Главная страница Случайная страница
Разделы сайта
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Девятнадцатый ключ. Солнце
-- Вы красивы и счастливы, и я желаю вам всего, что с вамиуже случилось, -- сказал капитан Харлампий Опуич, когда сынпознакомил его с Ерисеной. Опуич-старший сидел в корчме постоялого двора сокровавленными шпорами на сапогах, которые в то утро спасли емужизнь, чуть было не оборванную неожиданным выстрелом, и курилзеленую трубку. Он все еще был крепок, как изразцовая печь, хотя и старел скачками -- то десять лет без перемен, а потомвдруг на десять лет за ночь. Он мог бы на плечах осла черезреку перенести, как сам о себе говорил в шутку. Постояльцы, ждавшие разрешения перейти границу, со страхом поглядывали наперламутровую бабочку, украшавшую его завязанные хвостомдлинные волосы, принюхивались к запаху грецких орехов, которыйраспространялся вокруг него, а Ерисене стало не по себе, когдаона заметила сборник стихов Горация, заткнутый у капитана запоясом. Он тем временем весело заказывал ужин для всех, ктонаходился на постоялом дворе, в том числе и для посланника, который намеревался ужинать у себя в комнате. Французский посланник включил в свою свиту, сопровождавшуюего по дороге в Константинополь, секретаря, а капитан --пятерых кавалеристов в красных сапогах, как будто они ехали насвадьбу, и одного в желтых турецких туфлях. Они могли и догнатького угодно, и ускакать, и в самом страшном бою выстоять. Скапитаном Опуичем ехала также девушка с необычной сединой вволосах цвета воронова крыла, такая грудастая, что могла бысама себя за грудь укусить. Ее звали Дуня. Увидев Ерисену имолодого Опуича, она посмеялась над третьей туфлей, висевшей нашее у Ерисены, а Софрония спросила, как его рана. Так Ерисенапоняла, что девушка из свиты капитана -- это одна из техзнахарок, которых отец посылал к сыну через три линии обороны, кроме того, в волосах Дуни она узнала ту прядь, что росла наплече у ее Софрония. Она была усыпана такими же звездочкамиседины. -- Помнишь, как мы ужинали вместе с Евдокией? -- спросилаДуня Софрония и обратила на Ерисену свои золотистые глаза, похожие на половинки сваренного вкрутую яйца. -- Посмотрим, посмотрим, -- заранее радовался ужинукапитан, потирая руки, тяжелые даже без перстней (перстни он неносил, потому что они мешали ему держать саблю). --Посмотрим... Сначала каждому по порции седой травы с языком впохлебке из мякины... И принеси нам, если есть у тебя, хлебцев, замешенных с глиной. А что касается любви к отечеству, то сэтим, дорогой мой, дело обстоит так: все для народа, ничеговместе с народом! А мне, парень, принеси два раза по мискебожьих слез, один взгляд в панировке, знаешь, тот, что изгорьких, из тех, что стареют в одно мгновение, с лимоном. Ифасоль, сваренную в савской воде. Нет савской воды? Жалко! Тогда бобов в панировке... А госпоже Тенецкой тушеные мидии.Моей Дуне -- то, что захочет Евдокия. И под конец немного чаяиз крапивы с медом. " Неужели это мой отец? " -- спрашивал сам себя Софроний ивспоминал детство и отца, который лежал в спальне, в ихогромном доме в Триесте, во мраке, рядом с женой ПараскевойОпуич и, приподняв голову, прислушивался. Сейчас Софронийнаконец-то узнал, к чему прислушивался его отец столько летназад и почему ночью, в темноте, мать опускала его голову наподушку. Опуич-старший прислушивался, не раздастся ли где-то нанижних ступенях лестницы шорох женского платья. -- Что же касается тех, что в Сербии, -- продолжалкапитан, -- им я посылаю деньги, которые зарабатываю, тратяфранцузский порох, чтобы и они себе могли пороха купить. А ты, парень, ножи наточи нам так, чтобы можно было ими фитиль узажженной свечи отрезать. И подбери для нас черные ложки. Ябольше всего люблю ложки черного цвета, они самые красивые, неправда ли, госпожа Тенецкая? Ну, давай пошевеливайся, приятель! У каждого из нас завтра с ранней зари трудная дорога подногами... Не успел капитан покончить с заказом, как в корчмуворвались несколько женщин, которые привели за собой медведя.Вместе с ними был мужчина в мундире французского офицера. Онипредставились гостям как странствующие актеры. -- Учтите, за это представление нам заплатил нашблагодетель и покровитель, капитан Харлампий Опуич, -- сказалчеловек в мундире, -- большой любитель театра, сейчас он где-тов Силезии. А мы вам покажем страшное представление подназванием " Три смерти капитана Опуича". На эти слова капитан Опуич громогласно расхохотался иобратился к актерам: -- Играйте, ребята, пусть ваши бумажные слова немногоотдохнут в нашем воображении, согреются нашей кровью и хотьнемного пострадают и помучаются в нашей жизни! Затем одна из женщин сказала, обращаясь к поддельномукапитану Опуичу, тому, что был одет во французский мундир: -- У каждого из твоих предков, капитан, было по однойсмерти. Но не у тебя. У тебя будет три смерти, и вот они (тутона показала на остальных женщин из труппы). Вот они стоят: старуха, красавица рядом с ней и девочка, -- это три твоисмерти. Посмотри на них хорошенько... -- И это все, что от меня останется? -- вмешался тут впредставление настоящий капитан Опуич. -- Да. Это все. -- Не так уж мало! -- снова вставил капитан Опуич. -- Но учти, капитан, ты не заметишь своих смертей, проскачешь под ними верхом, как под триумфальной аркой, ипродолжишь свой путь, будто ничего не случилось. -- А что же тогда будет после моей третьей смерти, когда яв третий раз стану вампиром? -- еще раз подал голос с местакапитан, наслаждаясь замешательством актеров и изумлениемсидевших в корчме зрителей. -- И тебе, капитан, и другим людям некоторое времябудет казаться, что ты еще живешь, что ничего не случилось, итак будет до тех пор, пока не придет к тебе последняя любовь, пока не полюбит тебя та женщина, от которой ты мог бы иметьдетей. Тогда ты тут же исчезнешь с лица земли, потому что утретьей души не может быть детей, так же как у того, кто втретий раз становится вампиром, не может быть потомства... В этот момент откуда-то сверху, из постоялого двора, послышались звуки кларнета. На этот раз играли Гайдна -- " Хоралсвятого Антония". Услышав музыку, капитан как ошпаренныйвскочил, остановил представление, велев актерам убираться вон, и устремился на вымощенный камнем балкон. Чуть позже он вошел обратно в корчму, держа за руку даму сголубой подушечкой, которую та прижимала к себе. В ее глубокомдекольте виднелись надушенные мушки, а отверстия ушей былинамазаны кроваво-красной губной помадой. Другой рукой капитанОпуич вел за руку молодого человека с волнистыми волосами, одетого в форму австрийского гусара. Увидев возле капитана этих двоих, Дуня вскрикнула, прикрыврот рукавом, а бубенцы на голубой подушке новой дамы, появившейся с капитаном, зазвенели. Тут все услышали голоскапитана Опуича, певшего так, как поют в церкви, не своимголосом: Заступница, как много я прошел, Скорбеть устал, Прибежища я в жизни не нашел, Покрова не сыскал, И одиноким среди сербов Теперь я стал. Принес поющий перстень для тебя, Но ты меня не осенила взглядом, Не знал певец твой младости отрады, Уж не узнает на исходе дня. Из страшных снов меня ты позвала в другое, страшное виденье, Я видел сердце, что от ран дымилось И, как звезда, на запад закатилось Под звуки варварского песнопенья. После того как прозвучали эти слова, капитан представилвновь прибывших: госпожу Растину Калоперович изСремски-Карловцев и ее сына Арсения, подпоручика австрийскойармии, которые по случайному, но счастливому стечениюобстоятельств после продолжительной разлуки встретились сосвоей дочерью и сестрой Дуней Калоперович, присутствующейздесь. Дуня встала навстречу пришедшим, поцеловала мать вголубую подушечку с бубенцами, брата в губы, и все снова сели. -- Не узнаю тебя. Как будто впервые вижу. Ты такпохорошела с тех пор, как я узнал, что ты моя единоутробнаясестра, -- сказал Арсений Дуне. -- Я привез тебе кое-что. Твоисерьги. Ты их наденешь? -- Не хочу это делать здесь. Ухо теряет невинность всякийраз, когда в него вставляешь серьгу, -- всегда немного крови, -- сказала Дуня и улыбнулась. Эта улыбка показалась подпоручику Арсению незнакомым идрагоценным инструментом, на котором она играет снепревзойденным мастерством. А Дуня посмотрела своемуединоутробному брату в глаза и поцеловала черную ложку из своейтарелки так, будто целует его. " Уже заметил мои ступни, -- сердито подумала ЕрисенаТенецкая, которая на другом конце стола ела мидии, и испуганнопосмотрела на капитана Опуича. -- Неужели это человек, убившиймоего отца? " В этот момент, будто услышав вопрос, старший Опуич взялбокал и встал, чтобы сказать тост. -- Mesdames, вы наверняка задаетесь вопросом, неужелидействительно не осталось ни одного светлого места в душечеловека, стоящего перед вами. Permettez moi l'opportunite devous expliquer mon cas... Я в церкви напелся вдоволь на весьчеловеческий век и перестал петь. Вина напился на две жизни ивырубил оба своих виноградника, наигрался тоже достаточно иразбил свой инструмент. Сейчас я все могу сказать... Вы знаете, что ваш прекрасный пол часто хочет получить на память прядьволос кого-нибудь из выдающихся военачальников этой войны.Правда, среди нас есть и люди другой судьбы, люди, носящие насвоем израненном теле прядь женских волос -- знак того, чтоженщины-знахарки лечили нас. В этой мужской и женской прядиволос и кроется разница между нами, солдатами, и теми, кто намиуправляет. Потому что люди делятся на тех, кто убивает, и натех, кто ненавидит. Мы, солдаты, мы просто бесталанная порода, которая может только убивать, мы обычные босяки по сравнению стеми даровитыми властителями, которые умеют ненавидеть. Можнонаучить человека орудовать саблей быстрее, чем вилкой. Аненависть -- это дело, которому учатся поколениями. Это дар.Как красивый голос. Дар куда более опасный, чем любая сабля.Если бы я им обладал, я был бы не солдатом, а мастером по литьюколоколов по ту сторону райской реки Дунай, в вашем Земуне, mademoiselle Тенецкая, пил бы вино из самого красивогоколокола, из одного уха у меня росла бы верба, из другого --виноград, и плевал бы я на все с высокой крыши вашей литейноймастерской, украшенной железным петухом. Сидел бы посиживал всвоей лодке, ловил бы мудрых рыб и кого-нибудь так быненавидел, что у него уши бы поотсыхали, будь он хоть в самомПариже. Но я не одарен даром ненависти, поэтому должен убиватьсвоих противников. Однако это такая грустная тема, а ведь у нассегодня радостный день. Я снова, спустя много лет, оказался вкругу своей семьи и предлагаю выпить этот бокал именно за это иза здоровье всех моих дорогих и любимых. Vivat! Капитан Опуич выпил до дна и швырнул свой бокал за окно, прямо в реку. И он упал в воду, между орехами и ореховойскорлупой, которые плыли во мраке вниз по течению. Наутро противоположный берег реки вынырнул из тумана, купаясь в лучах солнца. Он был высокий, снизу подмытый водой, сверху обильно поросший травой, которая, как неподвижная волнас зеленой пеной, постоянно катилась над рекой. Когда каравантронулся в путь, молодой Опуич вскочил на свою кобылицу почтинагой, как он теперь, после того как расстался с саблей, чащевсего и ездил в седле, догнал отца и спросил, заплачено ли посчету за ужин, на что получил ответ: -- С каждого из нас взяли по одному апрельскому вторнику, да еще и по часу сдачи вернули... Я думал, ты спросишь, когдамы, греки и сербы, спасемся от бед, а ты об ужине. -- А когда мы спасемся от бед? -- Тогда, когда каждый сербский гроб сможет, как лодка, поводе плавать и когда за каждую сербскую сливу его можно будетпривязывать. Караван двигался на восток, через Грецию, справа от нихосталась святая Афонская гора и окружающее ее море, шепотомпрошелестел слух, что французский посланник болен, что в егосемье мужчины в каждом следующем поколении умирают на годраньше, чем в предыдущем, и что сейчас, исходя из этого, числолет жизни сократилось уже до двадцати девяти. -- Попытайся посмотреть на солнце -- увидишь, что ононапоминает медный щит с отверстием посредине, -- сказал капитанОпуич сыну, скакавшему рядом с ним, коснувшись его сапогасвоим. Молодой Опуич посмотрел на него с ужасом, но отецспокойно поднял руку и показал вдаль. -- Вот и Константинополь! Там, у Фанарских ворот, вас ждет отец Хризостом с моим золотымв мантии. Я сделал пожертвование ему и его храму, и онобвенчает тебя с барышней Тенецкой. И будьте счастливы!
Данная страница нарушает авторские права?