Манипулятивный тоталитаризм

Очевидным фактом является то, что западное мегаобщество удерживалось, и удерживается в едином целом благодаря пер­манентному насилию. Более того, феномен западной цивили­зации немыслим без интенсивных и масштабных репрессий со стороны правящих кругов в отношении нижестоящих соци­альных слоев общества. Существование Запада невозможно без основополагающей роли системно применяемого насилия¹, как по-стоянно действующего организационно-регулятивного меха­низма. Исторические факты говорят о том, что ослабление эф­фективности структур, занимающихся в той или иной форме

¹ Когда европейское российское дворянство породило своих первых революционеров в лице так называемых декабристов, попытавшихся со­крушить «тиранию самодержавия» во имя прогрессивных европейских иде­алов того времени, перед властью России встала проблема казни зачинщи­ков неудачного путча. Оказалось, что в Российской империи нет ни только штатного палача, но даже желающих инкогнито и за хорошую плату пове­сить главных заговорщиков. Чтобы привести приговор суда в исполнение, пришлось приглашать опытных специалистов из просвещенной Европы, без которых «кровавая полуазиатская деспотия» не могла казнить своих врагов.

подавлением личности, как первичного элемента социально-по­литической системы, неизбежно приводило к дестабилизации этой системы в целом, погружая любую западную страну в со­стояние хаоса.

Во времена как раннего, так и позднего Средневековья де­ревья вдоль европейских дорог имели социальное назначе­ние — на них, как своеобразные плоды воспитания масс, ви­сели «лишние», сточки зрения власти, люди, являясь привыч­ным элементом европейского ландшафта. Примером этого может быть «социальная зачистка» во времена Генриха VIII, когда было повешено 72 тысячи английских крестьян, став­ших бродягами после того, как феодалы лишили их земли для выпаса на них своих овец, чья шерсть пользовалась большим спросом в Европе. Не скучали от безделья и штатные палачи в средневековых городах, где рубка голов и конечностей, а так­же колесование, сдирание кожи, вешание и клеймение было одним из любимейших развлечений горожан. Весьма эффек­тивно в те времена действовала и Святая Инквизиция, чьи ко­стры и камеры пыток наводили ужас на европейские народы. По подсчетам Кастильо-и-Магоне, ею было сожжено живьем 36 212 человек, в изображении 19 790 и приговорено к другим видам наказаний 289 624, всего — 345 626. С неменьшим раз­махом за чистоту веры боролась и светская власть. Так, напри­мер, за одну ночь 23 августа 1572 года в Париже было зверски убито более 3 тыс. гугенотов. Эта ночь вошла в историю как Варфоломеевская. Затем в течение двух недель на территории Франции было умерщвлено еще 30 тыс. человек. После того как европейские гуманисты и просветители воспитали борцов за народное счастье, в Европе кровь полилась более полновод­ной рекой. Ярким примером этого может быть Великая фран­цузская революция, в ходе которой (с 1789 по 1815 г.) погиб каждый шестой француз, т.е. было казнено, убито или умерло в тюрьмах около двух миллионов гражданских лиц. Если в про­свещенной Европе в моде была гильотина и затопление барж с военнопленными, то в Новом Свете суд Линча и массовые рас­стрелы. Потом на Западе стало популярным использование концентрационных лагерей, сперва они появились в США во времена войны Севера и Юга, затем их применили британцы в Южной Африке, уничтожая буров, и, наконец, наиболее эффективно их использовали немцы, когда в тридцатых и со­роковых годах прошлого века боролись с расовонеполноценным элементом в Европе.

На первый взгляд может показаться, что к середине XX века

на Западе окончательно победили идеалы гуманизма и челове­колюбия, и практика применения властью насилия в отноше­нии своих граждан осталась в далеком прошлом. Действитель­но, сейчас в западных странах бродяг на деревьях не вешают и инакомыслящих на кострах не сжигают. Но ведь, по своей сути, насилие имеет двойственную природу, оно может быть либо пря­мым (открытым), т.е. физическим, либо опосредованным (скры­тым), т.е. психологическим. На Западе эпоха масштабного физи­ческого насилия власти по отношению к народу прошла, и теперь массы держатся в жесткой узде правящими кругами при помощи психологического насилия.

Необходимо отметить, что имеет место обратнопропорциональная зависимость пропаганды и репрессий. Чем выше в обще­стве уровень интенсивности и оптимальности функционирования системы пропаганды и чем шире охват ею населения, т. е. чем эф­фективнее происходит «промывание мозгов» в массовом масш­табе, тем ниже уровень репрессий, направленных на граждан со стороны правящих кругов, и наоборот.

В связи с этим можно вспомнить Георгия Ивановича Гурджиева — философа, мистика, непревзойденного духовного ма­нипулятора, любившего рассказывать своим ученикам притчу о волшебнике и баранах, которая чудесно отображает сущность западной «свободы» в рамках системы тотального контроля.

Жил когда-то один богатый и жадный волшебник. У него было много баранов. Он не нанимал пастуха и не огораживал свои пастбища. Бараны терялись в лесах, пропадали в оврагах, а главное, убегали при появлении волшебника, так как дога­дывались, что нужны ему ради мяса и шерсти. Для решения этой проблемы волшебник нашел эффективное средство. Он загипнотизировал баранов, внушил им прежде всего, что они бессмертны и что сдирание кожи очень полезно для их здоро­вья. Потом он внушил им, что лучшего вождя, кроме него, им не найти, и что он ради своих дорогих и очень любимых ба­рашков готов пойти на любые жертвы. После этого волшеб­ник поставил во главе каждого стада по барану, более не счи­тающегося таковым. Им он внушил, что они теперь львы, орлы и даже волшебники. После этого для него настало беззаботное время. Бараны не представляли себе другой жизни, кроме как в стаде; они спокойно ждали, когда он острижет их и перере­жет им горло.

В определенном смысле западный обыватель подобен гурджиевскому барану. Ему настолько хорошо «промыли мозги», запрограммировав его сознание на определенный жизненный

цикл (от рождения и до смерти), что он не представляет совер­шенно никакой опасности для власть имущих, воспринимая мир, в котором он живет, как абсолютное совершенство. По­этому неудивительно, что современное западное общество — это низкий уровень открытого, физического принуждения по от­ношению к массам, при феноменально высоком уровне их зомбирования, т. е. скрытого принуждения. При этом если явное силовое принуждение лишает человека физической свободы, то скрытое манипулятивное — духовно-психологической. Если при методах открытого подавления человек видит угрозу своей сво­боде, осуществляя как активное, так и пассивное сопротивле­ние всем тем, кто посягает на нее, то скрытая манипулятивная система подавления личности не позволяет человеку осознать свою несвободу, устраняя, таким образом, мотивацию к сопротивле­нию. Если убедить рабов в том, что они свободны, можно сэко­номить на кандалах. Рабство становится незыблемым, если рабы не осознают своего рабского положения.

Профессор Страсбургского университета гуманитарных наук Филипп Бретон и профессор Квебекского университета Серж Пру, исследуя современные средства массовой информа­ции, пришли к выводу, что гедонизм представляемого СМИ спектакля тонко подводит индивида к пассивному принятию скрытой системы идеологического господства, характеризую­щей общество потребления, что, в свою очередь, позволяет те­левидению и прессе в рамках идеологии оправдать и обосно­вать существующий социальный порядок и обеспечить воспро­изводство соответствующих ему социальных отношений [82, с. 67].

Размах применения механизмов манипуляции массовым сознанием на Западе достиг тотального масштаба, а их крайне высокий технологический уровень и эффективность делают пропаганду практически незаметной для простого обывателя. Как утверждают западные исследователи, «средства массовой коммуникации способны создавать трудноуловимые или «кос­венные» эффекты — другими словами, средства массовой ком­муникации могут не говорить вам, что думать, но они подска­жут, о чем думать и как это делать» [83, с. 43]. Данная возмож­ность, в свою очередь, позволят СМИ направлять мысли людей таким образом, чтобы они совпадали с изначально заданной ма­нипулятором смысловой установкой. Так психологически под­рываются в зародыше нежелательные для правящей элиты дей­ствия масс, а также навязываются им те мысли и образы, кото­рые укрепляют ее господство.

Однако постоянный процесс «промывания мозгов» обуслов­лен не только целенаправленной деятельностью правящих кру­гов, но и тем, что без него существование современного запад­ного общества невозможно. Сознание индивида, изолирован­ное от действительности, нуждается в виртуальной реальности, существующей в силовом поле направленной пропаганды. Фак­тически круглосуточный телевизионный видеоряд создал искусст­венный мир, во власти которого всецело оказался современный человек. Известный французский социолог, профессор Пьер Бурдье констатировал: «Телевидение, которое по идее является инструментом отображения реальности, превращается в инст­румент создания реальности» [84, с. 35].

Изучая данный феномен, Джордж Гербнер со своими кол­легами в рамках Проекта исследования культурных признаков, осуществлявшегося в Пенсильванском университете, разрабо­тали теорию культивирования. Одним из основных ее положе­ний является так называемая унификация (mainstreaming) — на­правление взглядов людей на социальную реальность в единое русло. Осуществляется она благодаря длительному, экстенсив­ному, многократному воздействию СМИ (прежде всего телеви­дения) на читателей и зрителей, в процессе которого опреде­ленно подобранные «факты» последовательно внедряются в сознание людей. В качестве отпечатков, остающихся в памяти после просмотра телепередач, эти факты остаются в памяти людей «в целом автоматически». Затем на основании этой со­храненной информации происходит непосредственное конст­руирование в массовом сознании определенного образа дей­ствительности. Когда он согласуется с реальным миром, про­исходит резонанс и эффект культивирования усиливается [85, с. 47].

Всякие утверждения о том, что обыватель способен отли­чить на экране телевизора действительное отложного, опровер­гаются исследованиями западных ученых. «Джордж Гербнер и его коллеги провели наиболее обширный анализ современного телевидения. С конца 1960-х годов эти исследователи записы­вали на видеопленку и тщательно анализировали тысячи теле­визионных программ и персонажей, показываемых в прайм-тайм. Их выводы в целом показывают, что мир, рисуемый теле­видением в качестве образа реальности, вводит зрителя в глубокое заблуждение. Более того, это исследование дает повод предполагать, что мы с поразительной доверчивостью воспри­нимаем увиденное на телеэкране как отражение реальности» [83, с. 95]. При этом Уолтер Липпманн в своей книге «Общественное мнение» утверждает, что ««картинки в наших головах», за­имствованные из массмедиа, влияют на то, как люди будут го­ворить и поступать в каждый конкретный момент» [83, с. 95]. В связи с этим профессоры психологии Аронсон и Пратканис в своей книге - «Эпоха пропаганды» делают вывод, что «цель со­временной пропаганды все чаще состоит не в том, чтобы ин­формировать и просвещать человека, а скорее в том, чтобы под­талкивать массы к желательной позиции или точке зрения» [83, с. 31]. Естественно, «желательной» с точки зрения власть иму­щих. А поэтому, по их мнению, «средства массовой коммуни­кации действительно оказывают влияние на некоторые из на­ших наиболее существенных убеждений и мнений...» [83, с. 45].

Конструируя виртуальный образ мира и при помощи средств массовой коммуникации внедряя его в сознание масс, манипу­ляторам удается перестраивать реальный мир в соответствии с этим придуманным образом. «Исследование, проведенное Мар­ком Снайдером,.Эллен Декер Тэнк и Эллен Бершайд, показы­вает, как наши ярлыки и концепции реальности в самом деле могут менять эту реальность» [83, с. 92]. Поясняют данный фе­номен Аронсон и Пратканис следующим образом: «Слова и яр­лыки, которыми мы пользуемся, определяют и создают наш со­циальный мир. Это определение реальности направляет наши мысли, наши чувства, наше воображение и таким образом вли­яет на наше поведение» [83, с. 93].

Гарт Джоуэтт (Хьюстонский университет) и Виктория О'Доннел (Северо-Техасский университет) поясняют способ­ность СМИ создавать образ несуществующего мира и внедрять его в массовое сознание осуществляемым ими непосредствен­ным контролем потока информации. Этот контроль принима­ет форму сокрытия определенных фактов, фабрикации инфор­мации, направления ее на специально подобранные группы, ис­кажения информации. По их мнению, контроль потока информации осуществляется двумя основными способами: «во-первых, контролируя средства массовой коммуникации как ис­точник распространения информации и, во-вторых, предостав­ляя искаженную информацию из источника, который внешне кажется достоверным» [82, с. 194]. Уолтер Липпманн, проводя свои исследования феномена пропаганды, исходит еще и из того, что контроль потока информации позволяет ее фильтро­вать. «Всякая газета, — пишет он, — приходящая к читателю, есть результат целой серии фильтров...» [82, с. 321]. Строгий же отбор того, что должен знать потребитель, осуществляют, по мнению социального психолога Курта Левина, так называемые

«вахтеры», решающие, что общественность должна прочесть, ус­лышать или увидеть, а что не должна [82, с. 321]. О том же пи­шет и Ричард Харрис: «Следует иметь в виду, что журналисты и редакторы сообщают нам сведения об этой объективной реаль­ности после тщательного отбора материала и решения, какое. количество внимания уделять рассмотрению каждой конкрет­ной темы. «Новости — это рамка, которая придает миру опре­деленные очертания» (G. Tuchman, 1978)» [85, с. 238]. «...доступ на телевидение связан с сильной цензурой, с потерей независи­мости... — констатирует Пьер Бурдье. — Эта цензура, распрост­раняемая как на приглашенных, так и на журналистов, способ­ствующих ее применению, носит... политический характер. I И действительно, существует политическое вмешательство, по­литический контроль (который, в частности, проявляется че­рез назначение на руководящие посты); но главное — правда в! том, что в такие периоды как нынешний, когда существует це­лая резервная армия безработных и отсутствуют какие-либо га­рантии занятости в области радио и телевидения, склонность к политическому конформизму проявляется особенно сильно. Люди сами подвергают себя сознательной или несознательной цензуре, поэтому нет никакой необходимости призывать их к порядку.

Можно также вспомнить об экономической цензуре. В ко­нечном счете можно сказать, что именно экономический фак­тор определяет все на телевидении. И даже если недостаточно заявить, что происходящее на телевидении определяется его соб­ственниками, заказчиками, размещающими там свою рекламу, а также государством, оказывающим финансовую помощь; что без знаний о том, кто хозяин той или иной телекомпании, ка­кова доля ее заказчиков в бюджете и каковы размеры получае­мой ею финансовой помощи, мы не можем ничего понять в ее функционировании, — то тем не менее не грех об этом напом­нить» [84, с. 27-28].

Резюмируя, можно сделать вывод, что СМИ— это инстру­мент формирования массового сознания, который находится в руках господствующих финансово-политических групп. Не обла­дая самостоятельностью, пресса, радио и телевидение вынужде­ны подавать информацию так, как это выгодно тем, на чьи день­ги они существуют. Именно поэтому можно констатировать, что на Западе свобода слова — призрачный миф, а цензура — очевид­ная реальность.

Обнаружив большую значимость отбора цензорами инфор­мации, Липпманн делает вывод, что многое зависит оттого, что

из многообразия действительности не показано на «картинке», которую получает общественность. Таким образом, то, какие упрощенные картины действительности возникают в результа­те фильтрации, и есть действительность людей, «картинки в нашей голове» и есть наша реальность. Его вывод подтверждает и Теодор Уайт, констатируя, что «реальность — это то, что вданный момент происходит на экране, а не то, что на улице» [82, с. 413]. Какова действительность на самом деле, для западного мегаобщества не имеет никакого значения, так как массовое со­знание существует в рамках представления о действительности, лишь оно определяет ожидания, надежды, устремления, чувства, поступки людей.

Целенаправленный отбор информации, в свою очередь, со­здает своеобразное информационное пространство стереотипов, в которое погружается сознание масс, теряя связь с реальной действительностью. Это обусловлено тем, что (как установила гештальтпсихология) человек сначала формирует представление об объекте, а лишь затем «видит» его. Именно поэтому процесс социального восприятия в большей степени зависит от имею­щихся прообразов, «картинок в голове» — стереотипов. Это же, в свою очередь, ведет к отождествлению наличествующей в опы­те реальности и априорных по отношению к нему стереоти­пов, — создается своеобразная виртуальная реальность, где в ка­честве «сущностей» выступают феномены воображения. При­вычки, надежды, устремления, ценности и идеалы людей перемещаются в сферу виртуальных объектов, порождающих свои эмпирические проявления. Последние — не более чем сти­мулы, но эти стимулы сами являются продуктом заданных сте­реотипов.

Целенаправленное формирование массового сознания позволя­ет определять поступки людей, их ежедневное поведение, а оно, в свою очередь, будучи реальным, создает по заданным параметрам действительность. То, что она может принимать самые фанта­стические и невероятные формы и при этом непрерывно сопро­вождается убедительной иллюзией подлинности, объясняется прежде всего соответствующим уровнем образования и интел­лектуального развития западного обывателя. Чтобы манипуля­ция сознанием достигала необходимой эффективности, основ­ная часть населения должна утратить доступ к знаниям, кото­рые могут дать ей возможность самостоятельно мыслить, анализируя социально-политическую и экономическую реаль­ность, а само мышление человека должно быть заблокировано на начальных фазах своего развития.

В отношении интеллектуального распада личности Запад за последние пятьдесят лет достиг поразительных успехов. «Сред­ний американец встречает свое двадцатипятилетие, запирая на замок кладовую своего мозга и отказываясь от ее дальнейшего пополнения, — констатируют американские социологи К.М. Гуд и Г. Пауэлл. — Его духовное содержание в этот момент находит­ся на уровне четырнадцатилетнего подростка. В письме он упот­ребляет около тысячи слов, при чтении понимает около шести тысяч. При возбуждении коллективных реакций интеллектуаль­ный элемент играет достаточно второстепенную роль» [82, с. 218].

Подобной ситуации удалось достичь прежде всего благода­ря западной системе образования. В 1993 году Министерство образования США провело исследование, результаты которого потрясли американскую общественность. Каждый пятый взрос­лый американец, как оказалось, справляется с огромным тру­дом или не справляется вообще с самыми примитивными тес­тами по арифметике, чтению и письму. Сорок миллионов взрос­лых американцев не в состоянии проверить выданную им сдачу, прочитать способ применения лекарства, а в общественных ме­стах ориентируются только по разъяснительным картинкам. Иначе говоря, 25 % населения СШАфункционально неграмот­ны (functionally illiterate)¹.

Несмотря на это, американские власти продолжают сокра­щать финансовые средства, выделяемые на школьное образо­вание. Газета «El Mundo» 22 мая 2003 года сообщила о том, что в некоторых нью-йоркских школах отменили все внеклассные за­нятия и практически полностью перестали задавать домашнее задание, чтобы сэкономить на ксероксах. При этом большин­ство школьных автобусов в стране не выезжают на маршруты, чтобы развозить учеников. Школам урезали финансирование, им приходится экономить на бензине, и теперь сами родители организуют дежурства и развозят учеников по школам. Сегод­ня родители в США вынуждены устраивать вещевые лотереи, конкурсы, продажи сладостей и всего чего угодно, лишь бы хоть как-то прикрыть брешь, образовавшуюся в школьном бюдже­те, и иметь возможность покупать учебники и оплачивать труд преподавателей. Некоторые учебные учреждения вынуждены давать разрешение на установку в коридорах автоматов с кока-колой и чипсами. Очевидно, именно в связи с вышеприведен-

^{1 Имеются в виду те, кто закончил начальную школу, но так и не на­учился читать, писать и считать.}

ными фактами, в Вашингтоне 11 января 2001 года, Дж. Буш-младший изрек мысль поразительной глубины (цитата приво­дится дословно): «Я хочу, чтобы об администрации Буша гово­рили, что она ориентируется на результат, потому что я верю в результат, направленный на тотальную концентрацию внима­ния и энергии на обучение наших детей чтению, потому как наша образовательная система с вниманием относится к детям и их родителям, достаточно лишь взглянуть на эту систему, ко­торая сделает из Америки такую страну, которую мы хотели бы видеть: страну, где люди умеют читать и ждать»¹.

Кризис в американской системе образования заставляет многих родителей игнорировать школу и самостоятельно зани­маться со своими детьми. Для этого в США приняты законы, позволяющие детям учиться дома. Данный вариант образова­ния был назван «домашняя школа» (home schooling). По поводу американской системы образования Мартин Гросс написал весьма откровенную книгу под названием «Конспирация незна­ния. Провал в американских государственных школах»².

Несмотря на то что в Соединенных Штатах действует меха­низм жесткого контроля за посещаемостью детьми школ, а их родители несут за это юридическую ответственность, миллионы тинэйджеров заканчивают свое начальное образование негра­мотными. Кроме того, в стране существует насущная потреб­ность в учителях-добровольцах, которые бы на общественных началах учили элементарным навыкам чтения, письма и счета тех взрослых, которые не освоили их в свое время в школе.

Очень важной особенностью западного образования явля­ется то, что обучение в школах США и Европы направлено на подавление удетей абстрактного мышления, с одновременным усилением предметного (прикладного), что максимально сужает интеллект, ограничивая способность к нешаблонному воспри­ятию мира. Это связано с тем, что личность, способная само­стоятельно мыслить, всегда представляет опасность для власти. Торможение же интеллектуального развития человека позволяет сделать его максимально управляемым, безотказно действую­щим в рамках заданной социальной или профессиональной про­граммы. Жесткая привязанность разума к предметному миру и неспособность к абстрактному мышлению превращают инди-

^{1 Публикацию коллекции высказываний американского президента, подобных вышеприведенному, опубликовал известный писатель Умберто Эко в испанской газете «El Mundo».}

^{2 Martin L. Gross. The Conspiracy of Ignorance, The Failure of American Public Schools. Harper Collins Publishers, New York, 1999.}

вида в функционально эффективный элемент существующей системы отношений. Он делает всю свою жизнь то, что должен делать, и не задает вопросов о смысле и предназначении своей деятельности. Он хочет то, него хотят все, он живет так, как живут все в рамках Системы, как это принято. Он не способен выйти за ее пределы и увидеть несвойственные ей ценности, тем более усомниться в целесообразности существования тех поряд­ков, которым он бездумно и беспрекословно подчиняется. Че­ловек, неспособный к абстрактному мышлению, чей интеллект жестко привязан к предметному миру, является идеальным объек­том для манипуляций и не представляет никакой угрозы для той Системы, в которой существует, так как воспринимает ее как единственно возможную реальность.

По своей сути, американская школа похожа на советские заведения для умственно отсталых детей, в которых им приви­вались элементарные навыки, позволяющие адаптироваться в обществе. Вот что о ее методах обучения пишет российский эмигрант, сейчас преподающий в США:

«Тесты по языку основаны на проверке словарного запаса: считается, что образованность есть знание кучи красивых слов. По математике — много типовых задач, похожих на твои голо­воломки, но попроще и одинаковые. То есть надо быстро вы­полнять некий набор заученных мозговых движений. Есть даже такое занятие — подготовка к тестам. Любимая задачка — про­должи последовательность: надо угадать закон (иногда доволь­но сложный) и продолжить ряд.

А еще содержание обучения очень мало зависит от возраста учеников — от класса к классу меняется лишь количество за­дач, которые нужно решить за отведенное время. В спецклассе, где учится Максим, они изучают в начале 5 класса программу 6-го и 7-го. А в конце 5 класса, как сказала нам учительница мате­матики на родительском собрании, они будут решать задачи на уровне девятого класса. Из этого следует одно: объем новых зна­ний, который дается с 5-го по 9-й классы, очень невелик. (Я не могу представить себе советский спецкласс, где решают задачи девятого класса в пятом.) В этом еще одна беда американской школы — жевание мочала годами» [86].

О том, что представляет собой метод образования в амери­канских школах, также можно понять из интервью российс­кого академика Владимира Игоревича Арнольда «Парламент­ской газете». Размышляя о западной системе образования, он вспомнил курьезный случай, который произошел с министром национального образования Франции. Когда тот спросил

французского школьника, сколько будет два плюс три, то по­лучил весьма оригинальный ответ: «Два плюс три будет столько же, сколько три плюс два, потому что сложение коммутатив­но...»

В. Арнольд: У него был компьютер, и преподаватель в шко­ле научил им пользоваться, но суммировать «два плюс три» в уме парень не мог. Министр был потрясен и предложил убрать из всех школ преподавателей, которые учат детей компьютеру, а не математике.

Журналист: И в чем вы видите основную причину случившего­ся?

В. Арнольд: Я могу продемонстрировать это еще одним при­мером. Несколько лет назад в Америке шли так называемые «Ка­лифорнийские войны». Штат Калифорния вдруг заявил, что школьники не так подготовлены, чтобы учиться в университе­те. Ребятишки, приезжающие в Америку, к примеру, из Китая, оказывается, подготовлены гораздо лучше, чем американские. Причем не только в математике, но и физике, химии, в других науках. Американцы превосходят своих зарубежных коллег во всевозможных сопутствующих предметах — в тех, которые я на­зываю «кулинария» и «вязание», а в «настоящих науках» сильно отстают. Таким образом, при поступлении в университет аме­риканцы не выдерживают конкуренции с китайцами, корейца­ми, японцами.

Журналист: Понятно, что такое наблюдение вызвало шок в американском обществе, так как в нем не принято отводить со­отечественникам «вторые места»?!

В. Арнольд: Американцы тут же создали комиссию, которая определила круг проблем, вопросов и задач, который должен старшеклассник знать и уметь решать при поступлении в уни­верситет. Комитет по математике возглавил Нобелевский лау­реат Гленн Сиборг. Он составил требования к ученику, оканчи­вающему школу. Главное из них — умение 111 разделить натри!».

Журналист: Вы шутите?

В. Арнольд: Отнюдь! К 17 годам школьник должен эту ариф­метическую операцию делать без компьютера. Оказывается, сей­час они этого не умеют... Восемьдесят процентов современных учителей математики в Америке понятия не имеют о дробях. Они не могут сложить половину с третью. Среди учеников этот кон­тингент составляет 95 процентов!

Журналист: Звучит анекдотично!

В.Арнольд:...Теперь о физике. Я сам читал требования к «их» федеральной программе. Там, в частности, говорится о том, что

школьник должен знать о двух фазовых состояниях воды, кото­рая в холодильнике превращается из одного в другое. Гленн Сиборг потребовал, чтобы было введено в программу три фазо­вых состояния — еще и водяной пар. Однако Конгресс и сена­торы запротестовали, прошли бурные дебаты, и штат Калифор­ния был осужден и осмеян за то, что посмел усомниться в каче­стве образования американцев. Один из сенаторов, например, сказал, что он набрал 41, 3 процента голосов избирателей, и это свидетельствует о доверии к нему народа, а потому он всегда боролся в образовании только за то, что он понимает. Если же нет, то и учить такому не следует... Аналогичными были и дру­гие выступления. Два года продолжалась битва. И все-таки по­бедил штат Калифорния, так как очень дотошный адвокат на­шел в истории США прецедент, при котором закон штата ста­новился в случае конфликта выше федерального. Таким образом, образование в США временно все-таки победило...

Журналист: А вы не преувеличиваете? Значит, теперь там научатся делить 111 на тройку?

В.Арнольд: Ирония ваша понятна, но я попытался докопать­ся до корней проблемы. И докопался до... Томаса Джефферсона.

Журналист: Третьего президента США?

В. Арнольд: Его — голубчика! Отец-основатель Америки, творец конституции, идеолог независимости и так далее. В сво­их письмах из Вирджинии у него есть такой пассаж: «Я точно знаю, что ни один негр никогда не сможет понять Евклида и разобраться в его геометрии». Поэтому нынешние американцы вынуждены отвергать Евклида, математику и геометрию. И все это заменяется знанием того, на какую кнопку надо нажимать... Размышления, мыслительный процесс заменяется механичес­ким действием, и это выдается за борьбу с расизмом! [87]

В своей образованности Европа ничуть не уступает США. В Германии функционально неграмотное население составляет 14 %, в Великобритании — 22 %. Во Франции, которая считает­ся образцом высокой культуры, их — 36 %. В связи с этим в сен­тябре 1997 года очередной номер солидного французского еже­недельника «Пуэн» вышел с кроваво-красным анонсом на черной обложке: «40 % школьников не умеют читать — немыс­лимо!»

А вот что по поводу европейской системы образования пи­шет российский эмигрант, преподающий сейчас в Сорбонне: «В Швейцарии треть взрослого населения не в состоянии про­честь инструкцию к лекарству и разобрать то, что написано в

избирательном бюллетене, что, однако, не мешает жителям этой маленькой, но гордой страны активно участвовать во всенарод­ных референдумах — ключевом инструменте их «прямой» де­мократии. Немногим лучше дело обстоит в Бельгии. В Испа­нии система образования разваливается прямо на глазах. Пре­подаватели испанских университетов жалуются, что уровень подготовки многих студентов настолько низкий, что на первом курсе их вновь приходится учить простейшим правилам право­писания и арифметики¹. О невежестве европейцев, которым пока еще далеко до зияющих высот клинического скудоумия обитателей Нового Света, можно тоже слагать легенды. Одна моя знакомая европейка, представительница так называемого среднего класса, убеждена в том, что солнце восходит на юге, а заходит на севере. Учительница франкоязычной средней шко­лы, в которой учится сын одного моего коллеги, не знает, кто такой Александр Дюма и кто такие «три мушкетера». Упомина­ние о таких странах, как Украина или Азербайджан, ввергает европейца в состояние глубокого культурологического шока» [88].

Подобное невежество не случайно. Вся система западного образования основана на том принципе, что человеку необходимы лишь только те знания, которые могут пригодиться в прак­тической жизни, то, что позволит ему без лишних проблем ра­ботать и потреблять. Человек должен быть функционален, и не более того. Запад никогда не ставил перед собой цель воспита­ния непрерывно самосовершенствующейся, гармонично разви­той духовно, интеллектуально и физически личности, облада­ющей целостным представлением о мире и стремящейся к твор­ческой самореализации. Запад стремился репродуцировать человека-функцию — надежный, управляемый микроэлемент социально-экономической метасистемы. Примитивный инди­вид — основа стабильности и прогресса по-западному. Он хорошо выполняет свою профессиональную и социальную роль, он чет­ко знает «что есть добро и зло» и живет точно по изначально установленным правилам, т. е. он «правильный» во всех смыслах этого слова. Но вместе с тем он не имеет внутреннего содержа­ния (что собственно и позволяет ему достигать «правильности»). По сути, современный западный обыватель — это лишь ухо-

^{1 Лауреат Нобелевской премии испанский писатель Камило Хосе Села, лицезрел стремительное интеллектуальное разложение своего народа, эмо­ционально воскликнул: «Испанцы, вы превращаетесь в нацию ослов и ба­ранов!»}

женная, с любовью взлелеянная психосоматическая оболочка, внутри которой экзистенциональная пустота. Обладающий при­митивным разумом и набором базовых жизненных правил, за­меняющих ему духовность, человек утратил свою непосред­ственную индивидуальность, а потому и качества даже относи­тельно свободного и независимого существа. В таком состоянии он абсолютно зависим, представляя собой идеальный объект для манипуляций. Вместе с угасанием поля традиционной культу­ры, на Западе исчезло и духовное напряжение, а вместе с ним воля индивида к ежесекундному отстаиванию себя как уникаль­ного, самобытного духовно-психологического явления. Стано­вясь примитивным, он способен защищать себя лишь как ин­дивидуалистически настроенную биологическую особь.

Таким образом, можно констатировать, что, целенаправлен­но создавая условия для интеллектуальной деградации человека и максимального сужения его кругозора, которые приводят к выхо­лащиванию его духовности, правящие круги Запада получают прак­тически неограниченную возможность для манипуляции массовым сознанием. Взрослый человек, обладающий разумом, знаниями и уровнем духовного развития четырнадцатилетнего подростка, является прекрасным материалом для создания репрессивной си­стемы манипулятивного тоталитаризма.

В ее основу легла фрейдистская методика, позволяющая осу­ществлять контроль над людьми путем формирования мотива­ции человека, от которой, в свою очередь, зависят его мысли, чув­ства, желания и действия. Навязав западному мегаобществу, при помощи массовой пропаганды, мнение, что счастье человека заключается в наслаждении, а свобода в возможности его бес­препятственно получать, правящие круги Запада жестко при­вязали обывателя к трем основным категориям влечения: ком­форту (удовлетворению потребностей, при постоянном расши­рении их разнообразия), наслаждению (во всех возможных его формах) и наживе (как главному условию, обеспечивающему достижение комфорта и наслаждения). При таком методе кон­троля открытое, масштабное, физическое принуждение стано­вится ненужным. Если люди психологически привязаны к комфор­ту и наслаждению, то их можно принудить делать все что угод­но, регулируя их доступ к деньгам как главному условию счастья. В такой ситуации несвобода отождествляется не с самой сис­темой духовно-психологического подавления, а с «ближним», другим человеком, который также с маниакальным упорством стремится к деньгам, чтобы обеспечить себе комфорт и наслаждение. Так со­здаются психологические предпосылки «борьбы всех против всех»,

используя которую правящим кругам Запада удается держать под контролем основную массу населения «золотого миллиарда».

Предчувствие надвигающегося манипулятивного тоталита­ризма было присуще многим представителям западной интел­лигенции. Самым гениальным пророчеством в этом плане ста­ла антиутопия Джорджа Оруэлла —«1984», написанная им в 1948 году. Мрачный мир Океании, в котором царит тотальное духов­но-психологическое подавление личности, к началу XXI века стал абсолютной реальностью Запада — «СТАРШИЙ БРАТ СМОТРИТ НАТЕБЯ». Транснациональная олигархия взяла на вооружение логику правителей вымышленной Океании, осоз­нав в полной мере, что «тому, кто правит и намерен править даль­ше, необходимо умение искажать чувство реальности».

«Разве я не объяснил вам, чем мы отличаемся от прежних карателей? Мы не довольствуемся негативным послушанием и даже самой униженной покорностью, — излагал философию гос­подства современных правителей мира, устами одного из своих героев, Оруэлл. — Когда вы окончательно нам сдадитесь, вы сда­дитесь по собственной воле. Мы уничтожаем еретика не потому, что он нам сопротивляется; покуда он сопротивляется, мы его не уничтожим. Мы обратим его, мы захватим его душу до самого дна, мы его переделаем. Мы выжжем в нем все зло и все иллю­зии; он примет нашу сторону — не формально, а искренне, умом и сердцем. Он станет одним из нас, и только тогда мы его убьем. Мы не потерпим, чтобы где-то в мире существовало заблужде­ние, пусть тайное, пусть бессильное. Мы не допустим отклоне­ния даже в миг смерти. В прежние дни еретик всходил на костер все еще еретиком, провозглашая свою ересь, восторгаясь ею. Даже жертва русских чисток, идя по коридору и ожидая пули, могла хранить под крышкой черепа бунтарскую мысль. Мы же, прежде чем вышибить мозги, делаем их безукоризненными. Заповедь старых деспотий начиналась словами: «Несмей». Заповедь тота­литарных: «Ты должен». Наша заповедь: «Ты есть».

Современная западная пропаганда, круглые сутки «дисцип­линируя сознание» масс, целенаправленно создает «нового че­ловека», чья ничтожность делает его недостойным даже физи­ческого насилия со стороны власти. Пройдя подобную инфор­мационно-психологическую обработку, люди оказываются интеллектуально и духовно «вычищенными», а потому готовы­ми для наполнения тем содержанием, которое обеспечивает ста­бильное функционирование Системы. Размышляя о них, Ору­элл писал, что, даже «предоставленные самим себе, они из по­коления в поколение, из века в век будут все так же работать,

плодиться и умирать, не только не покушаясь на бунт, но даже не представляя себе, что жизнь может быть другой».