Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Аддикция, опиаты и другие наркотики в Америке






Вера в аддикцию поощряет восприимчивость к аддикции. В " Аддикции и опиатах" Алфред Линдесмит утверждает, что аддикция более регулярно становится последствием употребления героина сейчас, чем в 19 веке, из-за того, как он считает, что люди теперь " знают", чего от него ожидать. В этом случае, такое новое знание опасная вещь. Представление о том, что можно стать аддиктом наркотика, особенно героина, было привнесено в умы людей общественным обсуждением этой идеи. Убедив людей, что существует такая вещь, как физиологическая зависимость, что есть наркотики, которые могут захватить контроль над разумом и телом, общество сделало для них более легким делом отдать себя во власть наркотика. Другими словами, американская концепция наркотической аддикции — это не только ошибочная интерпретация фактов, она сама является частью проблемы. Ее последствия простираются дальше самих по себе химических, зависимостей к вопросу о личной компетентности вообще и о способности контролировать свою судьбу в запутанном, технологически и организационно сложном мире. Поэтому важно спросить, почему американцы поверили в аддикцию так сильно, так ее испугались и так ошибочно связали ее с одним классом наркотиков? Какие характеристики американской культуры ответственны за такое громадное непонимание и иррациональность?

В своем эссе, названном " О присутствии демонов", Блум пытается объяснить американскую гиперчувствительность к наркотикам, которую он описывает следующим образом:

" Изменяющие разум наркотики были наделены публикой качествами, которые прямо не связаны с их видимыми или наиболее вероятными эффектами. Они были возвышены до положения силы, предположительно способной искушать, овладевать, развращать и разрушать личность без учета предшествующего поведения или состояния этой личности -- силы, имеющей эффект " все-или-ничего".

Тезис Блума состоит в том, что американцы особенно испугались психоактивных свойств наркотиков из-за уникального пуританского наследия - чувства небезопасности и страха, включая особый страх овладения духами, который был очевидным в Салемских процессах над ведьмами. Такая интерпретация - хороший старт к пониманию проблемы, но в конечном счете она разбивается. Во-первых, вера в колдовство так же распространена и в Европе. Во-вторых, нельзя сказать, чтобы американцы, в сравнении с населением других стран, имели особо сильное ощущение своего бессилия перед внешними силами. Наоборот, Америка традиционно делала большее ударение на внутренней силе и личной автономии, чем большинство культур, и из-за своих протестантских корней, и благодаря открытым возможностям для исследований и инициативы. Мы должны начать, фактически, с американского идеала индивидуализма, если мы хотим понять, почему наркотики стали такой чувствительной проблемой в этой стране.

Америка столкнулась с ошеломляющим конфликтом из-за своей неспособности изжить пуританский принцип внутреннего видения и пионерский дух, которые являются частью ее этоса. (Этот конфликт был проанализирован под разными углами в работах Эдмунда Моргана " Видимые святые", Дэвида Рисмана " Одинокая толпа" и Дэвида МакКлелланда " Общество достижения"). Поскольку они идеализировали цельность и самостоятельность индивида, американцы были особенно тяжело поражены развивающимися условиями современной жизни, которые оскорбляли их идеалы. Такое развитие включало в себя работу в большой индустрии и бюрократии вместо фермерства, ремесла и маленьких предприятий, организацию образования через систему публичных школ и исчезновение свободной земли, куда можно было бы мигрировать. Все эти три процесса достигли высшей точки во второй половине 19 столетия, как раз когда опиум был представлен Америке. Например, Фредерик Джексон Тернер датировал закрытие границ — и глубокие социальные изменения, связанные им с этим событием — 1890-м годом, началом периода самого быстрого роста импорта опиума.

Эта радикальная трансформация американского общества, подрывающая потенциал индивидуальных усилий и предприимчивости, сделала американцев неспособными контролировать свои судьбы в той мере, в которой, в соответствии с их верованиями, они должны это делать. Опиаты привлекли американцев, потому что эти наркотики уменьшают осознание личностной недостаточности и бессилия (impotence). Но в то же время, внося свой вклад в это бессилие и делая для человека более трудным эффективное обращение с жизнью, опиаты стали символизировать чувство потери контроля, которое также возникает в эту эпоху. В этой точке американской истории понятие аддикции появилось в своем нынешнем значении; ранее это слово означало только идею о дурной привычке, некоторого рода пороке. Теперь наркотики начали вызывать магический благоговейный страх в человеческих умах, и предполагать более далеко простирающуюся власть, чем они когда-либо имели.

Таким образом, проникнув в Соединенные Штаты в это время, героин и другие опиаты стали частью большего конфликта внутри общества. Как еще одна форма контроля, которая находится вне индивида, они возбуждали страх и вызывали оборонительную позицию людей, уже обеспокоенных этими вопросами. Они также вызывали гнев бюрократических учреждений, которые выросли вокруг опиатов в Америке — учреждения, которые психологически использовали тот же тип власти, которым обладали наркотики, и с которым, таким образом, наркотики, в сущности, и конкурировали. Эта атмосфера породила ревностно организованные официальные усилия, которые были призваны победить употребление опиатов. Поскольку опиаты стали фокусом тревоги в Америке, они обеспечили средство, чтобы отвлечь внимание от более глубокой реальности аддикции. Аддикция — это комплексная и широко варьирующая реакция общества на ограничение и подчинение индивидуальной души. Технологические и социальные изменения, которые породили это, были общемировым феноменом. Вследствие комбинации факторов, включая исторические события и другие переменные, которые ни один анализ не может принять в расчет, этот психологический процесс в Америке был особенно сильно связан с одним классом наркотиков. И эта произвольная ассоциация сохраняется по сей день.

Из-за собственных заблуждений и желания стать финальными арбитрами в вопросе о том, какие наркотики подходят для регулярного употребления населением Америки, две организации — Федеральное бюро по наркотикам и Американская медицинская ассоциация — развернули пропагандистскую кампанию против опиатов и их потребителей, увеличив серьезность проблемы к настоящему времени. Оба эти учреждения были намерены установить свою собственную власть над наркотиками и связанными с этим вопросами в обществе - Бюро по наркотикам, отпочковавшееся от службы сбора наркотических налогов внутри казначейства, и АМА, стремящаяся усилить свои позиции в качестве сертифицирующей инстанции для врачей и разрешенных медицинских практик. Вместе они имели мощное влияние на американскую политику и отношение к наркотикам в начале 20 века.

Лоуренс Колб в " Проблеме наркотической зависимости" Ливингстона, и Джон Клаузен в " Современных социальных проблемах" Мертона и Нисбета перечислили деструктивные последствия этой политики -последствия, которые по-прежнему с нами и сегодня. Верховный суд утвердил спорную, запретительную интерпретацию акта Гаррисона 1914 г., который изначально был предназначен только для налогообложения и регистрации людей, имеющих отношение к наркотикам. Это решение было частью кардинального сдвига общественного мнения, согласно которому регуляция употребления наркотиков изымалась из рук аддикта и его врача и возлагалась на правительство. Основным результатом этого было, фактически, то, что организацией, в наибольшей степени ответственной за распространение наркотиков и привычки к ним в Соединенных Штатах, стало криминальное подполье. В Англии, где медицинское сообщество сохранило контроль над распространением опиатов и поддержкой аддиктов,. аддикция была мягким феноменом, а количество аддиктов оставалось постоянным — несколько тысяч. Аддикция там была большей частью не связана с криминалом, и большинство аддиктов вели стабильную жизнь представителей среднего класса.

Одним из важных эффектов официальной войны против наркотиков в Америке было изгнание опиатов из респектабельного общества и передача их низшему классу. Создание образа героинового аддикта как неконтролируемого криминального дегенерата сделало увлечение этим веществом сложным для среднего класса. Так как потребитель героина был изгнан из общества, публичное отвращение воздействовало на его собственное представление о себе и своей привычке. До 1914 потребители опиатов были обычными американцами; теперь же аддикты сконцентрированы в среде различных меньшинств, особенно среди черных. Между тем, общество обеспечило средний класс иными аддикциями — некоторыми, представляющими социальные и институциональные привязанности, и другими — просто состоящими из зависимостей от различных веществ. Например, синдром " скучающей домохозяйки" породил множество потребителей опиатов в 19 веке среди женщин, которые больше не играли энергичной роли в доме или в независимых семейных предприятиях. Сегодня такие женщины пьют или принимают транквилизаторы. Ничто не является более показательным для иллюстрации нерешенных проблем аддикции, чем печальный поиск неаддиктивного болеутоляющего средства. Начиная с появления морфина, мы принимали подкожные инъекции, героин, барбитураты, демерол, метадон и различные седативные средства за вещества, предлагающие шанс избежать боли без опасности стать аддиктами. Но чем более эффективным для своей цели был наркотик, тем более явной была его аддиктивность.

Сохранение восприимчивости к аддикции также очевидно в наших противоречивых и иррациональных установках по отношению к другим популярным наркотикам. Алкоголь, похожий на опиум депрессант с успокаивающим эффектом, рассматривался в этой стране амбивалентным образом, даже несмотря на то, что длительное знакомство с ним исключало такие экстремальные реакции, которые вызвал опиум. В период с 1850 по 1933 попытки запретить алкоголь повторно предпринимались на местном уровне, на уровне штатов и в национальном масштабе. Сейчас алкоголизм рассматривается как самая масштабная наркотическая проблема. Объясняя причины злоупотребления алкоголем, Дэвид МакКлелланд и его коллеги обнаружили (в " Пьющем человеке"), что тяжелое, бесконтрольное пьянство встречается в культурах, которые искренне ценят личную настойчивость и целеустремленность (assertiveness), в то же время подавляя ее проявления. Этот конфликт, облегчаемый алкоголем, который предлагает своему потребителю иллюзию власти - это тот самый конфликт, захвативший Америку в период, когда потребление опиатов росло и было вне закона, и когда наше общество в такое трудное время решало, что делать с алкоголем.

Другой поучительный пример - марихуана. Пока этот препарат был новостью и пугал, ассоциируясь с девиантными меньшинствами, его определяли как " аддиктивный" и относили к классу наркотиков. Это определение принималось не только властями, но и теми, кто употреблял вещество, как в Гарлеме 1940-х, описанном в автобиографии Малькольма Икс. В последние годы, однако, белые представители среднего класса обнаружили, что марихуана относительно безопасный опыт. Хотя мы и сейчас имеем спорадические тревожные отчеты об одном или другом опасном аспекте марихуаны, уважаемые общественные органы выступают за ее декриминализацию. Мы близки к окончанию процесса культурного принятия марихуаны. Студенты и молодые профессионалы, многие из которых ведут очень упорядоченную жизнь, освоились с ней, оставшись при своем убеждении, что те, кто употребляет героин, становятся аддиктами. Они не осознают своего подчинения культуральным стереотипам, которые в настоящее время выносят марихуану из запертого кабинета " дурмана" и располагают на открытой полке рядом с алкоголем, транквилизаторами, никотином и кофеином.

ЛСД — более сильнодействующий галлюциноген, чем марихуана — возбудил к себе сильную неприязнь, обычно вызываемую сильными наркотиками типа героина, хотя никогда не рассматривался как аддиктивный. До того, как он стал одновременно популярным и подозрительным в 1960-х, ЛСД использовался в медицинских исследованиях как экспериментальное средство для индукции временного психоза. В 1960, когда вещество еще было известно лишь нескольким Докторам и психологам, Сидни Коэн рассмотрел инциденты серьезных осложнений после приема ЛСД среди добровольцев-экспериментаторов и психиатрических пациентов, с которыми работали эти исследователи. Доля таких осложнений (суицидальные попытки и продолжительные психотические реакции) была минимальной. Это означает, что без предшествующего публичного знания долгосрочные эффекты ЛСД были так же малы, как и сопровождающие употребление любого другого психоактивного вещества.

С тех пор, однако, анти-ЛСД пропаганда и слухи, распространяемые людьми внутри и вокруг употребляющей наркотик субкультуры, сделали невозможной объективную оценку свойств наркотика наблюдателями и потенциальными потребителями. Даже сами употребляющие больше не могут дать нам неискаженную картину того, на что было похоже их путешествие, поскольку их опыт с ЛСД управляется предрассудками их группы, так же как как и культуральной установкой, объявляющей вещество опасным и непредсказуемым. Теперь эти люди научились бояться худшего, они готовы к панике, когда путешествие приобретает плохой оборот. Эволюция культуральных воззрений на этот наркотик добавила к путешествию под ЛСД совершенно новое измерение.

По мере того, как психологические последствия употребления ЛСД стали выглядеть более пугающими, большинство людей даже среди тех, кто считает себя культурным авангардом — стали сопротивляться проявлению себя такими открытыми, как это вызывается ЛСД-путешествием. Это можно понять, но способ, которым они воспользовались, освятил совершенно ошибочный отчет об эффектах употребления ЛСД. В работе, опубликованной Маймоном Коэном и другими в " Науке" в 1967 г., утверждалось, что ЛСД вызывал возрастание нарушений в хромосомах, увеличивая спектр генетических мутаций и врожденных уродств. Газеты уцепились за это открытие, и хромосомный страх внес огромный вклад в наркотический скандал. Фактически, однако, результаты начали опровергаться почти сразу после публикации, и в конце концов были полностью дискредитированы. Обзор исследований ЛСД Нормана Дишотски и других, опубликованный в " Науке" четырьмя годами позже, показал, что открытие Коэна было артефактом, порожденным лабораторными условиями, и заключил, что нет причин бояться ЛСД на основаниях, выдвинутых изначально — или по крайней мере нет причин бояться ЛСД больше, чем аспирина и кофеина, при тех же условиях приводящих к хромосомным нарушениям в ничуть не меньшей степени (см. Приложение Е).

Маловероятно, что хромосомный страх заставит многих потребителей аспирина, кофе или Кока-Колы бросить эти наркотики. Но потребители и потенциальные потребители ЛСД отвернулись от него почти с облегчением. На сегодняшний день многие люди, отказывающиеся иметь дело с ЛСД, оправдывают свою позицию ссылками на давнее дискредитированное исследование. Это могло случиться, даже среди знакомых с наркотиками молодых людей, из-за того, что ЛСД не соответствует подходу к наркотикам, как к источнику комфорта. Люди, которые не хотели признать, что избегают наркотика именно по этой причине, получили удобную рационализацию в виде избирательных репортажей в газетах, не отражающих основных научных знаний об ЛСД. Отказавшись от экспериментальных психических путешествий (привилегии, которую это им давало), эти люди решили защитить свое нежелание с помощью ложных доказательств.

Эти недавние примеры страха и иррациональности в отношении психоактивных веществ показывают, что аддикция еще присуща нам как обществу: аддикция в смысле неуверенности в нашей собственной силе и власти, вместе с потребностью найти козлов отпущения в случае сомнений. И пока мы оставляем без ответа вопрос о том, что наркотики могут для нас сделать, наше неправильное понимание природы и причин аддикции дает ей возможность проскользнуть туда, где мы меньше всего ожидаем ее найти — в надежные и уважаемые места типа наших любовных отношений.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.