II. Проституция у исторических народов.

(см. Dufour, Historié de la Prostitution)

У цивилизованных народов мы находим в первобыт­ные времена те же самые явления, которые мы в настоя­щее время наблюдаем у дикарей, т.е. проституцию всех видов, как-то: рели­гиозную, гражданскую, гостеприимную и юридическую, и притом в таком распространении, кото­рое как нельзя более доказывает, что стыд и самый брак суть продукты только более позднего развития.

1. Восток. Религиозная проституция. Геродот повест­вует, что в Вавилоне все женщины, в нем родившиеся, долж­ны были по крайней мере хоть один раз в своей жизни явиться в храм Мелитты, чтобы там отдаться какому-нибудь чужеземцу. Они должны были оставаться в этом храме до тех пор, пока кто-нибудь из этих чужеземцев не бросал им на колени известную сумму денег и приглашал их к coitus'y. Деньги, полученные таким путем, считались священными (I, 199).

В Армении богиней проституции почитали Анаис, храм которой напоминал собой храм Мелитты в Вавилоне.

Вокруг этого храма находились обширные поля, окру­женные высокими стенами, за которыми жили женщины, посвятившие себя этой богине. Вход сюда разрешался од­ним только чужестранцам. Жрецы и жрицы этого храма избирались из представителей и представительниц самых благородных и знатных фамилий страны, причем продол­жительность служения их богине определялась всегда их родными. Уходя оттуда, женщины эти оставляли в пользу храма все, что они заработали, и с успехом выходили за­муж, причем женихи их справлялись в храме об их пове­дении. Девушка, которую посетило наибольшее число ино­странцев, считалась самой желанной невестой (Страбон).

У финикийцев также существовала гостеприимная и религиозная проституция. По словам Евсевия, у них был обычай отдавать на растление чужеземцам своих дочерей единственно во славу традиций гостеприимства. Храмы, посвященные богине Астарте и находившиеся в Тире, Си-доне и в главных городах Финикии, были местами, где проституция практиковалась в самых широких размахах. Это продолжалось до IV столетия, именно до царствования Константина Великого, который разрушил храмы Астарты и на их местах построил христианские церкви.

В финикийских колониях религиозная проституция по­лучила торговый характер, который вообще был свойствен этому народу. При въезде в город Карфаген находились так называемые " Benoth Sukkoth" (палатки девушек), т.е. пуб­личные дома, в которых молодые девушки, торгуя своим телом, отдавались за деньги чужестранцам с целью зарабо­тать таким путем приданое, выйти замуж и сделаться очень почтенными, целомудренными женами, пользовавшимися большим уважением своих мужей. Они стекались сюда со всех сторон в таком огромном количестве, что многие из них в силу конкуренции не могли вернуться на родину так скоро, как желали бы, чтобы там выйти замуж.

На острове Кипре было также много храмов, где культ Афродиты сопровождался такими же религиозными обря­дами. В Киликии, в Тамазисе, в Афродизиуме и в Италии священная проституция исходила из тех же мотивов и выражалась в тех же формах.

В Сузе, Экбатане и у парфян существовали скалы про­ституток.

По словам Геродота, девушки в Лидии зарабатывали себе приданое путем проституции и продолжали заниматься ею вплоть до выхода замуж. Приданое давало им возможность выбирать себе по своему вкусу мужей, которые не всегда име­ли право отказаться от чести подобного предложения.

Они вместе с купцами и ремесленниками Лидии участво­вали в расходах по сооружению памятника на могиле Али-атта, отца Креза. Надписи, сделанные в память этого, ука­зывают, какую именно долю дала для этого каждая из участвующих сторон. Оказывается, что куртизанки понесли гораздо большие расходы, нежели ремесленники и купцы.

Геродот следующим образом описывает нам праздни­ки, совершавшиеся в городе Бубасте в Египте, в честь боги­ни Изис: " Мужчины и женщины путешествуют по реке все вместе, без всякого различия пола. Пока длится это путешествие, некоторые женщины бьют в кастаньеты, муж­чины играют на флейтах, прочие же поют и бьют в ладо­ши. Когда приближаются к какому-нибудь городу, лодки причаливают к берегу; одни женщины продолжают бить в кастаньеты, другие перебраниваются с женщинами, нахо­дящимися на берегу, а третьи танцуют, бесстыдно подни­мая свои платья кверху". В храме богини Изис собирались одновременно сотни тысяч пилигримов, которые предава­лись здесь самому дикому разврату.

Непристойности культа богини Изис становились осо­бенно грандиозными, когда церемонии совершались в под­земельях при посвящении какого-нибудь новичка в таин­ства его после целого ряда искусов и очищений. Геродот, посвященный во все тайны этого культа египетскими жре­цами, говорит об этом довольно много, несмотря на всю свою сдержанность.

Хеопс воздвиг свою колоссальную пирамиду, постройка которой длилась двадцать лет и поглотила бездну денег, на средства, добытые его дочерью проституцией. Но по­следняя все еще была недовольна исполнением взятой на себя задачи и просила каждого посетителя дать ей еще на один камень для возведения особого строения по ее плану. " Из этих камней, по словам одного жреца, — говорит Ге­родот, — и была выстроена между тремя возвышающи­мися пирамидами четвертая".

У евреев, до окончательного издания Таблиц Законов, всякий отец имел право продать свою дочь в наложницы на известный срок, означенный в продажном контракте. Деньги, полученные при этой продаже, поступали всецело в его пользу, и девушка при этом ничего не получала, кроме тех случаев, когда господин ее выдавал ее замуж за своего собственного сына, а сам брал себе другую налож­ницу. Этой торговле дочерьми положил конец только Мои­сей: " Не продавай своих дочерей для того, чтобы земля не покрылась пятном и нечистью" (Кн. Левит. XIX).

Богу Молоху, который изображался в виде человека с телячьей головой и с протянутыми вперед руками, приноси­ли в жертву плоды, муку, диких голубей, ягнят, баранов, быков и даже детей. Все эти жертвы бросались в одно из семи отверстий, зиявших на животе этого бронзового идола, внутри которого помещалась огромная печь, где они сжига­лись. Чтобы заглушить крики их, жрецы Молоха во время жертвоприношений поднимали страшный шум игрою на систрах и барабанным боем. Под этот-то шум поклонники его и совершали самые грубые и непристойные обряды.

Приверженность к подобным обрядам так глубоко уко­ренилась среди еврейского народа, что некоторые секты пытались ввести их в культ единобожия, чем осквернили свои храмы.

Поклонение Ваал-Феору, или Вельфеору, любимому бо­жеству мидианитян, распространилось среди евреев так силь­но, что оно часто заменяло собою служение Богу Авраама.

По Selden'y, Вельфеор изображался в виде огромного истукана с приподнятым и свернутым на голове платьем» как бы для того, чтобы показать свои половые органы. Что касается пола его, то Mignot думает, что он был гер­мафродит, в то время как Dulaure того мнения, что истукан этот имел мужские половые органы. В храме, посвящен­ном Вельфеору, жило множество женщин, которые прода­вались, и вырученные таким путем деньги клали на его алтарь. Во время известных религиозных обрядов в честь этого бога, совершавшихся ночью в глубине священных лесов, жрецы и поклонники его наносили друг другу ножа­ми неглубокие раны и, разгоряченные вином и возбужден­ные музыкой, плясали до тех пор, пока тут же не падали без сознания в лужи собственной крови.

Несмотря на запрещение Торы, проституция эта, указа­ния на которую мы находим даже во времена Маккавеев, продолжала существовать еще долгое время. Сюда отно­сятся также фаллические празднества, которые соверша­лись сообща евреями и моабитскими девушками, устраи­вавшими у Бет-Эскимота палатки, где они торговали драгоценностями и своим телом (Кн. Моисея IV, гл. XXV).

Можно сказать, что через всю историю еврейского на­рода проходит беспрерывная борьба законодателей и про­роков с проституцией и половой разнузданностью наро­да. Подобно тому как в настоящее время каждый думает о куске насущного хлеба и некоторых удобствах, так точ­но некогда всякий заботился о свободе своей половой жизни.

Проституция гражданская. Наряду с религиозной про­ститу­цией развивалась и гражданская проституция.

Пророк Варух говорит: " Вдоль улиц сидят женщины, опоясанные веревками, и сожигают благовония. Та из них, которая приглашена для совокупления с прохожим, хвастает потом перед своей соседкой, не видевшей, как он развязал свой пояс" (Варух, VI).

В истории Тамары описываются уличные блудницы, скрытые под покрывалами, сидящие на краю дорог и сле­дующие за всяким, кто может им заплатить. В Библии они изображаются то неподвижно сидящими на перекре­стках дорог, скрытые под покрывалами, то неприлично оде­тыми, сжигающими благовония и распевающими песни. Но эти блудницы, по крайней мере, большинство их, не были еврейками. Они называются просто чужеземками, и были родом из Сирии, Египта и Вавилона.

2. Греция. Религиозная проституция. В Греции также была распространена в глубокой древности религиозная проституция.

Солон на доходы учрежденных им в Афинах диктериад (публичных домов) построил храм в честь богини прости­туции против ее статуи, у подножия которой собирались процессии верных прозелитов этой богини. Афинские гете­ры принимали деятельное участие в празднествах в ее честь, которые совершались в четвертый день каждого месяца и во время которых они занимались своим ремеслом в поль­зу этого храма.

Другие такие же храмы находились в Фивах, в Беотии и в Мегаполисе, в Аркадии.

Культ Афродиты был не что иное, как культ проститу­ции, как это доказывают различные названия, данные этой богине.

Так, она называлась " Pandemos" (всенародной), " Hetaira" или " Porne" (гетера, представительница грубой чувствен­ности), " Peribasia", по латыни " Divaricatrixa" — слово, со­держащее намек на похотливый акт. Затем ее называли " Melanis", то есть черной, или богиней любовной ночи, по­тому что храм ее был окружен непроницаемым для днев­ного света лесом, где влюбленные бродили ощупью. Она носила еще названия " Mucheia" (богиня тайных мест), " Castnia" (богиня бесстыдных совокуплений), " Scotia" (бо­гиня мрака)." Darcetos" (богиня праздной лени), " Каllipygos" (богиня с красивыми ягодицами), наконец " Mechanitis" (механическая богиня), так как изображения ее из дерева с мраморными ногами и лицом, будучи приведены в движе­ние при помощи скрытых пружин, передавали самые ци­ничные и грязные позы и движения.

Роль жриц этой богини часто исполняли куртизанки и способствовали таким образом увеличению доходов ее хра­мов. Страбон уверяет, что в храме Афродиты в Коринфе жило более тысячи гетер, посвященных его посетителям.

В Древней Греции был распространен обычай посвящать Афродите для умилостивления ее известное число совсем молодых девушек. Так, мы знаем, что Ксенофонт из Корин­фа, отправляясь на Олимпийские игры, обещал посвятить ей пятьдесят гетер, если она дарует ему свободу. " О, влады­чица Кипра, — восклицает поэт Пиндар в оде, составлен­ной в честь его победы, — Ксенофонт приведет в твой об­ширный лес целую вереницу в пятьдесят красавиц!. А вы, молодые красавицы, — обращается он затем к этим по­следним, — вы, которые даете у себя приют и гостеприим­ство всем чужеземцам, вы, жрицы богини Пито в богатом Коринфе, возжгите благоухания перед изображением Афро­диты и, призывая мать любви, умолите ее не отказать нам в ее небесной милости и дать нам то блаженство, которым мы наслаждаемся, срывая нежный цвет вашей красоты".

На одной древнегреческой вазе из знаменитой коллек­ции Durand'a изображен храм Афродиты, в котором кур­тизанка при посредстве рабыни принимает предложение одного чужестранца, увенчанного миртовым венком и дер­жащего в руке кошелек с деньгами.

Празднества в честь Адониса были не обыкновенные оргии. Гетеры посвящали храмам его значительную долю заработков, полученных путем проституции. Они обыкно­венно пользовались празднествами в честь его, на которые отовсюду стекалась масса чужестранцев, для того чтобы предаваться в это время самому широкому разврату якобы во славу и под защитой этого бога.

Проституция гражданская. Прочное распространение ре­лигиозной проституции и натолкнуло, вероятно, Солона на призна­ние и регламентацию гражданской проституции. При нем она впер­вые является официальной в государстве, ко­торое получает от нее известный доход.

Солон имел в виду доставить государству те доходы от проституции, какие получали от нее до сих пор храмы, и для этого он устроил в Афинах публичный дом, служивший для удовольствий афинской молодежи и для ограждения личности и покоя честных женщин. Дом этот, куда всякий имел доступ, назывался " диктериадой" (dicterion), и в нем жили купленные и содержимые за счет государства рабыни.

" О, Солон, — восклицает поэт Филемон в одной из своих комедий, — ты сделался благодетелем народа: в этом уч­реждении ты усмотрел его благо и спокойствие! Ты устроил дома, в которых поместил для общественных нужд женщин, купленных тобою и служащих для того, чтобы отдавать свои ласки всякому, кто за это заплатит. Этим ты преду­смотрел и предупредил большой вред и неизбежное зло! "

Входная плата в диктериады, одинаковая для всех посе­тителей, была очень умеренная. По словам Филемона, она во времена Солона не превышала одного обола, что на наши деньги равняется приблизительно 10-12 коп.

Ксенарх в своем " Penthale" и Евбулид в " Parenchis" дают нам описание женщин, живущих в этих притонах разврата. Они носили платья из прозрачных тканей, чрез которые взор мог видеть все. Некоторые из них одевались с еще более тонким цинизмом, прикрывая лица вуалью и грудь тонкими нежными тканями и оставляя прочие час­ти тела неприкрытыми.

Диктериады, к какому бы разряду они ни принадлежа­ли, пользовались привилегией полной неприкосновенно­сти: они считались убежищами, где каждый гражданин находился под защитой общественного гостеприимства, и туда никто не имел права проникнуть с целью совершения какого бы то ни было насилия.

Ни для одного гражданина, каково бы ни было его об­щественное положение, не считалось позорным посещать эти дома терпимости. Напротив, по мнению одного юмори­стического римского писателя, осмеивавшего нравы афи­нян, их даже должен был посещать всякий молодой человек, чтобы там заканчивать свое воспитание: non est flagitium scortari hominem adolescentulum.

Проституция эстетическая. Проституция была различ­ных категорий. В числе их выделяется эстетическая, или просвещенная, проституция, которая впоследствии наблю­далась в 1500 году в Италии и в 1700 году во Франции. Проститутки, принадлежащие к этому классу, славились как искусные певицы, музыкантши и флейтистки. Они ве­ли совершенно свободный образ жизни и занимались сво­им искусством особенно во время различных религиоз­ных празднеств. Гетеры эти не отдавались за деньги, подобно обыкновенным проституткам диктериад, первому встреч­ному, но следовали в этом отношении своим симпатиям и антипатиям. Они часто по своему уму, образованию и изя­ществу манер становились достойными подругами самых выдающихся людей Греции.

Их можно разделить на две различные категории, кото­рые обе и составляют аристократию этого рода проститу­ции: на гетер-наперсниц и гетер-философок. Представи­тельницы второй категории, находясь постоянно в обществе мудрецов и поэтов, научились от них искусству трактовать о философии и других науках и бывали посвящены во все современные вопросы, между тем как гетеры-наперсницы, менее образованные, чем эти, отличались умением весе­литься, оживленностью и умом, благодаря которому им удавалось подчинить себе выдающихся людей своими утон­ченными ласками, и репутацией. Так, например, в Египте с Птоломеем Филопатором совершенно разделяла власть его гетера Агатоклея.

Но к какому бы классу проститутки ни принадлежали, положение их в Древней Греции было официально, и нахо­дились они всегда в зависимости от народа. Они, например, не имели права самовольно оставлять пределы республики, не испросив на то предварительно разрешения архонтов, ко­торые давали его только в тех случаях, когда были уверены, что уезжавшие вернутся назад на свое место жительства.

Гетеры занимались своим ремеслом совершенно сво­бодно, публично, и это доказывает, насколько нормальным явлением считалась во все времена проституция. Если мо­лодому афинянину нравилась какая-нибудь гетера, он, по словам Люциана, Алкифрона и Аристофана, писал ее имя на стенах храма, прибавляя к нему несколько лестных или шутливых эпитетов.

Утром каждая куртизанка посылала свою рабыню чи­тать на стенах храма надписи, и если в числе их находи­лось и ее имя, то она в знак согласия отправлялась в храм и там ожидала своего поклонника у своей надписи.

Эсхил прямо говорит, что " гетеры торгуют собою у во­рот храма".

Люциан выражается более точно, говоря, что " большой рынок гетер находится в конце двора храма, направо, око­ло ворот Dipylon". Нередко любовный торг совершался и у подножия той или другой статуи, воздвигнутой в честь какого-нибудь знаменитого гражда­нина, павшего в бою.

Значение проституции в жизни греков было так велико, что она породила даже особую, специальную литературу. Так, например, Киллистрат написал " Историю гетер", а Ма­кон собрал наиболее остроумные изречения всех знамени­тых куртизанок.

Аристофан Византийский, Апполодор и Горгий собрали сведения о жизни ста тридцати пяти гетер, которые про­славились у афинян и славные подвиги которых были дос­тойны того, чтобы о них узнало потомство. Те из них, клиентами которых были военачальники, правители горо­дов, жрецы и философы, подчинялись одному только арео­пагу, между тем как все прочие проститутки зависели обык­новенно от низших судебно-административных учреждений.

3. Рим. Проституция религиозная. Проституция имела также и в Риме свой культ. Одним из самых древних хра­мов в нем был храм Венеры Cloacinae, около которого по вечерам собирались куртизанки в поисках поклонников и часть заработанных ими денег посвящали этой богине.

В Риме и вообще в Италии рядом с проститутками принимали участие в циничных приапических празднест­вах также и замужние женщины, матроны, которые отли­чались от куртизанок только тем, что носили покрывала.

Очень часто при таких церемониях золотые венки и гир­лянды цветов вешались не только на голову чтимого бо­жества, но и на его половые органы. " Cingemus tibi mentulam coronis", — говорит один из стихов Приапси.

Точно так же совершались празднества в честь бога Мутинуса, Мутунуса или Тутинуса, который отличался от изображения бога Приапа тем, что изображался сидящим на троне, а не стоящим, как последний. Культ этого боже­ства представляет собой древнейшую форму религиозной проституции в Риме. Выходившая замуж девушка, прежде чем отправиться в дом к своему жениху, приводилась к статуе этого божества и садилась к нему на колени в знак того, что она как бы приносит ему в жертву свою девствен­ность.

" In celebratione nuptiarum, — говорит св. Августин, — supra Priapi scapum nova nupta sedere jubebatur". Лактан-циус делает намеки на то, что девушки нередко не удовле­творялись одним сидением на коленях этого бога. " Et mutinus, — говорит он, — in cujus sinu pudendae nubentes praesident, ut illarum pubicitiam prior deus delibasse videatur". Стало быть, приношение в жертву девственности бывало иногда реальным актом.

Замужние женщины в случае своего бесплодия обраща­лись также к этому божеству и снова садились на его колени, чтобы сделаться плодовитыми.

По словам св. Августина, в постели новобрачных часто клали изображение богини Пертунды, или Претонды, что­бы помочь супругу в его трудном деле дефлорации. Арно-бий на этот счет говорит: " Pertunda in cubiculis praesto est virginialem scrobem effondientibus maritis".

В этом также видно указание на некогда существовав­шую религиозную проституцию.

Культ богини Изис даже в более цивилизованные вре­мена был не более как особый вид проституции. Храм ее и посвященные ей рощи служили местом свидания для пар, расторгнувших свои брачные узы, и влюбленных. По­средницами между последними являлись жрицы, занимав­шиеся устройством свиданий, передачей писем и всякими иными делами, имевшими целью помочь обольстителю ув­лечь свою жертву.

Проституция гражданская. Обширное распространение в Риме гражданской проституции доказывается богатст­вом синонимов на латинском языке для обозначения раз­ного рода проституток, что заставляет думать, будто они делились на множество каст, чего, однако, на самом деле не было.

Так, " Alicariae", или булочницы, держались вблизи бу­лочников и продавали лепешки, приготовленные из кру­питчатой муки без соли и дрожжей, назначенные для прино­шений Венере, Изис, Приапу и другим богам и богиням. Лепешки эти, называвшиеся " coli phia" и " siligines", имели обыкновенно форму мужских и женских половых органов.

" Bustuariae" назывались те проститутки, которые по но-чам бродили около могил (busta) и костров и часто испол­няли роль плакальщиц во время погребальных обрядов. Далее " Casalides" (или casoridas, casoritae), жили в отдель­ных небольших домиках (casae), откуда они и получили свое прозвание. " Сорае", или " taverniae", жили в трактирах и гостиницах, a " diobalares", или " diobalae", было название старых, изношенных женщин, которые требовали от поклон­ников за свою любовь только два обола, Плавт говорит в своем Pennulus, что к услугам последнего рода проститу­ток обращались исключительно негодные рабы и самые низ­кие люди (servulorum sordidulorum scorta diobolaria). " Forariae", или " приезжими", назывались девушки, являв­шиеся из деревень в город, чтобы в нем заниматься прости­туцией, a " Famosae" — патрицианки, матери семейств и ма­троны, не стыдившиеся развратничать в публичных домах, чтобы удовлетворить свою ненасытную похотливость и по­зором заработать деньги, а потом пожертвовать их на хра­мы и на алтари чтимых богов. " Junicae", или " vitellae" обя­заны были своим названием исключительно своей тучности, a " noctilucae", или " noctuvigiles", — тому, что они бродили по улицам только ночью, как ночные сторожа.

Публичные женщины носили еще и другие названия, именно: " mulieres", или женщины " pallacae" — в воспоминание о вакханках, которые носили туники из тигровых шкур, " prosedae" — так как они, сидя, ожидали, чтобы их кто-нибудь пригласил для coitus'a. Кроме того, они осо­бенно часто назывались, как и в Библии, " peregrinae", или чужестранками, так как в большинстве случаев они явля­лись из чужих стран в Рим, чтобы здесь торговать своим телом. Наконец, они носили также название " putae" (" puti", " putilli"), корень которого перешел почти во все романские языки. Затем " Vagae", или " circulatrices", назывались бро­дячие проститутки, " ambulatrices" — те, которые гуляли на наиболее многолюдных улицах, a " scorta" — самые низ­кие из них, каковое название на простонародном языке можно передать словом " шкуры". " Scorta dé via" называ­лись те проститутки, которые принимали своих поклонни­ков у себя дома, но для этого постоянно находились у окон своего жилища, чтобы обратить на себя внимание прохожих. Для всех проституток было одинаково оскор­бительно, когда их называли " scrantiae", " scraptae" или " scratiae" — очень бранные слова, приблизительно озна­чающие " ночной горшок" или " стульчак" — выражения, которым соответствует в современном миланском наре­чии слово " seggiona". Низший класс проституток назы­вался в Риме еще " Suburranae", что, собственно, значит " жительницы предместья", потому что Suburra — одно из предместий Рима, находившееся около Via Sacra, было засе­лено исключительно ворами и проститутками. Название " Schaeniculae" носили те женщины, которые продавались солдатам и рабам и носили тростниковые или соломенные пояса как знак своего постыдного ремесла. Наконец, " naniae" назывались карлицы или маленькие девочки, которые на­чинали проституировать с шестилетнего возраста.

В Риме проституция процветала всюду: в храмах, на улицах и даже в театрах.

Salvian выражается следующим образом про тогдаш­ние оргии: " Минерве воздают почести в гимназиях, а Вене­ре — в театрах".

В другом месте он говорит: " В театрах творятся самые непристойные вещи, а в гимнастических залах имеют место самые безобразные сцены". Исидор из Севильи идет в своих " Etymologiae" еще дальше. Он говорит, что театры были си­нонимами публичных домов, так как в них куртизанки по окончании представления публично предавались разврату.

В Риме существовал также особый род проституции, ко­торая совершенно не подчинялась надзору эдилов и кото­рую можно было бы назвать эстетической, или изящной, соответственно тому, как в латинском языке она называ­лась словом " bona". Куртизанки, принадлежавшие к этому классу, назывались " bonae meretrices", что указывало на их более высокое совершенство в их ремесле. В действительно­сти они не имели никакого отношения к обыкновенным несчастным жертвам проституции. У всех у них были свои привилегированные любовники, " amasii" или " amici", и они совершенно напоминали собою греческих гетер. Как и по­следние, они имели большое влияние на моду, на искусства, литературу и вообще на все патрицианское общество.

Этих куртизанок можно было встретить повсюду: на улицах, в цирках, в театрах, окруженных целой толпой поклонников. Часто они гуляли по городу, развалившись в носилках, несомые неграми, полуодетые, с серебряным зеркалом в руках, покрытые браслетами, драгоценными кам­нями, с сережками в ушах и с золотыми диадемами на головах. Находившиеся около них рабы освежали воздух громадными веерами из павлиньих перьев. Впереди и по­зади таких носилок шла обыкновенно толпа евнухов, маль­чишек, шутов-карликов и музыкантов, игравших на флей­тах. Менее богатые из этих гетер или же менее тщеславные и наглые прогуливались пешком, одетые во всевозможные пестрые ткани. Они появлялись на улицах с зонтиками в руках, с зеркалами и веерами, в сопровождении нескольких рабов или по меньшей мере одной рабыни.

4. Средние века. Религиозная проституция. В средние века религиозная проституция существовала среди неко­торых сект, проповедовавших общность жен.

Николаиты проповедовали отсутствие всякого стыда в половых отправлениях и учили, что все страсти, даже са­мые грубые и низкие, полезны и святы. Они вместе с так называемыми гностиками слились в несколько союзов, на­зывавшихся фибионитами, стратиотиками, левитами и бар-боритами, в основу учения которых легли их взгляды.

Св. Епифаний описывает в IV столетии распространен­ный между ними разврат, не знавший никаких пределов. Секты эти просуществовали тайно до XII столетия, сделав еще одну попытку привиться к жизни.

Карпократ основал секту, которая учила, что стыд дол­жен быть приносим в жертву Богу. Сын его, Епифан, раз­вил учение своего отца, установив общность жен, по кото­рой ни одна из них не должна была отказать в своих ласках кому бы то ни было из мужчин, если он потребует их на основании своего естественного права.

Секта адамитов была основана неким Продонусом, ко­торый был сторонником учения карпократов и ввел пуб­личное отправление половых потребностей днем, говоря, что то, что хорошо ночью в темноте, не может считаться дурным при дневном свете.

Пикардистами назывались последователи Пикарда, гла­вы другой эротической секты. Когда кто-нибудь из них желал обзавестись подругой, он являлся с ней к главе сек­ты и говорил: " Мой дух воспламенен ею", на что послед­ний обыкновенно отвечал словами Библии: " Идите, пло­дитесь и размножайтесь". Пикардисты, во время преследо­ваний их, укрылись в Богемии у гуситов, но последние истребили их всех до одного, не пощадив даже их жен, которые были почти все беременные и которые в темнице упорно отказывались от одежд и разрешались от бремени, смеясь и распевая непристойные песни (Beyle. Diction, historique et critique, статья " Picards").

Пикардисты воскресли во Франции в 1373 году под именем " скоморохов" (Turlupins), которые не только не признавали никакой одежды и ходили голыми, но даже, по примеру греческих циников, совокуплялись публично днем, в присутствии посторонних. Вот слова Beyle'a, который цитирует одно место из речи канцлера Gerson'a, направ­ленной против них: " Cynicorum philosophorum more omnia verenda publicitis nudata gestabant et in publice velut jumenta coibant instar canum in nuditate et exercitio membrorum pudendorum degentes".

То же самое было в долинах Базиликаты, в Абруццких горах и в одном капище в Ороне в Пьемонте.

Имя св. Prix'a, y французов Ргеу'а и Priet'a, очевидно, произошло из древнего Priapus.

Проституция гостеприимная. Обычаем гостеприимст­ва, напо­ми­навшим нравы диких, было так называемое " ук­рашение ложа" рыцаря, являвшегося гостем в каком-ни­будь замке. По поводу этого дикого обычая Lacorne de Saint-Palaye цитирует одну очень любопытную новеллу (Manuscript du roi №7615, лист 210), где говорится об одной хозяйке замка, у которой гостил некий рыцарь и которая не хотела лечь спать до тех пор, пока не послала ему одну из своих дам разделить с ним ложе.

Проституция гражданская. Епископ, аббат, барон и лен­ный владетель могли содержать у себя нечто вроде гарема на счет своих вассалов.

Подобно тому как в настоящее время в кафе-шантанах, так прежде свидания с проститутками имели место около колодцев во дворах чудес (" Cours de miracles"), где они жи­ли, или на улицах, где выставляли себя напоказ. Около такого колодца, служившего, впрочем, для всеобщего упот­ребления, собиралось по вечерам много женщин с целью потолковать о своих любовных делах.

Можно сосчитать все колодцы, игравшие роль в исто­рии проституции, и в каждом городе можно было найти один колодец, на котором было бы легко доказать, что Putagium средних веков (франц. " puits", итал. " pozzo") бы­ло неразрывно связано с забытыми в настоящее время об­щественными колодцами. Не требуется дальнейших дока­зательств того, что слова " putagium", " puteum" и " putaria" указывают на места сборищ проституток. Слово " putaria" употребляется в этом смысле в латинском языке италь­янцев, на что указывает устав города Asti: " Si uxor alicujus civis Astensis olim aufugit pro putario cum aliquo". — " Puteum" же более употреблялось в латинской поэзии, сме­шивавшей его с " putagium",

Слово " borde" употреблялось для обозначения отдель­ной хижины или ночного убежища, находившегося где-нибудь при дороге или у реки, вдали от города, в предме­стье его или даже в чистом поле. В таких " bordes'ax" и ютилась вначале проституция, подальше от надзора город­ской полиции и в безопасности от шумных скандалов.

Jacques de Vitry следующим образом описывает про­ституцию в Университетском квартале Парижа около конца XII столетия. " В одном и том же доме, — пишет он, — живут в верхнем зтаже профессора школ, а в нижнем — публичные женщины, торгующие своим телом. Ссоры ме­жду ними и их любовниками прерываются по временам учеными спорами и аргументами мужей науки".

Людовик IX был очень добродетельный монарх, но в то же время и очень наивный, потому что он мечтал искоре­нить в своем государстве проституцию. Закон его, издан­ный в 1254 году об изгнании всех распутных женщин из пределов Франции, не мог быть приведен в исполнение по той простой причине, что он противоречил природе вещей.

Вскоре стало ясно, что официальная, регламентирован­ная законом проституция была менее вредна, нежели тай­ная, и явилось убеждение, что искоренить проституцию не­возможно, что все репрессивные меры меняют только ее название и форму, служа в то же время для нее новым возбудительным средством.

В течение того недолгого времени, когда проституция принуждена была существовать тайно, все таверны пре­вратились в дома терпимости, и, наоборот, последние сдела­лись трактирами, когда они снова были восстановлены при­казом того самого короля, который раньше их запретил. По мнению Delamare'a, именно во время этого, так сказать, междуцарствия признанной законом проституции, публич­ные женщины стали называться различными позорными именами, указывавшими на их постыдное занятие.

В царствование Филиппа Августа получило распростра­нение в народе слово " ribaud" (от " ribaldo" — " ribaldus") в смысле " безнравственный", " развратный". Этим именем вна­чале обозначали без различия пола ту толпу, которая вращалась около королевской свиты и жила главным обра­зом развратом, грабежом, игрой и милостыней.

Эта толпа разрослась до чудовищных размеров во вре­мя крестовых походов, и нередко число обозных служите­лей или придворных слуг какого-нибудь отряда далеко пре­восходило число солдат в нем. Среди них находилась также масса женщин, скрывавших свое постыдное занятие про­ституцией под видом служения королю и его вассалам.

Филипп Август решил воспользоваться для своих вы­год этой толпой бездельников, и, вместо того чтобы ста­раться избавиться от нее путем угроз и наказаний, он придал ей известную организацию и постоянный порядок. Впоследствии из нее он сделал даже свою лейб-гвардию.

Одним из постановлений общины в Камбре следующим образом определены привилегии этого " roi des ribauds" этой шайки (" le roi des ribauds"): " Вышеназванный " roi des ribauds" король получает от каждой женщины, совоку­пившейся с мужчиной, по пяти су за каждый раз, безраз­лично, живет ли она в городе или нет. Равным образом всякая женщина, которая поселится в городе и в первый раз подчиняется настоящим правилам, платит в его поль­зу два турецких су. Затем каждая женщина, которая пе­ременит квартиру или вовсе оставит город, обязана упла­тить ему двенадцать денье" и т.д.

В каждом публичном доме имелся такой " roi des ribauds", заботившийся о соблюдении в нем порядка и бывший карикатурой придворного " roi des ribauds".

5. Новые времена. Придворная проституция. Если ве­рить Brantome'y. Франциск I хотел уничтожить банду раз­вратных и опас­ных женщин, которые под наблюдением и руководством так называемого " roi des ribauds" всюду со­провождали его предшест­венников. При нем этот " roi" был заменен одной из придворных дам, и следы этой ще­котливой должности мы находим еще в царствование Кар­ла IX.

Вот что рассказывало Brantome'y одно высокопостав­ленное лицо, которое не скрывало от себя гибельных по­следствий этой деморализации современной аристократии: " Если бы разврат существовал только среди придворных дам, зло было бы ограничено; но он распространяется так­же среди остальных французских женщин, которые заим­ствуют у придворных куртизанок их моды и образ жизни и, стараясь подражать им также в развратности, говорят: " При дворе одеваются так-то, танцуют и веселятся таким-то образом; мы сделаем то же самое".

Франциск I превратил свой двор в гарем, в котором его придворные делили с ним ласки дам. Король служил для всех примером необузданности в разврате, не стыдясь от­крыто поддерживать свои незаконные связи. " В его вре­мя, — говорит Sauvai, — на придворного, не имевшего любовницы, смотрели при дворе косо, и король постоянно осведомлялся у каждого из окружавших его царедворцев об именах их дам сердца".

Во дворце Лувра жила масса дам, преимущественно жен всякого рода чиновников, и " король, — повествует даль-nie Sauvai, — имел у себя ключи от всех их комнат, куда он забирался ночью без всякого шума. Если некоторые дамы отказывались от подобных помещений, которые ко­роль предлагал им в Лувре, в Турнелле, в Медоне и других местах, то жизни мужей их, в случае если они состояли на государственной службе, грозила серьезная опасность при первом обвинении их в лихоимстве или в каком-нибудь ничтожном преступлении, если только их жены не согла­шались искупить их жизнь ценою своего позора".

Mé zeray рисует в своей " Historié de France" поразитель­ные картины этой испорченности нравов. " Началась она, — говорит он, — в царствование Франциска I, получила все­общее распространение во время Генриха II и достигла, наконец, крайних степеней своего развития при королях Карле IX и Генрихе III".

Одна высокопоставленная дама из Шотландии, по име­ни Hamier, желавшая иметь незаконнорожденного ребенка от Генриха И, выражалась, как свидетельствует Brantô me, следующим образом: " Я сделала все, что могла, и в на­стоящее время я забеременела от короля: это для меня большая честь и счастье. Когда я думаю о том, что в королевской крови есть нечто особенное, такое, чего нет в крови простых смертных, я чувствую себя очень довольной, по­мимо даже тех прекрасных подарков, которые я при этом получаю". Brantô me при этом добавляет: " Эта дама, как и другие, с которыми мне приходилось беседовать, придержи­вается того мнения, что находиться в связи с королем нисколько не предосудительно и что непотребными жен­щинами следует называть только тех, которые отдаются за небольшие деньги людям незнатного происхождения, а не любовниц короля и высокопоставленных царедвор­цев его".

Brantô me приводит далее мнение одной знатной дамы, которая стремилась одарить всех придворных своими лас­ками, подобно тому как " солнце озаряет всех одинаково своими лучами". Такой свободой могли, по ее мнению, поль­зоваться только знатные особы, " мещанки же должны от­личаться стойкостью и неприступностью, и если они не придерживаются строгости нравов, то их следует наказы­вать и презирать так же, как непотребных женщин домов терпимости".

После всего этого нечего удивляться тому, что одна при­дворная дама завидовала свободе венецианских куртиза­нок. Brantô me, сообщающий этот факт, восклицает: " Вот поистине приятное и милое желание! "

Мемуары Brantome'a содержат богатый материал по опи­санию тогдашних нравов, испорченность которых достиг­ла своих крайних пределов.

Следовало бы целиком перепечатать его книгу " Femmes galantes".

Sauvai, который приводит цитаты из нее, стараясь быть как можно более сдержанным, рассказывает следующее: " Вдовы и замужние женщины занимались исключительно всевозможными любовными похождениями, а молодые де­вушки во всем им подражали: некоторые из них делали это совершенно открыто, без всякого стеснения, другие же, менее смелые, старались выйти замуж за первого встречно­го, чтобы потом вволю предаваться подобным любовным развлечениям".

Но все это было ничто в сравнении с кровосмешением, бывшим в аристократических семействах настолько час­тым явлением, что дочь, — по словам Sauval'а, — редко выходила замуж, не будучи раньше обесчещена своим соб­ственным отцом.

" Мне часто, — говорил он, — приходилось слышать спокойные рассказы отцов о связи их с собственными до­черьми, особенно одного очень высокопоставленного лица: господа эти, очевидно, не думали больше о петухе в извест­ной басне Эзопа".

После всего этого не может показаться даже невинной одна " благородная девица", которая утешала своего слугу следующими словами: " Обожди, пока я выйду замуж, и ты увидишь, как мы под покровом брака, который скрывает все, будем весело проводить с тобою время".

" Бесстыдство некоторых девиц, — замечает в другом месте Sauvai, — доходило до того, что они удовлетворяли своим развратным наклонностям даже в присутствии сво­их гувернанток и матерей, которые, однако, ничего не заме­чали".

В замке Фонтенбло, по словам его, все комнаты, залы и галереи были переполнены такой массой картин эротиче­ского содержания на сумму более ста тысяч экю, что регент­ша Анна Австрийская приказала (в 1643 г.) сжечь их.

Испорченность и извращенность нравов дошла до того, что многие мужчины вступали в связь с мужчинами, а женщины — с женщинами. Одна известная принцесса, на­пример, будучи гермафродитом, жила с одной из прибли­женных. В Париже и даже при дворе было много женщин, занимавшихся лесбийской любовью, чем были даже до­вольны их мужья, не имевшие в таком случае никакого повода ревновать их.

" Некоторые женщины, — читаем мы в " Amours de rois de France" (с. 115, 12 изд., 1739 г.), — никогда не отдава­лись мужчинам. Они имели у себя подруг, с которыми и делили свою любовь, и не только сами не выходили замуж, но и не позволяли этого своим подругам".

Маргарита Валуа была в кровосмесительной связи со своим братом Карлом IX и с другими своими младшими братьями, из которых один, Франциск, герцог Алансонский, поддерживал с нею эту связь в течение всей своей жизни. Это не вызывало в тогдашнем обществе никакого сканда­ла, а послужило разве материалом для нескольких эпи­грамм и шутливых песен (" Chansons"). Карл IX слишком хорошо знал свою сестрицу Марго, чтобы судить о ней иначе, чем было сказано в " Divorce satirique": " Для этой женщины нет ничего священного, когда дело идет об удов­летворении ее похоти: она не обращает внимания ни на возраст, ни на положение в свете, ни на происхождение того, кто возбудил ее сладострастное желание; начиная с двенадцатилетнего возраста она еще не отказала в своих ласках ни одному мужчине".

Екатерина Медичи не отличалась большой строгостью нравов. Об этом достаточно можно судить по тому банке­ту, который она задала королю в 1577 году в саду замка Chenonceaux, где самые красивые и благородные придвор­ные дамы, полураздетые, с распущенными, как у новобрач­ных, волосами, должны были прислуживать за столом ко­ролю и его приближенным (Journal de L'Estoile).

Поэтому нисколько не удивительно, что самые знатные дамы были в своей интимной жизни в сто раз более ци­ничны и развратны, чем простые женщины.

Проституция политическая. Разврат и распущенность придворных и высших классов населения не замедлили рас­пространиться в народ. Кроме того, придворные куртизанки приобрели большое влияние на политику государства.

" Некогда, — говорит Mezeray в своем " Pré cis chronolo­gique de l'histoire de France", — мужчины увлекали женщин в разврат словом и примером, но с тех пор как любовные интриги начали играть такую выдающуюся роль в собы­тиях государственной важности, женщины далеко превзош­ли мужчин".

Екатерина Медичи для достижения своих политических планов пользовалась массой придворных дам и молодых де­вушек, которые были очень искусны в любовной стратегии. Женщины эти назывались " летучим отрядом королевы".

Отряд этот состоял из 200-300 женщин, которые по­стоянно жили вместе, связанные друг с другом самым тес­ным образом.

Далее, во главе шаек Фронды находились также жен­щины, отличавшиеся ловкостью и красотой. Они достига­ли своих целей, соблазняя офицеров и даже солдат.

Герцогиня Bouillon действовала в Париже, а принцесса Condé, племянница Richelieu, сделавшись супругой и мате­рью по приказанию своего дяди, призывала к оружию на­род в Бордо.

Далее, г-жа Montbazon рекрутировала солдат среди во­енных и чиновников, жены парламентских секретарей ору­довали среди судейских, лавочницы — среди торговых лю­дей, женщины из простонародья — среди этого последнего. И все они шли к намеченной цели одним и тем же путем разврата: богатые развратничали в своих роскошных са­лонах, мещанки — в своих скромных домиках, а женщи­ны из простонародья — на перекрестках и в трактирах.

Проституция эстетическая. В XV столетии в Италии была распространена эстетическая проституция, которая, по свидетельству Graf'а*, представляла собою возрожде­ние проституции Древней Греции. Проститутки этого класса, в отличие от обыкновенных, назывались " Meretrices honestae". Они отличались в общем высоким образовани­ем и вращались в высших сферах общества: среди арти­стов, сановников, принцев и т.п.

У Graf'а мы находим следующее описание некоторых из них: знаменитая Imperia изучила искусство сочинять стихи у Nicolo Compono, прозванного " Lo Strascino", и вла­дела латинским языком. Лукреция, прозванная " Madrema non voule", могла служить образцом корректного и изящ­ного языка, и Aretin говорит о ней устами известного про­жигателя жизни Ludovico в одном из своих Ragionamenti следующее: " Ее можно было бы назвать Цицероном: она знает на память всего Петрарку и Боккаччо и массу сти­хов из Вергилия, Горация, Овидия и многих других авторов". Лукрецию Squarcia, родом венецианку, о которой го­ворится в известной Tariffa, можно было часто видеть на гуляньях с сочинениями Петрарки, Вергилия и Гомера в руках:

Recando spesso il Petrachetto in mano,

Di Virgilio le carte ed or d'Omero.

Она считалась в свое время большим знатоком чисто­го итальянского языка.

Имена Туллии d'Aragona и Вероники Franco известны в истории литературы, а Камилла Pisana написала книгу, которую редактировал Франциск del Nero. Дошедшие до нас письма ее отличаются немного вычурным слогом, но не лишены изящества; в них встречается множество лати­низмов и даже целых латинских выражений.

Говоря о знаменитой Isabella de Luna, испанке, которая объездила полсвета, Bandello замечает, что она считалась самой умной и ловкой женщиной в Риме.

Аристократы и писатели не только не скрывали своих связей с наиболее известными куртизанками, но даже хва­стали ими, и каждый стремился добиться у них большего внимания, чем его соперники. Знаменитый полководец Giovanni Medici приказал увести насильно Лукрецию (" Madrema non voule") от Giovanni del Stufa, который да­вал в честь ее праздник в Recanati.

В 1531 году шесть рыцарей вызывали во Флоренции на поединок всякого, кто не хотел бы признать Туллию d'Aragona самой почтенной и достойной удивления жен­щиной в свете. Когда такая Аспазия меняла место своего жительства, то о ней говорили столько же, сколько о при­езде и отъезде королевы. Посланники извещали даже об этом свои дворы.

Заключение. Из всего изложенного мы можем сделать следу­ющее заключение. У народов на заре их развития стыд был совер­шенно неизвестен; в половых сношениях существовала самая полная свобода; даже там, где не бы­ло беспорядочного полового сожития, брак являлся не тор­мозом, а скорее двигателем проституции: осо­бенно в странах, где муж торговал своей женой, отдавал ее временно другому в пользование и т.д.

За этим периодом существования проституции в ка­честве нормального явления следует другой, в котором она, претерпев множество перемен, является уже более или менее отжившей, устаревшей. Она выражается тогда различно: то женщина должна принадлежать одинаково всем членам данной общины, то только политическому или духовному главе ее (Jus primae noctis в средних ве­ках и религиозное растлевание девушек в Камбодже). Дальнейшей формой ее является проституция в храмах, причем женщина принадлежит безразлично всем или во всякое время, или же только в известные периоды, при религиозных празднествах. По временам наблюдается как бы ослабление проституции: замужние женщины, напри­мер, должны быть целомудренны, а девушки могут поль­зоваться полной свободой в своем поведении, или же пер­вые обязаны в известное время нарушать свою обычную супружескую верность и возвращаться к первоначально­му беспорядочному половому общению. В некоторых слу­чаях проституция находится в связи с долгом гостепри­имства, и брак, принимающий моногамическую форму, до­пускает, тем не менее, право гостя на жену своего друга. В других случаях первобытное беспорядочное половое со­житие оживает вновь, но уже в виде наказания женщины за нарушение ее долга супружеской верности. Часто про­ституцию санкционирует и религия, стремящаяся всегда сохранить все прошлое, призывая ее опять в известных случаях к жизни, как и иногда каннибализм, когда он уже давно исчез из народных обычаев.

В третьем периоде проституция опять исчезает из об­ласти традиций и представляется явлением болезненно­сти и отсталости лишь известного класса лиц. Но в этом переходе от здорового к болезненному состоянию в виде блестящего исключения является эстетическая проститу­ция, играющая роль оживляющего, плодо­творного начала. Так, мы видим, что в Японии и в Индии известный класс гениальных проституток заботливо хранит и культивирует искусство пения и танцев и образует на основании это­го особую привилегированную касту. Точно так же и в Греции некогда цвет гениальных мужей группировался око­ло гетер и нашел в них могучий двигатель духовного и политического развития. Явление это повторилось в Ита­лии в XV столетии и имело огромное влияние на духов­ный прогресс этой эпохи, который у отдельных индивидов, как и у целых народов, всегда так тесно связан с их поло­вой жизнью.

Graf доказал, что известные условия, благоприятство­вавшие появлению на свет эстетической проституции, по­вторялись в XV столетии в Италии и потому сопровожда­лись и здесь одинаковыми последствиями. " Современники Перикла и Алкивиада, — говорит он, — были окружены всепроникающей атмосферой красоты. Женская красота могла достигнуть своего идеального воплощения, по мне­нию древних, только в лице гетеры. Поэтому Аспазии, ан­тичной красоте которой угрожает беременность, вменяется в обязанность предо­твра­тить эту опасность при помощи предохранительного выкидыша".

Итальянцы XV столетия также жили, окруженные кра­сотой; век этот оставил нам многочисленные произведе­ния, в которых женская красота описана, анализирована и самым тщательным образом исследована в своих причи­нах и законах.

В Греции во времена Перикла исчезает уважение к бра­ку; точно так же в Италии в XV столетии он подвергается всеобщему презре­нию и осмеянию, так что тогдашние пи­сатели почти все разделяют взгляд Aretin'a, по которому " жена — такая тяжесть, для которой нужны плечи Ат­ланта".

" Если холостая жизнь, — замечает Graf, — вообще поддер­живает и даже создает проституцию, то безбрачие образованных людей, писателей и артистов призывает к жизни гетеру и куртизанку".