Глава 5. Выйдя из гостиной, Линнет направилась в комнату своей матери, единственное место в доме, где она была уверена

Выйдя из гостиной, Линнет направилась в комнату своей матери, единственное место в доме, где она была уверена, что ее не потревожат.

Здесь немногое изменилось со дня смерти хозяйки. Это был все тот же украшенный цветами будуар, что и при жизни Розалин, за исключением такой важной детали, как жизнерадостная красавица, обитавшая в этой комнате.

Женщина, которая пользовалась привязанностью мужа, несмотря на ее неверность. Которая внушала любовь всем мужчинам, попадавшим в ее орбиту.

И которая любила Линнет не только за ее красоту.

Линнет села за туалетный столик точно так же, как она сидела здесь в четырнадцать лет, сраженная внезапной смертью матери. На серебряных щетках лежала пыль. Надо напомнить Тинклу, чтобы горничные убирали комнату тщательнее, мелькнуло у нее в голове.

Она прошлась пальцем по каждой из щеток, вспоминая, как ее мать сидела перед этим зеркалом, расчесывая волосы, и хохотала над тем, что ей рассказывала Линнет. Никто так не смеялся над ее шутками, как ее мать. У Розалин был настоящий дар заставлять людей чувствовать себя самыми остроумными на свете.

Линнет вздохнула. Ее матери понравилась бы шутка о паруснике и пристани.

А затем Розалин припудрила бы носик и помчалась на свидание с каким‑ нибудь восхитительным мужчиной, все еще весело поблескивая глазами.

Оставив щетку, Линнет подняла глаза на портрет матери, висевший на стене, и улыбнулась. Даже не глядя в зеркало, она знала, что у нее на щеке появилась точно такая же ямочка, как у Розалин на портрете. Те же белокурые локоны, те же голубые глаза, тот же капризный рот, похожий на спелую вишню. Точная копия своей матери.

Хотя не совсем.

Линнет знала, что унаследовала очарование своей матери. Стоило ей улыбнуться, и редкий мужчина не застывал на месте с остекленевшим взглядом. Зенобия называла это «фамильной улыбкой» и говорила, что это их главное наследство. Но чего Линнет не могла, так это…

Следовать дальше.

Ей даже не нравилось целоваться, если уж быть честной до конца.

Поцелуи вызывали у нее неловкость, а слюна отвращение.

Оставалось лишь надеяться, что в один прекрасный день в бальный зал войдет мужчина и она поймет, что сможет терпеть его поцелуи. Но за весь сезон никто не вызвал у нее подобной уверенности. Вот почему она напропалую кокетничала с принцем.

Ухаживание принца избавляло ее от необходимости флиртовать с другими мужчинами. Они понимали, что ею движет, и не считали ее поведение грубым. К тому же в свободные мгновения Линнет одаривала их поощряющими взглядами, чтобы удержать вокруг себя толпу поклонников. Эта игра заставляла ее чувствовать себя как на сцене, а‑ ля Зенобия.

Кто бы подумал, что апофеоз всего этого – качество, характеризующее ее мать, как ничто другое, – полностью отсутствует у единственной дочери Розалин?

И тем не менее это было так.

Линнет не только не желала мужчин, они ей даже не слишком нравились.

Они были крупными, волосатыми и источали резкие запахи. Даже ее отец, которого она любила, вел себя как ребенок. Он постоянно жаловался и придавал слишком большое значение условностям. Мужчины, как малые дети, подумала она. А кто может желать маленьких мальчиков?

И что бы ни говорила ее мать о жеребцах, мужчины – жалкие создания.

Этот вывод навел Линнет на интересную мысль. Если граф не способен иметь детей…

Значит, он не способен и на все остальное.

Им не придется целоваться. Ей не придется мириться со всем тем, что подразумевалось под жеребцами и что годами (спасибо, мама!) вызывало у нее ужас и отвращение.

Единственное, что от нее требуется, – это притворяться, будто она в положении, достаточно долго, чтобы выйти за него замуж, а затем сделать вид, что она потеряла ребенка.

Линнет никогда не встречала мужчину, которого она не могла бы настроить на добродушный лад. В конце концов, она научилась этому у настоящего виртуоза. Ее отец всегда пребывал в хорошем настроении, даже когда ему пришлось вышвырнуть из дома учителя французского дочери и выкинуть другого любовника жены из своей новой кровати.

Собственно, она могла бы привести убедительные аргументы в пользу этого брака и для Пирса Йелвертона тоже. Начать с того, что она никогда ему не изменит. Мужчина с его изъяном должен опасаться подобной возможности.

Пожалуй, она лучшее, на что он мог бы надеяться: красивая и добродетельная. Почти святая, если уж на то пошло.

Линнет встала и окинула взглядом комнату своей матери.

– Я скучаю по тебе, – сказала она, обращаясь к смеющемуся портрету на стене. – Я так скучаю по тебе. – Но слова надрывали ей сердце, и она поспешно вышла из комнаты.