Появление Нурика в гамаке. «Мэйи Тотэдэ», любовь к Даше. Отъезд с кэмпа

Однажды, ближе к концу слета, после обеда, Тараканов с Амиго, раздевшись до трусов, плясали суфийский рок-н-ролл «Only heart with wings can fly!»*. Они изменили слова к этому танцу: «Лишь горячее сердце может летать!» и придумали другие движения. Сперва Вовка и Леха легонько ударяли друг друга по сердцу правой рукой, потом левой, пробуждая жарок, а затем, взмахивая руками, как крылами, менялись местами. Тренируя новый вариант, оба вошли в раж и горланили на всю поляну, подскакивая на мягкой травке.

Вдруг Вовка замер на месте, услышав знакомый хрипловатый голос, распевающий «Ом Рам Рамайя Сваха». Он огляделся и, никого не обнаружив, тряхнул головой, решив, что послышалось. Но задорный голос с характерными глуховатыми интонациями звучал все громче, и принадлежать он мог только одному — Нарайяну. И тут Тараканов узрел самого маэстро, раскачивающегося на толстой широкой сетке, привязанной для детей, как гамак, к большущему вязу на пригорке, неподалеку от Вовкиной палатки! «Спагетти Суфи» замахал Вовке руками и принялся раскачиваться, как шимпанзе на лиане, едва не вывалившись из сети. Тараканов радостно обнял вездесущего Нурика.

Вовка стал пытать Нарайяна на предмет новых зикров. Оказалось, что после российского слета крыша маэстро еще долго носилась по безбрежным энергетическим просторам, и он насочинял несколько зикров с очаровательной музыкой.

В тот вечер на танцах Нарайян задал жару публике, проведя несколько новых шедевров. В глубочайший транс Вовку ввел зикр «Мэйи Тотэдэ Пас Мэйи» (в переводе с санскрита «Где ты меня ищешь? Я здесь»). Когда под громкий перебор гитарных струн все затянули протяжную мелодию, наполненную силой и трансцендентной грустью, Вовка окунулся в водопад энергии.

В конце, во время молчаливой медитации, Вовка почувствовал, что тело окаменело от праны и сейчас взорвется на миллиарды кипящих пузырьков. Затем во время очень медленного и глубокого вдоха его плавно выгнуло, энергия ровным потоком поднялась по позвоночнику в голову и устремилась в пространство. Дыхание прекратилось на несколько минут. Народ уже обнимался, когда Вовка наконец почувствовал, что возникла потребность выпустить воздух из легких. Совершив такой же едва ощутимый и долгий выдох, он выпрямился и, открыв глаза, некоторое время не мог понять, что за странный мир его окружает.

Охваченный гудящим вихрем, он осознал смысл пропеваемой фразы, понял ее не головой, а всей сущностью. В течение жизни мы гоняемся за миражами: материальными благами, женщинами (мужчинами), властью, духовными игрушками — в поисках наслаждения, а по сути — в поисках Бога, который проявляет себя через все это. Катаемся от угла к углу, томимые вечной жаждой и не находящие удовлетворения. Между тем источник несравненного кайфа находится в нас самих, Бог живет в сердце каждого, «здесь».

Уже потом Тараканову пришла мысль, что «Тотэдэ» оказал бы мощнейшее исцеляющее действие на тех, кто страдает от потери близких, на депрессивных, тяжелобольных или умирающих людей.

Вовка подумал о Даше. Слова зикра «Где ты меня ищешь? Я здесь» были созвучны картине мира, в которую играл Тараканов, чтобы не страдать из-за невозможности встретиться с любимой. Даша жила в его сердце, Вовка видел ее всюду: в небе, солнце, дождике, лужицах, воробьях, в зелени листвы, в окнах машин и домов, в лицах прохожих… Он слышал дыхание любимой, и порой ему казалось, что стоит обернуться и он увидит ее сияющие голубые глаза.

Все пело и ликовало внутри Вовки, просто от одного знания, что где-то на этом свете есть Даша. Сердце Тараканова было переполнено нежностью и распахнуто настежь, из него струились водопады тепла и ласки. Стоило Вовке подумать о девушке из далекого Казахстана, как накатывал сильнейший Поток, и тело разогревалось, как печка.

Вовка с Дашей писали друг другу по электронной почте (пока Вовка был в Москве) и регулярно перебрасывались SMS-сообщениями с мобильного. Даша, как и предполагал Тараканов, держалась, как настоящий воин. Она не страдала из-за разлуки, а испытывала те же чувства радости и благодарности за, что такая Любовь есть в ее жизни. Девушка писала Вовке изумительно нежные и светлые письма. О том, что сердца их связаны невидимой нитью. О том, что она встает и ложится с мыслями о Вовке, и мысли эти окрашены радостью. О том, что даже если все завершится прямо сейчас, она все равно будет счастлива.

За день до отъезда Тараканова в Англию Даша прислала ему стихотворение удивительной силы:

Твоей мне не нужно свободы…

Её, как пламя,

Как воду,

Удержишь разве в руке?

Мужчины крылатой породы

Не ходят на поводке.

Прощаться — такая морока,

Не будет ни слёз, ни упреков,

Лети себе — добрый путь!

Я знаю, сперва одиноко

Мне будет.

Ну что же, пусть.

Стерплю,

И глядеть привыкну

Без грусти на небеса,

При встрече тебя не окликну,

Предчувствуя, что ты сам

Разлуки не выдержишь долго:

Придешь, постоишь за порогом,

И, сбросив свои крыла,

Войдешь с виноватым вздохом:

«Ты правда меня ждала?»…

В тот же вечер Вовка отправил Даше ответный стих:

Счастье рвется наружу,

Мир танцует и поет,

Любовь его вихрем кружит,

Меня увлекая в полет.

Я не верю, что так бывает.

Неужели все это со мной?

Сердце в груди замирает,

А может это сон мой?

Разыграна пьеса по нотам,

Я всем кричу: «Браво! Бис!!!»

Я на вершине блаженства,

Мгновенье, Остановись!!!

А, впрочем, беги себе дальше,

Ведь прошлого не вернешь.

Раскрыто сердце настежь,

В нем пробудилась Любовь!

И спрятать ее невозможно,

Обратно замуровать.

Теперь одним стало больше,

Кто будет мир освещать,

Хотя бы одно мгновенье…

За два дня до окончания слета к русской тусовке присоединился Тим Кармахакер, чудик, сочиняющий электронную психоделическую музыку и живущий в Лондоне, центре мировой трансмузыкальной культуры. Тимка раньше жил в Москве и бывал на семинарах Болеслава.

Кармахакер предложил Вовке пожить несколько дней в его лондонской квартире, пообещав показать свои места силы.

В день отъезда Тараканов проснулся рано и, увидев на западе наползающие синие тучи, быстро собрался. Убрав рюкзак под навес, Вовка зашел в шатер на прощальные танцы. Солировал Джонни. После трех танцев народ быстро разбежался, ибо грянул сильнейший ливень. Вовка остался в шатре. Потоки воды хлестали по крыше, порывы завывающего ветра раскачивали шатер так, что казалось, сооружение вот-вот рухнет. В шатре разлилась огромная лужа, и лишь небольшой островок земли оставался сухим.

Дождь поливал долго, и Тараканов успел попрощаться с Амигой и колумбийками, которые на машине общительного шотландца, прозванного русскими Дунканом Маклаудом за внешнее сходство с Горцем, отбывали к нему в гости, в край холмов, виски и клетчатых юбок.

Между тем Нурик сгонял в дом фермера, чтобы вызвать такси до Бридпорта. Когда прибыло такси, дождь немного ослабел. Нарайян, Вовка и Тимофей, загрузив рюкзаки, забрались в машину. Тараканов с Кармахакером активно такали, и по прибытии на станцию дождь прекратился, сменившись ярким солнцем.

Лондонский поезд отправлялся через час с небольшим, и путники двинулись в привокзальный паб, перекусить. Паб, сверкавший чистотой, поразил путешественников идеальным порядком. Внутри было тихо, седой джентльмен в уголке читал газету и попивал кофе со сливками, оттопырив мизинчик.

Когда промокшие путники в сапогах и кроссовках, облепленных грязью, ввалились в паб, чопорный бармен, облаченный в безукоризненно белую рубашку и черную бабочку, отвлекся от надраивания бокалов, медленно поднял на гостей взгляд и важно приветствовал их на изысканном аглицком:

— Good morning, gentlemen!

— Hi, guy!? — клюнув горбатым шнобелем и махнув рукой, небрежно бросил взлохмаченный Нурик, одетый в те же пестрые лосины, в которых прибыл в Москву, только в ошметках грязи, ту же выгоревшую футболку, обтрепанную на шее, и некогда белые кроссовки.

Вовка прыснул со смеху. Через минуту денди беседовал с гаем, как с закадычным приятелем. Тараканов подивился, наблюдая, как мгновенно Нурик располагает к себе людей, даже таких напыщенных, как этот классический англичанин.

В поезде вся троица сладко подремывала. За полчаса до прибытия Нарайян встрепенулся и принялся выспрашивать у Тимки его адрес и названия ближайших к нему станций метро. Потом он куда-то испарился. Возникнув вновь, Нарайянчик, возбужденно жестикулируя, заявил, что лучше выйти не на вокзале Ватерлоо, а на несколько остановок раньше, чтобы не делать крюк. Там можно пересесть на другой поезд, проехать одну остановку и тогда они окажутся на станции метро «Tooting Broadway», рядом с которой находился дом Тимофея.

Благодаря ушлому маэстро путники сэкономили пять фунтиков и добрались до Тимкиного жилища быстрее, чем предполагали. Вовка поделился с Кармахакером выводом, что жизнерадостный и гибкий Нурик может обаять кого-угодно, и в любой ситуации будет чувствовать себя как рыба в воде.

Поужинав с русскими друзьями, Нарайян горячо попрощался с ними и укатил в аэропорт — вечером он улетал в Мексику, на танцевальную тусовку.