо­ко­парных выра­же­ниях призна­ется, что он законный наследник герцога Бриджу­о­тер­ского. Он отвер­гает утешения тронутых его горем Гека и Джима, но готов принять почти­тельное обра­щение вроде «милорд» или «ваша свет­лость», а также разного рода мелкие услуги. Старик наду­ва­ется и немного погодя призна­ется, что он наследник фран­цуз­ской короны. Его рыдания разры­вают сердце Гека и Джима, они начи­нают вели­чать его «ваше вели­че­ство» и оказы­вать ему еще более пышные почести. Герцог тоже ревнует, но король пред­ла­гает ему мировую: ведь высокое проис­хож­дение не заслуга, а случай­ность.

Гек дога­ды­ва­ется, что перед ним отпетые мошен­ники, но даже просто­душ­ного Джима в это не посвя­щает. Он плетет новую жалостную историю, будто Джим — последнее его имуще­ство, достав­шееся от пого­ловно вымершей и пере­то­нувшей семьи, и они плывут ночами потому, что Джима уже пыта­лись у него отнять на том осно­вании, будто он беглый. Но разве беглый негр поплывет на Юг! Этот довод убеж­дает жуликов. Они выса­жи­ва­ются в захо­лустном городке, который кажется вымершим: все ушли в лес на молит­венное собрание. Герцог заби­ра­ется в поки­нутую без присмотра типо­графию, а король с Геком — вслед за всей округой — отправ­ля­ются по жаре слушать пропо­вед­ника. Там король, горько рыдая, выдает себя за раска­яв­ше­гося пирата с Индий­ского океана и сетует, что ему не на что добраться до своих бывших сорат­ников, чтобы тоже обра­тить их к богу. Приве­денные в экстаз слуша­тели соби­рают в его шляпу восемь­десят семь долларов семь­десят пять центов. Герцог тоже успе­вает набрать несколько платных объяв­лений, взять деньги за публи­кацию еще нескольких объяв­лений в газете, а трем жела­ющим офор­мить льготную подписку. Заодно он отпе­ча­ты­вает объяв­ление о двух­сот­дол­ла­ровой награде за поимку беглого негра с точными приме­тами Джима: теперь они смогут плыть днем, как будто везут беглеца к хозяину.

Король и герцог репе­ти­руют меша­нину из шекс­пи­ров­ских трагедий, но «аркан­зас­ские олухи» не доросли до Шекс­пира, и герцог разве­ши­вает афишу: в зале суда будет постав­лена захва­ты­ва­ющая трагедия «Королев­ский жираф, или Царственное совер­шен­ство» — только три пред­став­ления! И — самыми круп­ными буквами — «женщинам и детям вход воспрещен». Вечером зал битком набит мужчи­нами. Король совер­шенно голый выбе­гает на сцену на четве­реньках, размале­ванный, как радуга, и отка­лы­вает такие штуки, от которых и корова бы расхо­хо­та­лась. Но после двух повторов пред­став­ление окон­чено. Зрители вска­ки­вают бить актеров, но какой-то осани­стый господин пред­ла­гает сначала одура­чить своих знакомых, чтобы самим не превра­титься в посме­шище. Лишь на третье пред­став­ление все явля­ются с тухлыми яйцами, гнилой капу­стой и дохлыми кошками в коли­че­стве не менее шести­де­сяти четырех штук. Но жулики ухит­ря­ются улиз­нуть.

Во всем новом, чрез­вы­чайно респек­та­бельные, они выса­жи­ва­ются в другом городке и стороной узнают, что там недавно умер богатый кожевник и сейчас ждут из Англии его братьев (один пропо­ведник, другой глухо­немой), которым покойник оставил письмо с указа­нием, где спря­тана его налич­ность. Мошен­ники выдают себя за поджи­да­емых братьев и едва не разо­ряют юных наследниц, но тут явля­ется новая пара претен­дентов, и обоим прохво­стам (а заодно и Геку) лишь чудом удается избе­жать суда Линча — снова без гроша в кармане.

И тогда негодяи за сорок долларов продают Джима просто­душ­ному фермеру Сайласу Фелпсу — вместе с объяв­ле­нием, по кото­рому, якобы, можно полу­чить двести долларов. Гек отправ­ля­ется на выручку, и — Америка очень тесная страна — миссис Салли Фелпс прини­мает его за своего племян­ника Тома Сойера, кото­рого ждут в гости. Появив­шийся Том, пере­хва­ченный Геком, выдает себя за Сида. Они узнают, что после рассказа Джима гото­вится расправа над поста­нов­щи­ками «Королев­ского жирафа», но преду­пре­дить несчастных прохво­стов не успе­вают — их уже везут верхом на шесте, два страшных комка из дегтя и перьев. И Гек решает больше не поми­нать их злом.

Осво­бо­дить Джима, запер­того в сарае, ничего не стоит, но Том стре­мится всячески теат­ра­ли­зо­вать проце­дуру, чтобы все было, как у самых знаме­нитых узников, — вплоть до анонимных писем, преду­пре­жда­ющих о побеге. В итоге Том полу­чает пулю в ногу, а Джим, не поже­лавший оста­вить ране­ного, снова оказы­ва­ется в цепях. Только тогда Том раскры­вает, что Джим уже два месяца свободен по заве­щанию раска­яв­шейся мисс Уотсон. Заодно Гек узнает от Джима, что убитый в плавучем доме был его отец. Геку больше ничто не угро­жает — только вот тетя Салли наме­ре­ва­ется взять его на воспи­тание. Так что лучше, пожалуй, удрать на Индей­скую терри­торию. Пересказал А. М. Мелихов