Болезнь в представлении здоровых детей

У меня печальный вид —

Голова моя болит,

Я чихаю, я охрип.

Что такое? Это — грипп!

Не румяный гриб в лесу,

А поганый грипп в носу!

Сергей Михалков

Вспомним, какими болезнями люди болеют в детст­ве. Самые частые из них — простуды, к ним дети относят грипп, ангину, кашель и насморк или просто больные горло или ухо. Несколько реже встречаются детские ин­фекционные заболевания: краснуха, ветрянка и корь. Дальше идут травмы (например, переломы руки и ноги, ушибы и сотрясения мозга) и другие болезни, требую­щие пребывания в больнице с целью обследования или оперативного лечения: гланды и аденоиды, аппендицит, ожоги. Простужаются все дети, инфекционные болезни переносят многие из них, госпитализацию и операцию — единицы.

По нашей просьбе ученики 1—5 классов (всего 38 че­ловек) нарисовали картинки на тему «Я и моя болезнь» и составили по ним рассказы. Каждый ребенок рисовал ту болезнь, которой он болел и о которой, поэтому, уже имел представление. Самыми частыми на рисунках были простуды, потом шли инфекционные болезни, реже все­го были нарисованы травмы, операции и госпитализа­ция. При этом оказалось, что две трети рисунков содер­жат один и тот же сюжет: лежит ребенок на кровати и болеет. Я болею, я лежу — вот что оказалось главным.

Рассказ Лены А., ученицы 5 класса: «Я болела анги­ной. Сильно кашляла и все время лежала на кровати. Было очень скучно. Сидела дома одна, смотрела телеви­зор и все время пила чай. Очень хотелось в школу. Самое противное, что от кашля было не отстать. С каждым разом встряхивало, и во рту было неприятно».

Этот короткий рассказ дает достаточно полную ин­формацию о болезни десятилетней девочки: внешних проявлениях заболевания, особенностях его отражения в психике и о тех изменениях поведения, которые явились либо следствием болезни, либо защитой от нее. Внешнее проявление болезни, ее симптом, — «сильно кашляла». Отражение болезни на уровне ощущения — «от кашля было не отстать», «с каждым разом встряхивало, и во рту было неприятно». Эмоциональный уровень — «очень скучно». Поведенческие изменения как следствие болез­ни — «лежала», «сидела дома одна», «все время пила». За­щитная, отвлекающая от болезни стратегия поведения — «смотрела телевизор». Мотивационный уровень болезни — «хотелось в школу». Заметим, что в этом рассказе отсут­ствует только интеллектуальная переработка — размыш­ления о природе болезни, ее причинах и следствиях, т. к. это — рассказ ребенка. Для детей интеллектуальная пе­реработка информации (включение мышления) пока еще достаточно трудоемкая деятельность и потому встречает­ся в их рассказах эпизодически.

Конечно, на рисунке дети изображали не только себя на кровати, но и градусник под мышкой, таблетки и мик­стуры на столике у кровати, врача, который пришел из поликлиники, маму, приносящую игрушечного медве­жонка и воздушный шарик, собаку, «таскающую» кошку возле кровати, и прочее. То есть, несмотря на то что глав­ным было «Я болею, я лежу» (ощущения, восприятия и эмоциональные впечатления от своего больного «Я»), ре­бенок отражает в творчестве и характеристики окружаю­щей социальной среды. Причем это окружение могло быть как угрожающим (уколы, горькие таблетки, злые врачи), так и помогающим ребенку (игрушки, родители, добрые врачи). Но все-таки в центре было — «Я болею, я лежу», и такими же основными оказались острые, кон­кретные и очень определенные психические образы и эмоциональные впечатления, или сенситивный и эмоцио­нальный уровни внутренней картины болезни. Это было связано не только с необычным для ребенка изменением физического состояния, образа своего телесного «Я», но также и с предчувствием смерти. Возникает ощущение угрозы прекращения самого факта собственного сущест­вования в физическом (материальном) мире.

В отличие от взрослых, ребенок обычно не противо­поставляет свое «Я» болезни, не наблюдает за своей бо­лезнью со стороны, не фиксирует холодно и рассудочно ее проявления, «подъемы» и «спады», а сливается с ней и живет в болезни — чувственно и эмоционально. Описы­вая свою болезнь, дети сначала перечисляют ее внешние проявления, или симптомы (кашель, насморк, рвоту, по­вышение температуры, отсутствие аппетита, гной в гла­зах), а потом рассказывают, какие неприятные ощуще­ния вызывает у них болезнь (головокружение, двоение в глазах, тошнота, затруднение дыхания, боль в ушах, го­лове, горле и прочее). Однако все эти симптомы и не­приятные ощущения существовали в рассказах не как принадлежащие болезни, а как принадлежащие самому ребенку.

Рассказ Аси Ф., 8лет: «Яболею фарингитом, я каш­ляю, у меня болит горло, голова, гной в глазах. Я ничего не хочу есть».

Когда дети рисовали и описывали простуды, самым ярким моментом в их рассказах были ощущения и эмо­циональные впечатления, связанные с физиологически­ми защитными рефлексами: кашлем, чиханием, тошно­той и рвотой, — которые являются, в то же время, основ­ными симптомами простуды. Не зная до болезни, что это такое, не имея опыта переживания связанных с нею неприятных ощущений, дети тяжело переносили их и четко запечатлевали в памяти. Такие сильные внутрен­ние ощущения ребенок может пережить только при бо­лезни. Именно заболевание позволяет ему накопить но­вую информацию о своих внутренних особенностях и способах функционировании организма, учит контроли­ровать незнакомые для него физиологические отправле­ния и тем самым сразу делает старше и опытнее.

Рассказ Вики X., 7 лет: «Болезнь кашель. Один раз, когда болела, подставляли тазик — рвало, тошнило. Плохо пахло. Живот болел. Страшно, нечем дышать».

Рассказ Кристины К., 7лет: «Самое плохое чихать и вычихивать микробов — видеть и ощущать на ладош­ке».

Необычные и неприятные ощущения возникали у де­тей и в тех случаях, когда в процессе лечения им делали ингаляции, прогревали горло или ставили банки.

Рассказ Веры Б., 7 лет: «Это я пью чай горячий, горло болит. Там скатыши, что-то такое. Боль ря­бит. Голос хрипкий. Неприятное — мама лечит, за­ставляет пить горячий чай. И когда чихала — скаты­ши наружу. Мама заставляла, а у меня не получалось, и я глотала».

Рассказ Роберта М., 7 лет: «Болезнь кашель. Грею горло над тазом, там трава, дышишь. Я весь потею, это не нравится, весь мокрый. Все потное под одея­лом».

При детских инфекционных заболеваниях (ветрян­ке, кори, краснухе) самым впечатляющим для детей ока­залось осознание изменения внешнего вида, неприят­ные ощущения, эмоции и даже мысли по этому поводу.

Рассказ Ксюши X., 7 лет: «Моя болезнь ветрянка. Чешется. Неприятно, что пятна. Не нравится, что они на мне».

Рассказ Сережи И., 7 лет: «Болезнь краснуха. По­смотрел в зеркало — крапинки. Неприятно, подумал, что не я, а Никита Семенов. Не таким веселым был, грустным. Неприятно, что на лице крапинки».

Все эти неприятные ощущения и мысли вызывали у детей целую гамму эмоциональных реакций: интерес, страдание, злость, страх. Все они оказались важным ком­понентом представлений о болезни. Конечно, самой час­той была реакция страха. Страх вызывался необходимо­стью применения болезненных, незнакомых и поэтому пугающих лечебных процедур (в приведенном ниже рас­сказе Наташи Ц. есть такие слова: «Когда меня мазали зеленкой, мне было страшно, _я кричала») Страх возни­кал из-за того, что больной ребенок интуитивно чувст­вовал опасность для жизни, так как действительно очень плохо себя чувствовал («страшно, нечем дышать»). Или потому, что на уровне сознания связывал болезнь со смертью («в детстве внушали — болеть опасно, бо­лезни — смерть»). Иногда переживание страха полно­стью захватывало психику ребенка, подчиняло себе все его мысли и чувства, не позволяя выйти за пределы этого переживания, осознать его ошибочность и ограни­ченность.

Рассказ Димы Л., 11 лет: «Я болею не знаю чем. Я заснул в постели, и мне приснилась смерть. Я почувст­вовал страх, потому что было страшно. Было страш­но, что я умру. Смерть».

Болезнь как нечто отчужденное от ребенка, сущест­вующее помимо, независимо от него, присутствовала только на пяти рисунках. На четырех из них был изобра­жен гриб мухомор, сам по себе или рядом с ребенком. Варианты названия — «я болела грибом» или «меня за­разил гриб». Можно предположить, что в случае этой болезни ребенку легко было создать ее образ, исполь­зуя ассоциацию представлений по сходству звучания: «грипп» и «гриб». И поскольку болезнь понятна — бо­леть ею не страшно и даже интересно («Меня заразил гриб. Я вся зеленая, болею. Все весело и хорошо»). При этом очень часто дети не осознавали причину болезни. Так, например, один первоклассник сообщил нам, что «заболел грибом от любви...» На наш недоуменный во­прос, как такое могло случиться, он пояснил, что зара­зился «от любимой». Таким образом, зная, что болезнь заразная, ребенок иногда делает совершенно неправиль­ный вывод о причинах заражения.

Только в одном случае болезнь была изображена в виде маленького пятнистого человечка, сидящего на кро­вати рядом с лежащей девочкой. Для того чтобы создать такой образ, девочка должна была во время болезни и после того, как выздоровела, многое пережить, понять, осмыслить и на основе этого, повзрослев, научиться по-новому относиться к своим болезням.

Рассказ Наташи Ц., 11 лет: «Уменя по лицу начали появляться прыщи. Мама думала, это диатез и он ско­ро пройдет, но их стало еще больше, и они пошли по телу. Тогда мы поняли, что это ветрянка. Папа пошел в магазин и купил много зеленки. Вскоре я вся была по­крыта зелеными точками, как лягушка. Когда меня ма­зали зеленкой, мне было страшно, и я кричала. Мне бы­ло страшно, потому что я была маленькой, и не пони­мала, что это будет не больно. Язто вспоминаю, когда заболеваю. Эту болезнь лечат так, что нужно чем-то мазать какую-нибудь часть тела. И когда хочется вспомнить о чем-нибудь смешном и посмеяться, я сме­юсь над тем, что я тогда так боялась».

Наличие ограничений и запретов и переживания по этому поводу — характерная особенность детских пред­ставлений о болезнях. Из их рассказов видно, что по­ложение больного, в которое попадал ребенок, усугуб­лялось ограничением его свободы и необходимостью выполнять множество неприятных требований. Нельзя: бегать босиком, играть, на улицу ходить, гулять с подру­гой, есть мороженое, беситься и дергать кота за хвост. Надо: лежать, пить горячий чай, вычихивать микробов, глотать таблетки, делать уколы, ставить банки, дышать над тазом, как можно больше потеть. Противиться таким требованиям взрослых очень трудно, хотя дети пытаются и в таком тяжелом положении проявить смекалку и смяг­чить влияние неприятных, пусть даже и полезных, воз­действий.

Рассказ Нины С., 9 лет: «Я лежу на кровати, а мне уже поставили банки. И я хочу их скорее снять. И начинаю двигать лопатками. И, слава Богу, они на­чинают отваливаться. И на душе мне становится ра­достно».

Рассказ Насти Ц., 11 лет: «Я сломала ногу и прини­мала лекарства. Яне хотела их принимать, потом что они горькие, а мой брат взял мороженое со стола и съел. Я хочу тоже есть мороженое и хочу гулять с подруга­ми, но нельзя. Моя нога очень болела, я не могла спать ночью. Самое больное, что мне запомнилось, — это когда снимали гипс. Когда меня привезли в поликлинику и принесли в кабинет, там было очень много людей в бе­лых халатах с разными нужными инструментами. Во время всей болезни со мной была моя мама. Мама была расстроена, но не хотела, чтобы я расстраивалась и говорила: Скоро ты выздоровеешь и сможешь ходить и гулять "».

Запреты и ограничения исходят из социальной сре­ды, чаще всего их проводниками являются взрослые лю­ди: мамы, папы, бабушки или медицинский персонал (врачи и медсестры). Из рассказа видно, что окружаю­щие ребенка люди могут быть как помощниками, так и врагами, обидчиками больного ребенка. Мама девочки была с ней «во время всей болезни, была расстроена, го­ворила: " Скоро ты выздоровеешь и сможешь ходить и гулять"». Таким образом, она выступала как опора ре­бенка, разделяла со своей дочкой ее страдания, ободря­ла, вселяла веру в скорое выздоровление. Напротив, брат, который демонстративно взял со стола мороженое и съел, несомненно запомнился надолго как предатель и обид­чик. Он не понимал и не чувствовал, как его сестра стра­дала («лекарства горькие», «нога очень болела, не могла спать ночью», не говоря уж о том, что ей очень хотелось «есть мороженое и гулять с подругой»).

В большинстве рисунков и рассказов настоящими за­щитниками детей были их мамы и папы, потому что они были рядом с ребенком («рядом были мама и папа»), со­переживали ему («мама расстроилась и папа расстроил­ся»), успокаивали («мама меня успокаивала»), оказывали конкретную помощь («папа пошел в магазин и купил много зеленки») и отвлекали от болезни («мама мне при­несла шарики»). Когда рядом с ребенком не было люби­мых родных людей, болезнь переносилась намного тяже­лее («заболел, а папа и мама уехали», «...одиноко без ба­бушки с мамой одной. Бабушка добрая очень. Бабушка добрее, всегда добрая, а мама — по-всякому»).

Медицинские работники воспринимались ребенком как защитники значительно реже. Это во многом зависе­ло от жизненного опыта ребенка, профессионального мастерства врача и его умения обращаться с больными детьми.

Рассказ Толи Г., 7 лет: «Мне 3 года, на меня упал большой телевизор, теперь я лежу в больнице. Врачи относятся хорошо, уколы делают не больно, разреша­ют побегать. Телевизор упал на живот. Там в больнице ничего не надо делать!»

Рассказ Вити Ш., 7 лет: «Я забыл, чем болел. В больницу отвезли. В 4 или 3 года. Там порошки давали, лекарства, уколы в попу и в вену. Плохо. Врачи злые. Уколы делали по нескольку раз. В вену не попали, еще раз, еще раз. Когда уколы делали — один день терпел, другой — нет. Не страшно, но больно. Одиноко без ба­бушки с мамой одной. Бабушка добрая очень. Бабушка добрее, всегда добрая, а мама — по-всякому. Вспоми­наю, когда сплю, как меня в больницу отвозили. Самое плохое — врачи злые, боль, и нет бабушки».

Эти два рассказа, по сути дела, об одном и том же: маленькие дети попали в больницу, и там им делают уко­лы. Однако Толе с врачами повезло («Врачи относятся хорошо, уколы делают не больно, разрешают побегать»). А вот Вите нет («Врачи злые. Уколы делали по нескольку раз. В вену не попали, еще раз, еще раз»). Ясно, что по­сле приобретения такого личного опыта отношение к врачам в последующем у этих мальчиков будет карди­нально различаться. Конечно, такое восприятие врачей и пребывания в больнице могло быть связано также и с тем, что первому мальчику в больнице в целом было хо­рошо («врачи разрешают побегать... и ничего не надо де­лать»), а второму в целом было плохо («...врачи злые, боль, и нет бабушки»).

Рисунки и рассказы детей позволяют проследить, ка­кие способы защиты дети применяют для ограждения сферы сознания от неприятных, травмирующих их лич­ность переживаний. Для иллюстрации действия подсоз­нательных защитных механизмов рассмотрим два при­мера. Первый из них касается вытеснения, проекции 0 от­рицания [32].

Ученик 1 класса Ваня Д. сделал рисунок к стихотво­рению, напечатанному в журнале «Костер», которое ему прочла психолог. В стихотворении речь шла о заболев­шем мальчике и о котенке, который пришел его «пожалеть». На рисунке Вани Д. больной мальчик лежал на диване, свесив руку. По спинке дивана шел кот. Однако присутствовало и еще одно действующее лицо, которого вовсе не было в стихотворении, — доктор. Доктор сидел на стуле возле дивана и держал в каждой руке огромный шприц с иглой. Приводим диалог мальчика с психоло­гом по этому рисунку.

Ваня Д.: «Мальчик заболел. Ему плохо, потому что нельзя выйти погулять и в школу он не может».— Пси­холог (показывая на доктора): «А это кто?».— «Док­тор, чтобы мальчик скорее вылечился».— «Как мальчик относится к этому доктору, что он думает и чувству­ет?» — «Мальчик его не боится».— «А что этот док­тор будет делать?» — «Доктор будет делать укол».— «Так что же, мальчик не боится укола?» — «Мальчик не будет видеть этого, он спит. Он спит и не проснется».

Из этого диалога видно, что мальчик заболел, он пло­хо себя чувствует и теперь ему нельзя гулять. Однако ос­новное переживание первоклассника связано не с этими очевидными и без труда предъявляемыми фактами, а с наличием вытесненной ранее, но потенциально тревож­ной информации о том, что доктор может сделать укол. В стихотворении ничего не говорится про доктора и про уколы. Однако на рисунке появляется доктор с важной функцией «чтобы мальчик вылечился», и это, конечно, не может быть простой случайностью. Ваня Д. переносит (проецирует) подсознательное чувство страха на мальчи­ка на рисунке и, в то же время, старается этого мальчика от опасности защитить. С помощью погружения маль­чика в сон (отрицания) Ваня отгораживает его от непри­ятных сведений («мальчик не будет видеть этого, он спит») и полностью исключает всякую возможность, что они будут когда-либо восприняты («он спит и не про­снется»). Таким образом, мы видим, что у Вани сущест­вует неосознаваемый страх уколов и врачей, с которыми эти уколы связаны, а также то, как действие подсозна­тельных механизмов психики позволяет ему защититься от этих неприятных для него переживаний.

Второй пример иллюстрирует проявление защиты по типу рационализации [32]. Ученик 1 класса Даня X. сделал рисунок на тему: «Я и моя болезнь». Приводим диа­лог мальчика с психологом по этому рисунку.

Даня: «Я заболел, заразился гриппом. Мне хотят сделать укол большим шприцем и маленьким, так как я заболел кашлем и горлом. Больно, щекотно, неприятно, там чешется, и я плачу. Ко мне домой приехал врач. Он злой, активный, быстрый».

Психолог: «А почему врач злой?» — Даня: «Так все хорошие доктора уехали к другим детям».— «А ты час­то болеешь?» — «Да, но только раз врач был злой. Злой, но лучше всех — сделал укол хорошо и все прошло!».

В этом диалоге можно проследить проявление двух способов рационализации: по типу «зеленый виноград» («все хорошие доктора уехали к другим детям») и но типу «сладкий лимон» («злой, но лучше всех — сделал укол хорошо и все прошло!»). Утверждая, что все хорошие док­тора уехали к другим детям, мальчик приводит разумное объяснение того, почему ему так не повезло с доктором, и тем самым оправдывает свое внутреннее напряжение, вызванное встречей со «злым» врачом. В то же время для повышения ценности этой встречи и результата лечения, достигнутого благодаря применению «большого шприца и маленького», мальчик использует второй способ рацио­нализации, объясняя, что его «злой врач лучше всех» и уколы свои «делает хорошо». Умея рассуждать таким об­разом, ребенок достаточно успешно приспосабливается к неприятной для себя ситуации болезни и лечения уко­лами.

Наряду с подсознательными механизмами защиты, в рисунках и рассказах детей можно проследить действие осознанных стратегий совладания, т. е. тех способов пре­одоления внутреннего дискомфорта, которые каждому конкретному ребенку (в силу его личного жизненного опыта) помогают лучше всего. Как правило, это какие-то конкретные действия или отвлекающее поведение (смот­рю телевизор, играю с собакой).

Рассказ Ани М., 10 лет: «У меня заболел живот. И я стала ерзать на кровати. Когда я ерзаю, я успокаива юсь, и мне становится легче. Живот перестает бо­леть».

Рассказ Насти М., 8лет: «Умет болит живот, и мама мне принесла шарик. Мама знает, что я очень люблю, когда болею, шарики. Но у меня на душе плохо, даже когда мне приносят шарик».

Таким образом, до тех пор пока у маленького ребенка нет собственного опыта встречи с болезнью, с болью, с врачами и лечебными процедурами, — душа его безмя­тежна, в ней нет беспокойства, тревоги и страха. Какое отношение к болезни сложится в дальнейшем — будет зависеть от первой серьезной ситуации болезни, в кото­рую попадет ребенок и которую он переживет. Особенно опасными для детской психики в этой связи являются госпитализация и оперативное лечение.

Рассказ Наташи Р., 12 лет: «Однажды вечером у меня вдруг заболели уши, и я вместе с дедушкой пошла в больницу, потому что все поликлиники были закрыты. И доктор там проткнул мне уши. Когда доктор мне протыкал уши, мне было очень больно и страшно. Врач быстро попал, я не опомнилась, и проткнул. Он был без белого халата. С усами. Он был добрый. Дедушка был испуган и крепко держал меня. Крепко, потому что я могла вырваться и все испортить. Я еще тогда ничего не понимала. Мне было 5 лет».

Для этой девочки, которая еще «ничего не понима­ла», малоприятная для любого человека ситуация рассе­чения барабанной перепонки разрешилась относительно благополучно. Несмотря на то, что пришлось «проты­кать уши» и это «было очень больно и страшно», врач «быстро попал и проткнул», так что ребенок даже «не опомнился». Врач был добрый, с усами и без белого ха­лата. Рядом был дедушка, который не только сопережи­вал, но и помогал. Он крепко держал свою внучку и, похоже, внушил ей, зачем так надо было поступать: что­бы она, маленькая, не могла вырваться и все испортить. В рассказе Нади Ч. об удалении аденоидов присутствуют совершенно другие эмоциональные компоненты.

Рассказ Нади Ч., 11 лет: «Я еще была маленькая, и ходила в старшую группу детского сада. Один раз, в понедельник, меня привезли в больницу, я думала просто так, но нет. Мне должны были удалить аденоиды. В один ужасный день меня повели в операционную, поса­дили в кресло, завязали руки и ноги, чтобы я не дерга­лась, навели на меня свет, заставили открыть рот. Злой врач засунул мне в рот палец так далеко, что я почувствовала его вот тут. Я закричала. Он засунул в рот ножницы и стал резать. После операции мне дали огромную тряпку, чтобы она высушила мне рот».

Можно предположить, что Надя на всю жизнь сохра­нит не только ощущение того, как «злой врач» засовыва­ет ей в рот палец, но и переживание ужаса от связанных рук и ног, наведенного света, хирургических ножниц, ко­торыми ее резали, и огромной тряпки, пропитанной кро­вью. Это воспоминание может отразиться на ее отношении к болезни, врачам и больнице.

По данным литературы, пребывание ребенка в боль­нице для обследования и операции — одна из самых час­тых психотравмирующих ситуаций, которая может при­вести к формированию неврозов [38].