Глава 3. Морган резко вскочил с постели

Морган резко вскочил с постели. Ночной кошмар все еще казался реальностью.

Некоторое время он не понимал, где находится, пустым взглядом оглядывая просторную красивую комнату и стараясь вспомнить, как он сюда попал. Элегантная роскошная мебель безошибочно указывала на благополучие дома. Взгляд Моргана скользнул по малиновому шелковому покрывалу на кровати и остановился на комоде у противоположной стены, украшенном искусной резьбой, по‑ видимому, испанской работы. И сразу стала возвращаться память о прошедшем. Морган понял, что находится в доме губернатора Нью‑ Орлеана…

Прибыв в город накануне, Морган решил не тратить время попусту и сразу же направился к губернатору Гайозо. Тот его принял тепло и, узнав, что Морган намеревается остаться в Нью‑ Орлеане на несколько недель, просил остановиться в его доме. Первоначально Морган хотел вежливо отказаться, не желая постоянно находиться при присмотром Гайозо, но поскольку тот продолжал настаивать, Морган решил, что ему не стоит настраивать против себя самого могущественного человека Луизианы, и согласился.

«В конце концов, — говорил он себе, — с губернатором придется обсуждать много дел. Так не все ли равно, где жить?»

Предусмотрительно не раскрывая все истинные мотивы, которые привели его в Нью‑ Орлеан, Морган подчинился доброжелательным просьбам Гайозо и несколько дней вынужденно наслаждался щедрым гостеприимством старика, мрачно сознавая, что делом они займутся только тогда, когда к этому будет готов сам губернатор. А Гайозо в свою очередь не торопил события, мудро полагая, что все должно идти своим чередом.

Мануэль Гайозо де Лемос был стройным человеком лет пятидесяти. Его испанское происхождение выдавали темные волосы, черные глаза и смуглая кожа. Гайозо слыл эксцентричной натурой в кругах испанской администрации, что облегчало ему использовать официальное положение и власть в личных целях. Нельзя сказать, что, будучи губернатором Натчеза, он всегда был готов повернуть любое темное дело, но поступал так всегда, когда не боялся, что будет запятнана его честь. Любовь к выпивке (его пристрастие к ликерам стало легендарным) и готовность пить с каждым встречным в сочетании с увлечением охотой сделали Гайозо исключительно сговорчивым. Будучи экстравагантным, очаровательным и добродушным, он легко приобретал друзей и слыл отличным правителем.

Вечер, заполненный обильной едой, винами и разговорами в приятном обществе, прошел хорошо. После официальной части обеда Гайозо и Морган извинились перед дамами и провели остальную часть дня в красивой комнате, специально устроенной губернатором в крыле дома, где мужчины предавались, как это было принято, картам и выпивке.

К ним присоединились еще несколько джентльменов, незнакомых ранее Моргану, но составивших очень приятную компанию. Особенно выделялся пожилой мужчина, француз, с аристократическими манерами, представленный как Сант‑ Андре. Морган заметил, что он начинает ему все больше и больше нравиться. Но так было в начале. Мнение Моргана резко изменилось после того, как Сант‑ Андре стал напиваться, а Гайозо принимать долговые расписки от пьяного человека, совершенно не контролирующего свои действия.

Впрочем, поступки Гайозо не удивили Моргана. В губернаторе причудливо сплелись скупость и щедрость. Многие его способы добывания денег, в которых он всегда нуждался, были грязными и непорядочными. Не желая остаться безучастным свидетелем того, как открыто грабят старика, Морган положил конец нечестной игре Гайозо, предложив идти спать. Он ловко убедил и Сант‑ Андре закончить игру, предложив проводить его домой. Старик был польщен, но в конце концов отклонил предложение, не очень вразумительно объяснив, что его ожидают собственные слуги, которые проводят его в городской дом. Поскольку делать больше было нечего, Морган откланялся и пошел спать, забыв про Сант‑ Андре.

Крепкий сон Моргана сменился кошмарами. Одно и то же сновидение мучило Моргана с тех пор, как он нашел безжизненное тело своего маленького сына в той тенистой долине близ Натчеза. Моргану снилось, что он отчаянно мчится на коне и едва сдерживается от безумного крика, зная, что Филипп находится в смертельной опасности. Но, к своему ужасу, настигает беглецов лишь в тот момент, когда убийца, перерезав худенькое детское горло, скрывается в придорожных кустах, оставив ребенка захлебываться собственной кровью. Проснулся Морган в жестоких душевных муках, с сильным сердцебиением и невыносимой головной болью…

В отличие от Моргана утро Сант‑ Андре началось совсем иначе. Разумеется, его голова гудела, как африканский барабан, а рот был сух, как если бы там топталась вся испанская армия. Но старый Клод чувствовал себя в приподнятом настроении: он нашел мужа для Леони! Мсье Морган Слейд обладал всеми необходимыми достоинствами. Он красив, здоров и, безусловно, человек чести. Клод был не настолько пьян, чтобы не понять, по каким причинам Морган внезапно прервал вчерашнее застолье. Морган Слейд производил впечатление сильного, вполне зрелого человека, который не будет обращать внимание на сумасбродство какого‑ то маленького бесенка вроде Леони. Клод был просто окрылен!

Конечно, могли возникнуть и проблемы, но Клод старался о них не думать. Он добьется своего! Несомненно!

Когда Клод впервые сообщил Леони о будущем муже, она, как и следовало ожидать, не проявила восторга и не хотела переезжать из усадьбы Сант‑ Андре в обшарпанный городской дом, чтобы быть выданной замуж за первого встречного, потакая глупой прихоти деда. Хватит и того, что она согласилась на эту постыдную сделку. Но уже на четвертый день пребывания в Нью‑ Орлеане обещанный муж вдруг свалился на голову. Это было слишком! Зеленые глаза Леони светились бессильным гневом, когда она с горечью спросила:

— А этот мсье Слейд сам‑ то согласен взять меня замуж?

Клод медлил, не желая обманывать внучку, но, понадеясь на благосклонность судьбы, с легкостью ответил:

— Ну, разумеется, обо всех деталях мы, сама понимаешь, не успели договориться прошлой ночью, но в целом он согласен. Сегодня вечером мы встретимся опять, чтобы обсудить приданое и дату бракосочетания.

Глаза Леони сузились, и она резко спросила:

— Какое еще приданое?

Понимая, что она все равно может случайно узнать о деньгах, Клод ответил с напускным безразличием:

— Такое симпатичное приданое в пять тысяч золотых дублонов, которые твой отец и я отложили после твоего рождения. — И улыбаясь, почти гордо добавил:

— Ты видишь, моя малышка, несмотря ни на что, мне удалось сохранить эти деньги…

Он хотел, продолжить, но глаза Леони округлились от удивления. Вот это неожиданность! Наконец осознав, что значит такая сумма для любимой усадьбы, она вскричала, переполненная радостью:

— Дедушка! Боже мой, ты позаботился обо мне! Мы спасены! Ведь на эти деньги мы сможем так много всего купить: скотину, новое снаряжение и даже, может быть, рабов. Да это же великолепно!

Бросившись деду на грудь, она крепко сжала его в объятиях и счастливо засмеялась:

— О, как я боялась, что ты действительно собираешься выдать меня замуж.

Ошеломленный ее реакцией, Клод осторожно высвободился из объятий и почти устало ответил:

— Но я настаиваю на твоем замужестве, моя дорогая! Золото предназначено для приданого, и я не собираюсь вкладывать его в усадьбу, которая просто проглотит эти деньги и потребует еще. Нет! Ты выйдешь замуж, а деньги пойдут на приобретение надежного респектабельного мужа, который позаботится о тебе.

Не в силах говорить, Леони застыла с открытым ртом. Счастливое выражение медленно сползало с ее лица. «Он сошел с ума, — в ужасе подумала она, — он определенно сошел с ума! Это золото могло бы принести так много пользы усадьбе, а он… Он хочет бездарно выбросить его на поимку мужа!» Она перевела дыхание, с трудом подавляя вспышки такого яростного гнева, какого Клод никогда еще не видел. Усилием воли Леони постаралась взять себя в руки, но не в силах совладать с охватившим ее чувством, темпераментно топнула маленькой ножкой и бесстрашно потребовала ответа:

— Почему ты настаиваешь на моем замужестве? Ты заставляешь меня сделать то, за что я буду ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь! Зачем тебе это?

— Для твоего же блага, — возразил Клод. — Пришла пора выходить замуж. Тебе нужен муж, который позаботился о тебе. А я слишком устал и слишком стар для этой цели.

Леони посмотрела потухшим взглядом на деда и пробормотала:

— Я не могу постигнуть эту премудрость. Ты сошел с ума!

Клод снисходительно улыбнулся ее гневу и направился к двери, всем видом показывая, что разговор окончен.

— Возможно, ты и права, моя малышка, но ты выйдешь замуж! И уже сегодня вечером я обсужу последние детали с мсье Слейдом.

Переполненная бессильным гневом и не надеясь найти новые аргументы, Леони оставила эту тему и перешла на другую, впрочем, не менее острую. Сохраняя суровое выражение юного лица, она строго спросила:

— А сколько векселей ты подписал прошлой ночью? Ты что же, познакомился с этим человеком во время пьянки и карточной игры? И он тоже выманивал у тебя векселя? — и презрительно закончила:

— Значит, он настолько бессовестный человек, что может обобрать пьяного? Черты лица Клода застыли, взгляд темных глаз стал тяжелым, и он бросил:

— Заткнись, чертовка, и слушай, что тебе говорят. Я не собираюсь обсуждать свои дела с тобой и не позволю мной командовать! Поняла?

— Черт побери! — негодуя, ответила Леони, гордо вскинув голову. — Ты ломаешь мне жизнь, будущее, а я не должна возражать! Это моя жизнь, дедушка, и я борюсь за нее! Признайся, будь ты на моем месте, то поступил бы точно так же.

Немного остыв, Клод признал справедливость некоторых аргументов своей внучки, кроме одного. Он не допускал мысли, что женщина может хоть в какой‑ то степени определять свое будущее. Но сам того не желая, Клод признался:

— Это правда, что я встретил мсье Слейда вчера у губернатора Гайозо, но он человек чести, потому что, когда он понял, что я… Когда он почувствовал, что я не могу продолжать игру, то сам очень деликатно прервал вечеринку. — И желая смягчить отношение Леони к этому джентльмену, добавил:

— Я мог проиграть очень много, а, благодаря вмешательству мсье Слейда, Гайозо досталось от меня гораздо меньше, чем он мог бы получить. Тебе понравится мсье Слейд.

Нахмуренная бровь Леони поползла вверх, и девушка с отвращением прошептала:

— Сомневаюсь! Он, наверное, просто умнее, чем Гайозо, и хочет, чтобы ты думал о нем как о порядочном человеке, особенно, если ты упомянул о величине моего приданого. Я думаю, оно способно привлечь многих мужчин.

Выразительное лицо Леони вдруг изменилось, исчезла дерзость в кошачьих глазах, осталась лишь тревога и нежность. Она умоляющим голосом произнесла:

— Пожалуйста, пожалуйста, дорогой мой дедушка, давай забудем всю эту чепуху! Давай вложим эти деньги в наше имение.

Почти без всякой надежды она продолжала умолять:

— Не ходи сегодня вечером к губернатору. Вы ведь будете только пить, и ты опять проиграешься.

Голос Леони стал настойчивым, и она сурово спросила:

— Как ты думаешь, долго ли твои векселя будут признаваться платежеспособными. Ведь рано или поздно по ним придется отвечать.

Не смея взглянуть на гордое лицо деда, она тихо продолжала:

— Ты же знаешь, что наши друзья принимают твои векселя исключительно по собственной доброте. Они знают — ты не способен их оплатить. Что будет, если Гайозо предъявит векселя к оплате? А ведь он это сделает… Ну, не на этой неделе, так на следующей или еще через неделю‑.

Глаза внучки и деда неожиданно встретились, и Леони с болью закончила:

— Дедушка; ты действительно не можешь и дальше не обращать внимание на наше безнадежное положение и продолжать играть так, как будто у нас неиссякаемый источник денег.

В этот момент Леони была прекрасна. Глаза освещались нежностью и теплом переполнявших ее чувств, полные губы чарующей формы напоминали розу, две крупные пряди волос обрамляли маленькую головку, а абрикосовый цвет платья придавал коже более золотистый, чем на самом деле, оттенок. Но, несмотря на очаровательную нежность Леони, ее слова, словно бритва, глубоко ранили сердце Клода, уязвляя его гордость. Оскорбленный и пристыженный более, чем когда‑ либо в жизни, Клод выкрикнул с высокомерной яростью:

— Если бы ты была мужчиной, то я бы убил тебя за такие слова. Ей‑ Богу, я бы сделал это! Как смеешь ты говорить о вещах, в которых ничего не понимаешь? — Голосом, срывающимся от злости, он продолжал:

— Мои векселя принимаются всеми. Никто не посмеет отказать Сант‑ Андре!

И бросив на Леони взгляд, полный ненависти, закончил:

— Я сделаю то, что сочту нужным, черт побери! Никто не смеет мне указывать, как поступать… Тем более шестнадцатилетняя девчонка.

Несмотря на ссору, сердце Леони наполнилось жалостью к деду, когда он гордо покидал комнату. И подавив долгий печальный вздох, вырвавшийся из груди, Леони, почти не сознавая, что делает, опустилась на кресло. Когда‑ то это с высокой спинкой кресло было покрыто красивым бургундским бархатом. Теперь же ворс вытерся, а цвет — поблек. Но Леони любила ощущать мягкость старой ткани, лениво провела рукой по подлокотникам. Однако сейчас ей было не до кресла. Мысли бессвязно путались.

Комната, в которой сидела Леони, носила тот же отпечаток бедности, что и усадьба Сант‑ Андре. Ковры, драпировки, мебель — эти элегантные и, безусловно, дорогие вещи со временем приобрели довольно потертый вид. В доме всего несколько комнат были обставлены мебелью — Клод давно продал обстановку остальных. Но эту комнату Леони всегда очень любила. Несмотря на резко отличавшиеся по цвету пятна на стенах, где когда‑ то висели картины, комната сохраняла очарование благодаря ковру теплого кремового, почти желтого оттенка, креслам, обитым бургундским бархатом, и шторам на окнах из того же материала, которые производили приятное впечатление.

«К черту! Все это пустая суета, — грустно думала Леони, сидя в кресле и уставившись в пространство пустым взглядом. — Дедушка временами бывает таким упрямым. Я должна уже в ближайшее время что‑ то предпринять. — И глубоко задумавшись на несколько минут, она наконец решила:

— Самое главное — это чертовы векселя, которые дедушка подписал мсье Гайозо!»

Маленькое личико Леони помрачнело. Она еще раз проанализировала создавшееся положение и решила, что оно столь же безнадежно, как и ранее. Предстоящее замужество на удивление мало заботило Леони.

Куда больше ее занимали мысли о спасении усадьбы Сант‑ Андре, что казалось почти невозможным, и хотя бы о частичном возвращении каким‑ нибудь чудесным образом карточных долгов деда. Вот если бы она могла помешать деду подписывать новые векселя…

«Бог мой! Если бы это мне только удалось! — подумала Леони. — Если бы можно было как‑ то уничтожить эти ненавистные клочки бумаг, которые разрушают наше будущее!»

Она нахмурилась и машинально приложила палец к стиснутым губам.

«А что, если я сегодня вечером пойду за дедушкой к губернатору? И что же ты сделаешь, глупышка? Попросишь губернатора не предъявлять дедушкины векселя к оплате?»

Леони вздрогнула. Нет, она не могла на это пойти не только из‑ за дедушки, который никогда бы ее не простил. Она знала, что не может до такой степени унизить Клода.

«Но должна же я что‑ то делать, — мысленно воскликнула она. — Вот если бы дедушка выбросил из головы эту глупую идею с замужеством. Если бы он послушался меня… тогда деньги, которые могут пропасть впустую, можно было бы использовать с пользой. И, конечно, он должен прекратить игру, — задумчиво добавила Леони. — Хорошо бы дедушке жить сейчас в усадьбе. Он объезжал бы свои земли или хотя бы позволил ей это сделать. Тогда, возможно, что‑ нибудь удалось бы… Во‑ первых, можно продать городской дом, несмотря на его запущенность, во‑ вторых, — землю, на которой он построен. Ведь только благодаря вырученным деньгам, даже не трогая приданое, они могли бы выиграть время… А кто знает, что произойдет через год, два? Несколько лет строгой экономии и обильные урожаи могли бы навсегда решить проблемы семьи. Конечно, это было бы не богатство и даже не средний уровень, но земли были бы спасены, а их положение значительно улучшено. Впрочем, любое иное положение дел было бы лучше, чем нынешнее», — с долей цинизма отметила про себя Леони. В этот момент она подумала о замужестве, на котором так настаивал Клод.

«Ну и что это изменит? — спросила она насмешливо, — абсолютно ничего! Только потеряем большие деньги. Да я и не позволю деду совершить такую глупость. Неужели он думает, что я спокойно подчинюсь его приказу! Ха!»

Леони на минуту представила себе этого неизвестного мсье Слейда, который стоит вместе с ней перед священником, читающим слова клятвы, дедушку, Иветту, родителей мсье Слейда и нескольких монахинь из монастыря святой Урсулы в роли свидетельниц. Но свидетельниц чего? Леони даже захихикала, представив себе выражение их лиц, если она вдруг попросит убежища для себя и Иветты у остолбеневшего священника. Леони улыбнулась, и в зеленых глазах от удовольствия запрыгали искры.

«Я так и сделаю, — страстно пообещала она, — если дедушка заставит меня. Я так и сделаю!»

Проблема неизбежного замужества на время была решена, и Леони снова вернулась к тому, что ее больше всего волновало. Из дневного разговора с дедом она поняла, что сегодня вечером тот с безрассудным упрямством вновь займется игрой. И сделает это назло ей. Никто не смеет указывать Клоду Сант‑ Андре, как он должен поступать! Леони решила, что надо либо помешать Клоду, либо найти способ выкупа его векселей. «Должен быть выход», — упрямо думала она, не желая признавать поражение.

Настойчивый стук в дверь внезапно прервал размышления Леони, и, недовольно нахмурившись, она сказала:

— Ну, кто еще там?

Дверь тихо приоткрылась, и из‑ за нее высунулась темноволосая головка Иветты.

— Это я. Твой дедушка ушел?

Леони состроила гримасу и пробормотала:

— Да, и хорошо сделал. Он сегодня был просто невозможен.

Иветта приветливо улыбнулась.

— Я думаю, он всегда невозможен. Что ему надо было?

Леони пробормотала что‑ то невразумительное, попытавшись скрыть суть разговора. О дедушкином ультиматуме она и раньше ничего не говорила Иветте. Леони скрывала правду не из желания обмануть Иветту, а стараясь защитить ее. Иветта обладала нежным сердцем и всегда беспокоилась больше о других, чем о себе. Если бы она узнала, что Клод использует ее в борьбе против Леони, то просто ушла бы из дома подальше от Клода.

«Что делать? — взволнованно думала Леони, не желая посвящать Иветту в свои проблемы. — Нет! Я ей ничего не скажу. Сама что‑ нибудь придумаю!»

Присутствие Иветты в Нью‑ Орлеане стало результатом молчаливого соглашения между Леони и ее дедом. Они не доверяли друг другу, а потому по разным причинам не хотели оставлять Иветту без присмотра на плантации. Для обоих она представляла большую ценность. Леони чувствовала себя в большей безопасности со сводной сестрой, поскольку та могла войти к ней в любое время. И если бы Клод захотел сейчас здесь что‑ нибудь сделать с Иветтой, Леони узнала бы об этом немедленно. В противном случае прошли бы дни.

Вначале Леони хотела предостеречь Иветту, но побоялась, что из‑ за своей гордости она сделает что‑ нибудь не то. Тогда Леони решила промолчать и сохранить прежние отношения. Кроме того, она не хотела понапрасну беспокоить Иветту в эти последние решающие дни.

«Вот если бы Иветта была такой же, как я, — с сожалением думала Леони, — мы бы преподали дедушке такой урок, который бы он надолго запомнил».

Иветта села в кресло напротив Леони и озабоченно сказала:

— Что происходит, Леони? Я знаю, ты что‑ то от меня скрываешь. Что вы здесь только что обсуждали?

— Как всегда, говорили о деньгах. Я не могу уговорить дедушку, чтобы он не делал больше долгов. Только если он прекратит игру, мы сможем избежать того ужасного положения, в котором оказались, — без запинки ответила Леони, радуясь, что ей удалось сказать лишь часть правды.

— И он послушал тебя?

Леони пожала своими худенькими плечиками.

— Он выслушал, а потом рассердился и ушел. Он все еще надеется, что выиграет. — И цинично добавила:

— Тот, кто мечтает о выигрыше, всегда проигрывает. Выигрывает тот, у кого и так полно денег.

В комнате установилась гнетущая тишина, но поскольку Леони не могла долго грустить, она вдруг вскочила с кресла и оживленно проговорила:

— Ах! Что же это мы, как две маленькие дурочки, сидим друг против друга в глубокой тоске! Пойдем во двор. Солнце светит вовсю! Я уверена, что на кухне у Берти я выпрошу немного лимонада и пирожных.

Несколько минут спустя девушки расположились под огромным старым ореховым деревом, покрывающим тенью почти весь двор, и отхлебывали холодный лимонад, закусывая его роскошными пирожными. Наконец‑ то Леони почувствовала себя немного лучше, чем во все последние дни. Бросив взгляд на Иветту, мечтательно смотревшую вдаль, она неожиданно сказала:

— Сегодня вечером я буду следить за ним!

— За дедушкой? — спросила Иветта и после того, как Леони утвердительно кивнула, в замешательстве продолжила:

— Но зачем? Что ты будешь там делать?

Леони медленно откусила кусочек жженого сахара. — Не знаю, — честно ответила она, — но я просто не могу разрешить дедушке спокойно проиграть деньги. Надо помешать ему выбросить на ветер то немногое, что еще осталось.

— Но Леони, ты же не будешь следовать за дедушкой, как тень! С тобой может что‑ нибудь случиться. Он пойдет туда, куда молодым девушкам ходить не следует. А потом игра будет продолжаться всю ночь. Ты же не пойдешь за ним по темным улицам Нью‑ Орлеана. Это опасно.

И видя, что ее правильные слова не производят впечатления на непоседливую Леони, Иветта с беспокойством добавила:

— Чего ты этим достигнешь? К чему приведет твой опрометчивый поступок? Что ты сможешь сделать?

Леони нахмурилась и твердо ответила:

— Я уверена, что придумаю что‑ нибудь!