Дуализм Пьера Дюгема

Пьер Дюгем (1861-1916) — разносторонний и влиятельный французский физик, химик, историк и философ науки. В своей профессиональной деятельности, отчасти из-за склонности к полемике, он был связан в большей мере с провинциальными университетами Лилля, Ренне и Бордо, чем с Парижем. Будучи исключительно строгим католиком, он любил называть себя христианским позитивистом, полагающим, что чувственное вос­приятие является единственным основанием научного позна­ния²⁹. Несмотря на то, что он был плодовитым автором в раз­личных областях знания: от термодинамики и гидродинамики до истории науки Средневековья, — он публикует сравнительно мало работ о взаимоотношении науки и религии. В качестве та­кого рода исключения можно привести его эссе от 1905 года «Физика верующего», написанное в ответ на обвинение сорбон-ского профессора истории и философии науки Абеля Рея (1873– 1940) в том, что научные писания Дюгема выдают его религиоз­ные верования³⁰.

Предположение, что его теология влияла на его физику, вызвало у Дюгема негодование. Он открыто признавался в сво­ей христианской вере: «Конечно, я верю всей душой в истину того, что Бог явился нам и что Он наставил нас через свою Церковь… В этом смысле позволительно говорить, что физика, которую я исповедую, это физика верующего». Но его возмуща­ло предположение, «что не нужно быть особенно проницатель­ным, чтобы понять, что надлежит быть верующим для того, чтобы всецело принять как принципы, так и следствия той доктрины, которую я пытался сформулировать, занимаясь физическими теориями». Дюгем чувствовал себя в некоторой мере оскорблен­ным, поскольку он «постоянно стремился доказать, что физика обладает самостоятельным методом, абсолютно независимым ни от какой метафизической точки зрения». Теории, которые сум­мируют и классифицируют открытия, полученные этим незави­симым методом, полагал он на позитивистский манер, не обла­дают «возможностью выходить за то, чему учит опыт, или ка­кой-либо способностью предполагать реальности, скрытые за данными чувств». Физикой, настаивал он, могли бы заниматься одинаково успешно «позитивисты и метафизики, материалисты и спиритуалисты, неверующие и христиане»³¹.

Дюгем не оставлял сомнений в том, что у метафизики и религии нет ничего, что можно предложить физике. Однако ему не хотелось говорить, что кроме уровня объективной реальнос­ти у физики нет ничего, что она могла бы внести в метафизику и религию. Ожидания многих, что основание доктрин католической веры должно вот-вот рассыпаться «под силой ударов со стороны научных систем» он приписывал неспособности по­нять фундаментальное различие между физической теорией и религиозной догмой. Выражения типа: «человек свободен», «душа бессмертна», «Папа Римский непогрешим в вопросах веры», — утверждал он, — целиком относятся к объективной реальности, «к признанию или отрицанию того, что некоторое реальное су­щество обладает определенным свойством». Поскольку физи­ческие теории не обладают объективной реальностью, но лишь суммируют и классифицируют эспериментальные законы, то ни согласовываться, ни расходиться с такого рода высказываниями они не могут. Короче говоря, в силу того, что физические тео­рии не могут быть ни истинными, ни ложными, они не имеют «права голоса в метафизических и теологических спорах». И пос­кольку на этом уровне у науки с теологией нет ничего общего — между ними не может быть никакого конфликта³².

Несмотря на субъективную и случайную природу физичес­кой теории, Дюгем убеждал метафизиков и теологов не сомне­ваться в науке. Метафизик, писал он, «должен знать физичес­кую теорию, чтобы не пользоваться ею незаконным образом в своих рассуждениях». Кроме того, метафизик обязан уметь раз­личать между теориями физики, которые не имеют объектив­ной реальности, и фактами и законами физики, которые «бога­ты объективной истиной». Занятия такого рода требуют, конеч­но, искусности, невозможной для того, кто лишь поверхностно знаком с физикой. Только «утонченный ум», «сформированный длительной практикой… глубокого и детального изучения тео­рии», мог бы надеяться провести необходимые различия. Тем самым, с одной стороны, Дюгем стремится показать, что мета­физика и религия не имеют отношения к делу физики: физика верующего есть лишь физика и ничего более, — и в то же время, с другой стороны, доказывает, что «для метафизика необходимо обладать точным знанием физической теории для того, чтобы безошибочно распознавать, когда та выходит за границы своей сферы и пытается проникнуть на территорию космологии». Ис­ходя из этого Дюгем ставил католической церкви в заслугу то, что она «во многих случаях в значительной мере помогала… удер­живать человеческий разум на верном пути, даже когда этот ра­зум стремился открыть истины естественного порядка»³³.

Нельзя сказать, что для позитивистски настроенных сооте­чественников Дюгема во Франции, да и в других странах не было принято рассматривать научные теории в качестве храни­лищ утверждений, которые элегантны, обстоятельны, эконом­ны, просты и удобны, но в то же время «существенным образом субъективны, случайны и подвержены влиянию времени, школ, личностей», и поэтому «лишены какого бы то ни было объек­тивного существования»³⁴. Но вряд ли можно было найти дру­гого столь выдающегося ученого — сохраняющего за метафизи­кой и теологией статус истинной и объективной реальности, независимой от науки, — как Дюгем. В значительной мере имен­но исключительный католический позитивизм вкупе с воинствен­ным темпераментом обрекал Дюгема на значительную интел­лектуальную изоляцию как среди ученых, так и среди клерика­лов. Тем не менее вплоть до самой своей смерти он твердо следовал своему жесткому, полемичному и в общем-то уникаль­ному дуализму науки и веры.