ПЕСНИ-АЛЛЕГОРИИ. Ведь даже утки дикие, что кружат

Песня принцессы Ки

Ведь даже утки дикие, что кружат

В извилинах спокойных берегов

Пруда Кару, ведь даже и они

Среди прибрежных трав жемчужных

Не спят одни…

Песня Сами Мандзэй, настоятеля храма богини Каннон в Цукуси

Поставив тобуса у гор Асигара,

Деревья рубят, чтобы строить корабли.

Пришли срубить зеленые деревья,

Чтоб строить корабли…

Как жаль деревья мне!

Песня о сливе, сложенная Отомо Момоё, главным судьей Дадзайфу

Сливу в ту ночь, что черна,

Словно ягоды тута,

Я совсем позабыл

И вернулся, ее не сорвав…

А ведь так я любил эту сливу когда-то!

Песня Сами Мандзэй о луне

Пускай и не видна,

Но кто ее не любит,

Луну, что из-за гребней гор

Стремится выйти на простор?

Хочу хоть издали ее увидеть!

Песня Кон Мёгуна

Та сосенка на берегу морском,

В стране далекой Суминоэ,

Которую избрал своей сосною,

Повесив знак запрета на нее, —

Останется навек моей сосною!

395-397

Три песни девицы Коса, посланные Отомо Якамоти

Алыми корнями мурасаки,

Что покрывают в Цукума поля,

Сегодня платье выкрасила я.

Но не успела я надеть то платье,

Как люди все узнали обо мне!

Долина Ману с мелкою травою

В стране Митиноку

Хотя и далека,

Но предо мной всегда

Стоит твой образ милый!

Внизу у диких скал

В ущелье горном

Глубоки корни камыша.

Навеки связанное клятвою любовной

Не в силах сердце позабыть тебя!

398-399

Две песни Фудзивара Яцука о сливе

На сливе, что цветет у дома твоего,

В тот час,

Когда бы это ни настало,

Как только белые цветы плодами станут,

Определим судьбу свою!

Ах, если бы цветы душистой сливы,

Цветы, что расцвели у дома твоего,

Плодами стали бы,

Уж так иль этак,

Судьбу свою решили б мы тогда!

Песня Отомо Суругамаро о сливе

Пусть люди говорят,

Что нежных слив цветы

Цветут и после опадают долу…

Но разве может с веткой это быть,

Где знак запрета был завязан мною?

Песня госпожи Отомо Саканоэ, исполненная на поэтическом турнире в кругу родных

Не знала я,

Что у горы есть стражи,

И потому на той горе

Я даже знак святой запрета водрузила,

И поняла теперь, какой это позор!

Ответная песня Отомо Суругамаро

Пусть даже у горы

И были б стражи,

Но тот священный знак, что милая моя

Там завязать могла, любя,

О, разве развязать другая сможет?

Песня Отомо Якамоти, посланная старшей дочери Отомо Саканоэ

И рано утром, и при свете дня

Хочу всегда я ею любоваться —

Той яшмой дорогой…

Что сделать должен я,

Чтоб с ней рукам моим не расставаться?

Песня девушки, посланная в ответ на песню Сахэки Акамаро

Если б только этот храм святой,

Где всегда царит могучий бог,

Не стоял бы на моем пути,

Может быть, мне в Касуга- полях

Просо бы посеять довелось!

Еще одна песня, посланная Сахэки Акамаро [девушке]

Если б только в Касуга- полях

Просо бы посеять ты могла,

Я все время бы туда ходил,

Я все время бы оленя сторожил,

Хоть стоял бы на дороге храм святой!

Песня, посланная в ответ девушкой

Не мой тот храм,

И в нем я не молюсь,

Там бог, которому мой рыцарь посвящен,

И бога своего

Обязан славить он!

Песня Отомо Суругамаро, в которой он сватает младшую дочь из дома Саканоэ

Трава канаги, что посажена была

В селенье Касуга,

Где встал туман весенний,

По слухам, маленьким ростком была,

А ныне, кажется, пустила ввысь побеги!

Песня Отомо Якамоти, посланная своей возлюбленной — старшей дочери из дома Саканоэ

О, если бы имел я у себя

Цветок, который назывался бы гвоздикой,

То каждым утром

Я б в руках его держал,

И не было бы дня, чтоб им не любовался!

Песня Отомо Суругамаро

День целый

В тысячи рядов волна здесь приливает за волною,

И также думы непрерывны о тебе…

Но почему же трудно в руки взять

И завладеть жемчужиною дорогою?

Песня Отомо Саканоэ о цветах померанцев

У дома моего в саду

Я посадила померанцы,

И пусть потом я места не найду

И буду каяться,

Но, может быть, напрасно?

Ответная песня

Цветы расцветших померанцев

В саду возлюбленной моей

Посажены так близко вами,

Поэтому я не оставлю их,

Пока не станут те цветы плодами!

Песня принца Итихара

Жемчужины, что украшают

Венец на голове, —

Им равных нет нигде!

О чем бы ты меня ни попросила,

Во всем покорен я тебе!

Песня, сложенная Оами Хитонуси на поэтическом турнире

У рыбаков в Сума одежда,

В которой выжигают соль,

Из ткани фудзи,

Очень редкой,

И потому никак я не привыкну к ней!

Песня Отомо Якамоти

Средь распростертых гор

Отроги скал отвесны,

Цветущий сугэ трудно мне сорвать,

И оттого святой запрета знак

Придется, уходя, мне завязать на память!

ПЛАЧИ

Песня, сложенная Сётоку-тайси в печали при виде погибшего странника в горах Тацута, когда он направлялся в Такахаранои

Когда бы дома находился он,

То, верно б, спал в объятьях милой…

Как жалок странник тот,

Что лег в пути,

Где изголовьем служат травы!

Песня принца Оцу, которую он сложил, проливая слезы на насыпи у пруда Иварэ, когда он был приговорен к смерти

Обвиты лианами каменные скалы…

В Иварэ, в пруду,

Ужель в последний раз

Я сегодня утку плачущую вижу

И навек исчезну в облаках?

417-419

Три песни, сложенные принцессой Тамоти, когда хоронили ее

возлюбленного, принца Коти, в горах Кагами в стране Тоёкуни

Душой с тобою мы

Сольемся ли, мой милый?

В стране Тоёкуни

Кагами- гору ты

Своим чертогом сделал ныне!

В стране Тоёкуни,

Там, где гора Кагами,

За дверью каменной в скале

Ты скрылся, кажется, навеки.

Все жду тебя, но не приходишь ты…

О, если б силу мне, чтоб расколоть

На мелкие куски

Пещеру эту!

Но женщина я слабая, увы,

И сделать это — силы нету!

Песня принцессы Ниу, сложенная, когда скончался принц Ивата

Как бамбуковый побег,

Строен был прекрасный принц,

Был пригож и краснолиц

Мой великий государь!

И средь гор Хацусэ он

В скрытой от людей стране

Божеством священным стал —

Люди молятся ему.

С веткой яшмовой гонец

Рассказал об этом мне,

То не выдумку ль, не ложь

Услыхала нынче я?

Не ошибку ли, не ложь

Услыхала нынче я?

О, на небе и земле

Нет печали тяжелей,

В мире бренном и пустом

Нет печали тяжелей!

Там, где облако небес

Дальний свой кончает путь,

Там, где небо и земля

Знают свой предел,

В той далекой стороне

Он нашел себе покой.

С крепким посохом в руке

И без посоха в руке

Поспешила бы к нему.

И на перекрестках всех

Я гадала б ввечеру,

И на камешках в пути

Я гадала бы о нем,

И у дома своего

Я б часовню возвела,

У постели бы своей

Со святым вином сосуд

Я поставила б, молясь,

Словно яшму, густо я

Нанизала бы бамбук,

Чтоб свершить святой обряд,

Перевязь надела б я,

В поле дальнем, в небесах,

В поле Сасара

Травы нанафусугэ

В руки бы взяла

И отправилась бы я

К берегам реки святой

На извечных небесах.

Очищенье там приняв,

Я б молилась о тебе!..

Но среди высоких гор

Ты на каменной скале

Успокоился навек!

421-422

Каэси-ута

То не выдумка, не ложь,

Не ошибка иль обман?

Что среди высоких гор,

Там, на каменной скале,

Ты лежишь, любимый мой?

Сугэ, что растут на горных склонах Фуру,

Здесь, в Исоноками,

Могут отцвести…

Только не таким ты был, мой друг любимый,

Чтоб любовь моя к тебе могла пройти!

Песня, сложенная в печали принцем Ямакума, когда скончался принц Ивата

Обвита плющом скала

По дороге в Иварэ…

Утром рано

Каждый день

Проходил, наверно, ты,

Совершая этот путь,

Верно, думал каждый раз:

Лишь придет веселый май,

Запоет кукушка здесь,

Нежных ирисов цветы,

Померанцы мы сорвем,

Яшмой нанизав на нить,

Мы сплетем себе венки…

В долгий месяц сентября,

В моросящий мелкий дождь

Украшаться будем мы

Клена алою листвой.

И как долго без конца

Тянется ползучий плющ,

Долго будет длиться все,

Вечно, тысячи веков!

Так, наверно, думал ты,

По дороге проходя…

И возможно ль, что тебя

Будем завтра мы считать

Нам чужим уже навек?

424-425

Каэси-ута из неизвестной книги

Не скажешь разве ты,

Что жемчуг дорогой,

Надетый на руки прекрасной девы,

В стране Хацусэ, запертой средь гор,

Теперь рассыпался навеки?..

В стране Хацусэ, над рекой, где ветер

Исполнен холода,

Горюя без конца,

О, если б человека мог я встретить,

Который походил бы на тебя!

Песня Какиномото Хитомаро, сложенная в печали при виде погибшего странника на горе Кагуяма

Чей это муж

Приют нашел в пути,

Где травы служат изголовьем?

Он родину свою совсем забыл,

А дома, верно, ждут с заботой и любовью?

Плач, сложенный Осакабэ Таримаро, когда умер Тагути Хиромаро

Не дошли до ста восемь десятков…

Есть множество изгибов у дорог…

И если б только я повсюду с мольбою жертвы приносил богам,

С тобою, что ушел навеки,

Быть может, довелось увидеться бы нам!

Плач Какиномото Хитомаро о юной деве из дома Хидзиката, сложенный во время погребального обряда сожжения в Хацусэ

В стране Хацусэ,

Скрытой среди гор,

Клубится облако, плывя между горами,

Быть может, это облик дорогой

От нас ушедшей юной девы?..

429-430

Два плача Какиномото Хитомаро о девушке из Идзумо, утопившейся в реке, сложенные во время погребального обряда сожжения в Ёсину

О дева юная из Идзумо- страны,

Страны, что облаком меж гор спустилась,

Не стала ли туманом ты,

Что в Ёсину плывет

Средь пиков горных?

И пряди черные волос прекрасной девы

Из Идзумо- страны, где поднялись

Восьмью рядами облака однажды ввысь,

Вдали от берегов, по Ёсину- реке

Плывут, в волнах качаясь, вдалеке…

Песня, сложенная Ямабэ Акахито, когда он проезжал мимо кургана девы из Мама в стране Кацусика

Говорят, что в старину

Жил на свете человек.

Чтобы деву в жены взять,

Он построил ей шалаш,

Обменяться думал он

Из цветистой ткани с ней

Поясами навсегда!

И хоть слышал я, что здесь

Место, где лежит она,

Успокоившись навек,

Чудо-дева Тэкона

Из страны Кацусика, —

Потому ли, что листва

На деревьях хиноки

Стала так густа,

Потому ль, что у сосны

Корни далеко ушли, —

Не узнать мне этих мест…

Но достаточно и слов,

Только имени ее,

Чтоб об этом позабыть

Был уже не в силах я!

432-433

Каэси-ута

Видел это я сам

И другим собираюсь поведать

О Кацусика славной стране, где в уезде Мама,

Знаменитой красавицы девы младой Тэкона

Место вечного упокоенья…

Вот в Кацусика, в дальней стране,

В тихой бухте Мама,

Верно, здесь, наклонившись,

Срезала жемчужные травы морские

Тэкона. — Все о ней нынче думаю я…

434-437

Четыре песни, сложенные Кавабэ Мияхито в четвертом году Вадо [711] в печали при виде погибшей красавицы в сосновой роще на острове Химэсима

Хоть и любуюсь я цветами

Прекрасных цуцудзи на берегах Михо в Кадзахая,

Но грустно мне —

И думаю невольно

О человеке том, что гибель здесь нашел…

Те травы, что росли

На диком берегу,

К которым, верно, прикасался

Сам доблестный Кумэновакуго,

Как жаль, что все они давно увяли.

Все эти дни

Шумит молва людская!

О, если б яшмой драгоценной ты была,

Я на руки б свои надел тебя

И, верно б, так не тосковал, как ныне!

И ты, и я — мы оба сердцем чисты,

Как у реки Киёми светлая струя.

И не такое мое чувство,

Чтоб ты потом раскаяться могла,

Чтоб берега реки разрушила б вода!

438-440

Три песни от пятого года правления Дзинки [728], в которых генерал-губернатор округа Дадзайфу царедворец Отомо [Табито] выражает любовь и тоску по усопшей жене

Изголовье из рук, что лежали на шелковой ткани

И всегда обнимали любимую прежде…

Ах, навряд ли

Еще человека я встречу,

Для кого они будут служить изголовьем!

Вот и время пришло

Мне домой возвращаться,

Но в далекой столице

Чей мне будет рукав

Изголовьем душистым?

В покинутом доме,

В далекой столице,

Когда в одиночестве спать мне придется,

О, тяжко мне будет, намного труднее,

Чем было в моем одиноком скитанье!

Песня, сложенная в шестом году Дзинки [729] принцессой Курахасибэ, после того как левый министр принц Нагая принял смерть [согласно императорскому указу]

Чтя волю государя своего,

Приказу ты повиновался.

И потому, хоть срок не вышел для тебя

Быть в усыпальнице священной,

В далеких облаках ты скрылся навсегда!

Песня, оплакивающая принца Касивадэбэ

{Неизвестный автор }

Недаром говорят,

Что бренный этот мир —

Непрочная такая вещь, пустая!

Вот и луна, сияющая здесь, —

То малая она, то вновь она большая!

Плач, сложенный судебным чиновником Отомо Минака, когда в первом году Тэмпё [729] повесился Хасэцукабэ Тацумаро, писец, ведавший учетом земельных наделов в провинции Сэтцу

В дальней, чуждой стороне

Там, где облака небес стелятся внизу,

Храбрым воином

Он слыл,

И родителям своим,

Детям и жене своей

Говорил он, уходя:

“При дворе богов земли,

Что правление вершат,

Стоя стражем

У дворца,

Службу во дворце неся,

Как жемчужный длинный плющ

Простирается меж скал,

Так же долго буду я

Славу предков продолжать

И хранить ее всегда! ”

И со дня, когда ушел

От родных он в дальний путь,

Мать, вскормившая его,

Ставит пред собой всегда

Со святым вином сосуд,

И в одной руке она

Держит волокна пучки,

И в другой руке она

Ткани на алтарь несет.

“Пусть спокойно будет все,

И счастливым будет он! ” —

С жаркою мольбой она

Обращается к богам

Неба и земли.

О, когда наступит год,

Месяц, тот желанный день,

И любимый ею сын,

Сын, сверкающий красой

Цуцудзи цветов,

Птицей ниодори вдруг

Из воды всплывет? —

— Думу думает она…

А ее любимый сын,

Тот, которого она,

И вставая, и ложась,

Тщетно ждет к себе домой,

Государя волю чтя

И приказу покорясь,

В дальней Нанива- стране,

Что сверкает блеском волн,

Годы целые провел

Новояшмовые он.

Белотканых рукавов

Он от слез не просушил,

Поутру и ввечеру

Занят службою он был.

Как же все случилось так,

Как задумал это он?

Бренный мир, что человек

Так жалеет оставлять,

Он оставил и исчез,

Словно иней иль роса,

Не дождавшись до конца срока своего…

444-445

Каэси-ута

О, ведь вчерашний день

Ты был еще здесь с нами!

И вот внезапно облаком плывешь

Над той прибрежною сосной

В небесной дали…

О милый друг, что нас навек покинул,

И ветки яшмовой

С приветом не прислав

Своей возлюбленной — жене любимой,

Что все ждала, когда-то ты придешь?

446-450

Пять песен, сложенных генерал-губернатором Дадзайфу, царедворцем Отомо [Табито] зимой второго года Тэмпё [730] в двенадцатом месяце по пути в столицу

Это дерево муро, любовалась которым

Моя милая

В бухте прославленной Томо,

Будет вечно цвести.

Только милой той нету…

Каждый раз, как взгляну я

На дерево муро

На брегу каменистом над бухтою Томо, —

Ах, смогу ли забыть о жене я любимой,

С которой когда-то любовались им вместе?

Ах, если б спросил, где она, что когда-то

Любовалась тобою,

О дерево муро!

Ты, пустившее корни на брегу каменистом,

Мне смогло бы ответить, где любимая ныне?..

Когда я увидел,

Домой возвращаясь,

Дивный мыс Минумэ,

Где мы были с любимой,

Сразу хлынули слезы горячим потоком!

Когда проплывал я один мимо мыса,

Которым вдвоем любовался с любимой,

Что вместе со мною

Была здесь когда-то, —

Тяжко стало на сердце!

451-453

Три песни, сложенные по возвращении на родину, когда [Табито] вошел в свой дом

Мой дом опустевший, где нету любимой!

Как ныне мне тяжко,

Куда тяжелее,

Чем в пути,

Где трава мне была изголовьем!

В том саду, что вдвоем

Мы сажали когда-то

С любимою вместе,

Поднялись так высоко,

Разветвились деревья!

Каждый раз, как смотрю я на дерево сливы,

Что посажено было

Моею любимой,

Сердце горестью полно,

Льются слезы потоком!

454-459

Шесть песен, сложенных осенью третьего года Тэмпё [731] в седьмом месяце, когда скончался первый советник двора царедворец Отомо Табито Песни, сложенные {Кон Мёгуном}

О, если б ты, сверкавший славой,

Любимый мной,

На этом свете жил —

И ныне, и вчера, наверно,

Меня бы звал к себе, — теперь не позовешь…

Увы, лишь так

На свете и бывает…

О ты, что спрашивал меня в последний час:

“Не расцвели ль цветы

Осенних хаги? ”

Тоскую о тебе —

Нет тяжелей печали!

И, как журавль средь тростников,

Лишь плачу в голос я

И днями, и ночами…

Ах, больше нет тебя,

Кому всегда мечтал

Я на земле служить

Бесчисленные годы,

И оттого покоя нет в душе…

Как малое дитя,

Я ползаю вокруг

И ввечеру, и поутру,

Я в голос плачу,

Оставшись без тебя, мой господин!

Агатамоинукай Хитоками

Ты, на которого я сколько ни смотрел,

Не мог налюбоваться вволю,

Как клена алый лист,

Ты навсегда отцвел…

И как скорблю теперь об этом!

Плач, сложенный в седьмом году Тэмпё [735] Отомо Саканоэ в печали о кончине монахини Риган

Из волокон таку вьют

Яркой белизны канат…

В дальней, чуждой стороне,

В стороне Сираги ты

Услыхала от людей,

Что чудесна, хороша

Наша славная страна!

Прибыла ты к нам сюда,

Где родных и близких нет,

Кто б о думах мог спросить

И печали отогнать…

И хотя у нас в стране,

Где великий государь

Правит всем,

В столице здесь,

Что указывает нам

День работ, —

Полно людей,

И хотя домов и сел

И не счесть у нас в стране, —

Что на ум тебе пришло,

Что туда, к горам Сахо,

Где и друга даже нет,

Словно малое дитя

Плачущее,

Загрустив,

Потянулась ты душой…

Поселилась в доме там,

Где стелила на постель

Ночью мягкие шелка…

Новояшмовых годов

Длинная тянулась нить.

И жила ты в доме том,

Коротала дни свои…

Но живущим на земле

Суждено покинуть мир, —

Говорят об этом все.

Этой участи нельзя

Избежать здесь никому…

И когда твои друзья,

Те, кому ты в эти дни

Доверялась всей душой,

Были далеко в пути, —

Где подушкой на земле

Служит страннику трава, —

Утром рано переплыв

Быструю реку Сахо

И оставив позади

Дивной Касуга поля,

Устремясь туда, к горам,

Распростертым вдалеке,

Погрузившись в темноту,

Скрылась ты

Навек от нас…

Что сказать, что делать мне?

Как мне быть, не знаю я.

И брожу

Теперь одна…

Белотканый мой рукав

Вечно влажен с той поры…

То не слезы ли мои,

Что, печалясь, в горе лью

Там, у Арима- горы,

Где сгустились облака,

Наземь хлынули дождем?

Каэси-ута

Ах, оттого что жизнь земную

Не удержать, любимая моя

Ушла из дома, где стелились

На ложе мягкие шелка,

И в облаках навеки скрылась…

Песня, сложенная Отомо Якамоти в шестом месяце одиннадцатого года Тэмпё [739] в печали об умершей возлюбленной

Отныне —

Осенний ветер будет дуть

Такой холодный…

Как смогу я

Ночами долгими один уснуть?

Ответная песня Отомо Фумимоти, младшего брата [Якамоти]

Когда ты говоришь:

“Как я смогу уснуть ночами долгими один? ” —

Я вспоминаю

Всегда с тоской о той,

Которой не вернуть!

Песня, сложенная Якамоти при виде цветов гвоздики у порога дома

Вот расцвела в саду моем гвоздика,

Что посадила милая моя,

Мне говоря:

“Когда настанет осень,

Любуясь на нее, ты вспоминай меня! ”

Песня, сложенная Якамоти в горе месяц спустя, когда начал дуть осенний ветер

Хоть знаю я, что этот мир невечен,

Где смертные живут,

И все же оттого,

Что дышит холодом теперь осенний ветер,

С такой тоской я вспоминал ее!

Еще одна песня, сложенная Якамоти

Возле дома моего

Пышно расцвели цветы,

И любуюсь я на них,

Но без радости в душе.

Если бы жива была

Милая моя жена,

Неразлучны были б с ней,

Словно утки, что всегда

Плавают вдвоем.

Как хотел бы я теперь

Для нее сорвать цветы,

Дать полюбоваться ей!

Но в непрочном мире здесь

Бренен жалкий человек,

Словно иней иль роса,

Быстро исчезает он,

Быстро скроется из глаз,

Словно солнце, что лучом

Озарив на склоне дня

Путь средь распростертых гор,

Исчезает навсегда…

Оттого-то каждый раз,

Как подумаю о ней,

В сердце чувствую я боль…

И не в силах я сказать,

И не знаю, как назвать

Этот жалкий, бренный мир,

Что исчезнет без следа.—

Ведь помочь нельзя ничем

467-469

Каэси-ута

Всегда мог наступить — я это знал —

Для меня разлуки вечной срок,

Но так больно было сердцу, что ушла

Милая, любимая жена,

Мне оставив малое дитя…

Если б знал я, где лежит тот путь,

По которому уйдешь ты от меня, —

Я заранее

Заставы бы воздвиг,

Чтобы только удержать тебя!

Срок прошел — и отцвели цветы,

Которыми у дома любовалась

Моя любимая жена,

А слезы, проливаемые мною,

Еще никак не высохнут в тоске…

470—474

Еще пять песен [Отомо Якамоти], сложенных в безутешной печали

О, только так на свете и бывает,

Такие уж обычаи земли!

А я и ты

Надеялись и ждали,

Как будто впереди у нас века!

Покинувшую дом родимый

Любимую мою

Не мог я удержать.

В горах от всех она навеки скрылась,

И нет покоя сердцу моему!..

Хоть знаю я давно,

Что в этом бренном мире

Нас ждет всегда жестокая судьба,

Но все же сердце, преисполненное боли,

Тебя не в силах позабыть!

О, каждый раз, когда там вдалеке

Встает туман над склонами Сахо,

Ведь каждый раз

Я вспоминаю о тебе,

И нету дня, чтобы не плакал я…

Пусть в годы давние на горный склон Сахо

Смотрел всегда я равнодушно,

А вот теперь, когда подумал я,

Что это — место твоего упокоенья, —

Гора Сахо мне стала дорога!

475-480

Плачи Отомо Якамоти, сложенные им весной шестнадцатого года Тэмпё [744] во втором месяце, когда скончался принц Асака

И поведать это вам

Я смущаюсь и боюсь,

И сказать об этом вам

Для меня великий страх…

Ах, столица есть Куни

В нашей славной стороне,

Что Ямато названа,

Там, где тысячи веков

Должен был бы

Править принц,

Наш великий государь,

И в столице той всегда,

Лишь придет из-за морей

В дымке розовой весна,

Как повсюду на горах

Распускаются цветы,

И в прозрачных струях рек

Мчится резвая форель…

И как раз, когда в стране

С каждым днем сильнее был

Пышной славы его блеск,

То не ложь или обман,

То не вымысел иль бред, —

В платьях яркой белизны

Слуги верные его,

Встал на Вадзука- горе

Погребальный паланкин!

Ах, отныне править будет

Принц наш в вечных небесах, —

И упал я в страшном горе,

И катался по земле…

Я рыдал, и были влажны

Рукава мои от слез,

Но напрасно горевал я, —

Ведь помочь ничем нельзя…

476-477

Каэси-ута

Не думал я,

Что наш великий государь

Решил отныне править небесами,

И Вадзука- гора

Казалась мне чужой!

Как пышные цветы,

Что блеском озаряли

И горы, распростертые вокруг,

А после неожиданно увяли,

Вот так и ты, великий государь!

И поведать это вам

Я смущаюсь и боюсь…

Наш великий государь,

Принц светлейший

Как-то раз

Вдруг, призвав к себе, собрал

Множество людей

Славных воинских родов

И повел их за собой.

На охоте поутру

Диких он ловил зверей;

На охоте ввечеру

Он ловил пугливых птиц.

И прекрасного коня

За узду остановив,

Он, любуясь на цветы,

Сердце веселил.

О расцветшие цветы,

В темных зарослях лесных

Горных склонов Икудзи,

Вы увяли навсегда!

В мире бренном и пустом

Все бывает только так!

Словно мухи в майский день

Слуги верные шумят!

Слуги верные его,

Принца нашего, что был

Сердцем доблестный герой,

Что, бывало, славный меч

Крепко привязав к бедру,

Славный ясеневый лук

И колчан нес за спиной.

Уповая на него,

Мы мечтали,

Чтобы он

Вместе с небом и землей

В мире долго, долго жил,

Чтобы тысячи веков

Оставалось все, как есть!

Словно мухи в майский день,

Слуги верные шумят,

Платья яркой белизны

Нынче на себя надев…

И когда мой видит взор,

Как меняется вокруг

С каждым днем

Веселый вид

Слуг его,

Что здесь всегда

Улыбались, веселясь, —

О, как полон скорби я!

479-480

Каэси-ута

Дорога, что идет между горами

По склонам Икудзи, куда ходил всегда

И любовался ею

Принц, любимый нами,

Навеки опустела без него…

Надев колчан,

Что знаменит в роду Отомо,

Не знаю я, кому теперь отдать

Мне сердце, что служить было готово

Бесчисленное множество веков!

Плач Такахаси, сложенный в печали по умершей жене

Думал, будем вместе мы

Коротать недолгий век

До пределов наших дней,

До тех пор, пока совсем

Не покроет седина

Пряди черные волос

У меня, что спал склонясь,

Перепутав рукава

Белотканые с тобой…

Но не выполнен обет,

Данный мною и тобой,

Что не будет никогда

Рваться яшмовая нить!

То, о чем мечтали мы,

Не свершилося у нас!

С белотканым рукавом

Ты рассталася моим

И покинула наш дом,

Где привыкла быть со мной…

Ты оставила дитя

Малолетнее свое

Плакать горько о тебе!

Словно утренний туман,

Ты растаяла вдали,

Где гора Сагарака,

В стороне Ямасиро

Скрылась ты в ущельях гор…

И поэтому теперь,

Что сказать, что делать мне,

Как мне быть, не знаю я…

В спальне, где я спал с тобой —

С милою женой моей,

Поутру

Я, уходя, вспоминаю обо всем,

Ввечеру

Вхожу туда

И горюю о тебе!

Каждый раз, как плачет там

Малое твое дитя,

Прижимаяся ко мне,

Я, что мужем храбрым был,

На спину беру его, обнимаю нежно я,

И, как птица поутру,

В голос громко плачу я

И тоскую о тебе…

Но напрасна скорбь моя!

И хотя безгласна твердь,

Но гора, куда ушла

Навсёгда жена моя,

Будет сердцу дорогой,

Вечной памятью о ней…

482-483

Каэси-ута

Все это

Мира бренного дела.

И потому гора простая,

Что раньше мне чужой была,

Теперь навеки близкой стала!

Как птица поутру,

Я в голос плакать буду,

С женой возлюбленной моей

Отныне мне не повстречаться снова,

Надежды нет на встречу с ней!