ПРИМЕЧАНИЯ 4 страница

несской войны. В самом деле, у симмахии не было никако­го постоянного органа, никакого федерального института, если не считать синода и периодических собраний, так что, когда полисы, отвергнув афинский экспансионизм, решились действовать, все происходило на уровне импро­визации. В отсутствие организованных способов финанси­рования лакедемонянам и их союзникам оказалось очень сложно создать флот, который мог бы противостоять сот­ням афинских триер.

Делосский же союз был создан после второй греко-персидской войны для борьбы против персов и чтобы предотвратить их возможное возвращение, чего он с успе­хом и добился в 465 г. до н.э. Союз стремился стать обще­эллинским и объединял все полисы, отказавшиеся подчи­ниться Ксерксу. Очень скоро явное превосходство Афин на морях привело к их гегемонии. В отличие от Пелопоннес­ской симмахии, этот союз быстро наладил организацию: финансовой столицей был определен Делос, и Афины по­становили, что каждый союзный полис должен делать взносы, будь то в снаряженных кораблях или в денежной форме, на строительство флота. Постепенно Делосский союз сконцентрировался вокруг Афин, которые стали единственным государством, извлекавшим из него пользу: снаряженным флотом управляли афиняне, афинянами были все командиры, а участие большинства союзников ограничивалось в первую очередь финансовой поддерж­кой. Существовал, конечно, совет, представлявший союз­ников, но вскоре афинское Собрание начало принимать решения, не советуясь с прочими полисами, а договоры стали единолично подписывать Афины. Как подчеркивает Фукидид, то был переход от добровольно признанной ге­гемонии к архэ, власти.

Понятно, что подобная система, в которой вся власть принадлежала Афинам, требовавшим с союзников часто

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

КОММУНИКАЦИЯ МЕЖДУ ПОЛИСАМИ

весьма внушительных денежных взносов, не пришлась по вкусу их партнерам и сыграла немаловажную роль в развя­зывании Пелопоннесской войны.

Ведь обычным состоянием отношений между полиса­ми, не способными объединиться, была война. С начала V в. до н.э. до 338 г. до н.э. из ста шестидесяти четырех лет Афины воевали сто двадцать, т.е. больше двух лет из каж­дых трех, и мир ни разу не продолжался свыше десяти лет.

На этом фоне почти постоянных раздоров регулярно, хотя и с перерывами, объединять полисы могло только одно занятие: большие общеэллинские празднества, куда собирались все греки.

БОЛЬШИЕ ПАНЭЯЛИНСКИЕ ИГРЫ

Среди панэллинских празднеств, собиравших всех греков вокруг больших святилищ, наиболее известны игры, в количестве четырех: Олимпийские игры вокруг святилищ Олимпии; Пифийские у подножья горы Парнас, вДельфах; Немейские, в Немейской долине; наконец, Ист-мийские игры, проводившиеся на Коринфском перешейке (Истме). Первые два состязания из этого списка прово­дились раз в четыре года, вторые — раз в два года. Мы не станем подробно описывать игры, как таковые, а постара­емся выдвинуть на передний план то, что касается комму­никации, а именно оповещение об играх и подготовку к ним, посещавшую их публику, награды и почести, предназ­начавшиеся атлетам. Наконец, мы попробуем понять, ка­кое значение имели игры в греческой цивилизации.

Эти четыре масштабных предприятия являлись не только спортивными и, как вДельфах, Немее, на Истме, музыкальными состязаниями, но и религиозными праздне­ствами, не случайно проводившимися в непосредственной

близости от величайших греческих святилищ. Первый и последний дни игр были целиком отданы священным об­рядам, атлеты приносили клятву богам. Изначально то были погребальные состязания, кровавые схватки вокруг могилы, чем, в частности, объясняется вручение победите­лю венка из дикого сельдерея, знака траура, а также то обстоятельство, что судьи на Немейских играх облачались в траурные одежды. Все это придавало состязаниям торже­ственный характер.

То были не международные соревнования, а панэллин-ские празднества для всех греков. Иностранцы могли на них присутствовать, но не состязаться.

Игры, собиравшие вначале местных жителей, очень быстро, с VI в. до н.э., стали центром притяжения всего Пелопоннеса, а затем и греческого мира в целом. Таким образом, о сроках игр приходилось оповещать тысячи, а затем и десятки тысяч людей.

Время проведения игр было временем священного перемирия, поэтому перед их открытием повсюду рассыла­лись глашатаи-вестники. На Олимпийских играх этих гла­шатаев называли носителями перемирия (spondophoroi). В классическую эпоху они, несомненно, путешествовали с многочисленной свитой, а в полисах, через которые они проезжали, их принимали со всеми почестями. Одновре­менно с объявлением перемирия они сообщали о сроках проведения игр, что являлось весьма ценной информаци­ей: даты из года в год менялись, да и греческие календари не были унифицированы. Традиция глашатаев, объявляв­ших о перемирии, сохранилась и в эллинистическую эпо­ху, когда игры стали проводиться во все большем количе­стве полисов.

Что же представляло собой священное перемирие? Оно требовало приостановления военных действий во всех греческих государствах на время игр. Наделе чудес-

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

КОММУНИКАЦИЯ МЕЖДУ ПОЛИСАМИ

ным образом остановить войну по случаю перемирия не представлялось возможным. Последнее было призвано не допустить, чтобы сражения нарушили ход игр, и обеспе­чить безопасность паломников, отправлявшихся в Олим­пию, Дельфы, на перешеек или в Немею. Именно по этой причине перемирия длились по нескольку месяцев — вре­мя, необходимое обитателю окраин греческого мира для того, чтобы добраться на игры, а затем возвратиться назад. Перемирие обеспечивало также мир в окрестностях святи­лища, где проводились торжества. Всякий, попытавшийся напасть на Элиду, ближайший к Олимпии город, или на паломника, бывал сурово наказан, обычно солидной пеней. Не уплатившему пеню был закрыт доступ на игры, и обыч­но ее платили безропотно, хотя иногда и с неохотой: неко­торые выжидали вплоть до того, пока им не приказывал подчиниться оракул.

Перемирие, впрочем, часто пытались использовать в своих целях: по словам Ксенофонта, аргивяне, которым угрожали Афины, всякий раз ссылались на священное пе­ремирие, даже когда оно на самом деле не имело места. Раздоры могли возникать из-за даты объявления священно­го перемирия: начинается ли оно в тот момент, когда гла­шатаи возвещают о нем в городе, где проводятся игры, или же оно вступает в силу, когда вестники провозглашают его в данном пункте, т.е. заведомо позже и в разное время в зависимости от полиса?

Многочисленная публика собиралась на игры со всех уголков греческого мира. Представители всех слоев обще­ства прибывали с Сицилии, из Великой Греции, с побере­жья Малой Азии и с островов. Помимо записных зрителей и простых зевак, игры посещало множество других персо­нажей: торговцы провизией, поскольку требовалось накор­мить тысячи паломников, и всеми прочими товарами. Нуж­но представить себе и истинно ярмарочную атмосферу с фокусниками и акробатами, и одновременно интеллекту-

альную обстановку: поэты и историки читали свои произ­ведения, ораторы выступали, софисты обучали или произ­носили речи; там же декламировали стихи Гомера. Что ка­сается зрителей, прийти полюбоваться могли и рабы, и варвары, иногда не допускали только женщин. Так, во вре­мя игр замужним, под угрозой свержения с ближайшей горы, Типейона, был запрещен доступ в Олимпию: нельзя было даже переправляться через Алфей, окружавшую Олимпию реку. Лишь одна женщина, по имени Ференика (или Каллипатера), отважилась пренебречь запретом:

Так как ее муж умер еще раньше, то она, приняв во всем вид на­стоящего учителя гимнастики, привела на состязания в Олим­пию своего сына. Когда Пейсирод, ее сын, оказался победите­лем, то Каллипатера перескочила через тот барьер, который отделял учителей гимнастики от арены, и при этом обнаружила свой пол 78.

Хотя обман раскрылся, Ференику-Каллипатеру про­стили за победы, что одерживали на играх ее сын, брат и отец. Решили просто на будущее обязать всех тренеров появляться на состязаниях нагими, подобно атлетам.

Оказавшись на месте, зрители устраивались на постой как могли: наиболее привилегированные имели возмож­ность отправиться к проксенам или в специально пред­назначенное общественное здание, если таковое имелось, как было, например, в Дельфах и в Олимпии. Однако, как подчеркивает М. Финли, вкладывать деньги в харчевню или постоялый двор в таких местах, как Немея или Ко­ринф, куда ничто, кроме игр, не могло привлечь путеше­ственников, было в высшей степени нерентабельно: игры продолжались примерно неделю раз в четыре года... Боль­шинство паломников спало в палатках или под открытом небом на окрестных полях.

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

КОММУНИКАЦИЯ МЕЖДУ ПОЛИСАМИ

Победители крупнейших игр пользовались в Греции огромной славой и получали множество материальных выражений этой славы.

Непосредственно после победы глашатай провозгла­шал имена самого чемпиона и его отца, а также название его родного полиса. Один из судей увенчивал его лавровым венком в Олимпии, венком из дикого сельдерея на Истмий-ских играх (сбор листьев для венка обставлялся чрезвычай­но торжественно: на Олимпийских и Пифийских играх их срезал серпом ребенок, отец и мать которого были живы). В то же самое время судья вкладывал в руку победителя пальмовую ветвь. Вечером того же дня проводилась торже­ственное шествие, или homos.

Греки гордились тем, что состязаются не ради богат­ства: достаточно увидеть изумление перса Тритантехма, когда тот узнает, что на Олимпийских играх приз — венок, а не деньги:

...он не мог удержаться и сказал перед всем собранием вот что: «Увы, Мардоний! Против кого ты ведешь нас в бой? Ведь эти люди сражаются не ради денег, а ради доблести!»

Но, несмотря ни на что, победители могли получать материальное вознаграждение: на Пифийских играх вплоть до VI в. до н.э. вручались призы в виде ценных по­дарков. Но в первую очередь почести чемпионам оказыва­ли их родные полисы: так, в Афинах Солон установил вознаграждение в пятьсот драхм за победу на Олимпий­ских играх, и в двести драхм - на Истмийских. Ксено-фан упоминает, что с VI в. до н.э. чемпионов кормили за счет казны и выдавали денежную сумму, достаточно боль­шую для передачи по наследству. В некоторых полисах вознаграждение было скорее символическим: например, в Спарте победители игр получали почетное право сра-

жаться рядом с царем.

По возвращении с игр победителя ждали новые празд­нества. На них юноши под звуки лиры или флейты распе­вали гимны, сопровождаемые танцами. Отсюда с VI в. до н.э. возник обычай просить известных поэтов писать по такому случаю гимны. Именно так родились стихотворе­ния Пиндара, прославляющие победителей четырех вели­ких игр Греции. Однако услуги этих поэтов обходились очень и очень дорого: только знатные роды могли позво­лить себе подобные гимны, или эпиникии.

Кроме венка, вознаграждения, процессий, празднеств, иногда эпиникии, победителям могли воздвигать памятни­ки, большей частью статуи, либо в родном полисе, либо на том месте, где они одержали победу. Например, Алкивиад в Vb. до н.э. заказал собственный живописный портрет, кото­рый поместил в пинакотеку Пропилеи. Павсаний дает подробный перечень статуй, которые он во II в. до н.э. ви­дел в святилище Олимпии. Сначала их делали из дерева, затем стали отливать в бронзе. Если верить Лукиану 8, ста­туи изготавливались в натуральную величину, но опреде­ленные археологические находки, например обнаружение высокого пьедестала, заставляют думать, что они могли быть и более внушительными. Изображение атлетов спо­собствовало развитию скульптуры: стало возможным вос­производить не застывшие типажи, как в архаическую эпо­ху, но тела, обладавшие сходством с оригиналом, иногда в движении.

На всех таких статуях были надписи, упоминавшие имена изображенного и его отца, название их полиса, иногда его прежние победы. Иногда их, как и эпиникии, писали поэты: например, некоторое количество принадле­жит перу Симонида.

Кто же оплачивал эти памятники? Иногда город брал на себя расходы по воздвижению тех из них, что находи­лись в его стенах. Что касается статуй в Олимпии, то бре­мя их установления ложилось исключительно на самого

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

победителя и обходилось очень дорого. Соответственно можно предполагать, что значительная часть победителей не была увековечена; иногда статую воздвигали лишь мно­го позже, после соответствующего пророчества оракула89. Игры с VII в. до н.э. являлись одним из важных фак­торов объединения небольших греческих общин. Они пре­доставляли возможность всем: коринфянам, ионийцам из Малой Азии, спартанцам — не только собираться вместе и общаться, но и чувствовать, что они принадлежат к одно­му и тому же миру, к одной и той же культуре, что они на­ходятся под покровительством одних и тех же божеств. Для маленьких общин, которые, как мы видели, чаще все­го были враждебны друг другу, это было важно. Кроме того, перемирие, пусть даже оно и не всегда соблюдалось, застав­ляло хотя бы на время забыть о вражде, особенно на мес­те проведения игр. Еще bVb. до н.э. упоминание о том, что некто завоевал награду на одном из знаменитых состяза­ний, было знаком величайшего уважения. Наряду с этим, как мы уже упоминали, изображения победителей дали толчок развитию скульптуры и донесли до нас облик заме­чательных атлетов, которыми и сейчас можно любоваться.

ОТНОШЕНИЯ С НЕГРЕЧЕСКИМ МИРОМ

ИСКУССТВО ПУТЕШЕСТВОВАТЬ В ДОЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЙ ПЕРИОД

Посещаемые страны, причины путешествий

Микенцы перемещались много и далеко, и побуди­тельной причиной их путешествий была торговля. Микен­скую керамику находят по всему Средиземноморью. Она свидетельствует о пребывании ее изготовителей на Крите, Родосе, Косе, на анатолийском побережье (Троя, Милет и т.п.), на Кипре, в Египте, на Сицилии и в Южной Ита­лии. Кроме того, они нуждались в металлах, меди и олове, для выплавки бронзы. Но в Средиземноморье олова не было: ближайшие доступные месторождения находились в современных Португалии, Бретани и Англии. Надо пола­гать, купцы покрывали весьма большие расстояния в пого­не за этим необходимым им металлом. Однако же микен­цы никогда не пытались основать колониальную империю и обосноваться на землях, до которых добирались.

Совсем другие причины влекли в путь путешественни­ков последующей эпохи: в VIII в. до н.э. сложился обычай основывать колонии. Такая колонизация была специфич­на для Греции, поскольку эмигранты основывали новый, совершенно самостоятельный полис, полностью независи­мый от метрополии.

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

ОТНОШЕНИЯ С НЕП'ЕЧЕСКИМ МИГОМ

Основной причиной греческой колонизации явился недостаток земель в самой Греции: страна жестоко страда­ла от узости пространства (stenochoria), усугублявшейся несправедливым распределением плодородных почв, за­хваченных сильнейшими. К этому часто добавлялись и тор говые интересы: колония становилась для греков факто­рией, где они меняли вино, оливковое масло, предметы роскоши, которых у них было в изобилии, на продукты первой необходимости — зерно, строительную древесину, редкие или драгоценные металлы, которые им приходи­лось ввозить. Помимо перечисленных побудительных мо­тивов возникали и другие, более субъективные: полисы в архаическую эпоху раздирала междоусобная вражда, и у побежденных часто не было иного выбора, кроме как от­правиться в изгнание.

Колонисты обычно отправлялись на новое место груп­пами примерно в сто человек под водительством начальни­ка экспедиции, который становился и основателем нового полиса, экистом. Они выбирали место и навязывали себя местному населению. У нас очень мало сведений об отно­шениях между греками и автохтонами, и современные исследования, по-видимому, показывают, что могли возни­кать самые разные ситуации, от доброго согласия до откры­той вражды 3. Колонисты делили землю на равные участки, возможно, по жребию, и формировали новый полис, копи­ровавший институты метрополии (откуда всегда брались боги и очаг), но пользовавшийся полной политической самостоятельностью.

Первая волна колонизации шла примерно в 775 —

4 680 гг. до н.э. в основном из Эвбеи на Халкидики, Фракию,

Южную Италию и Сицилию, где имелись плодородные земли. В Южной Италии это явление стало настолько мас­совым — в числе прочих были основаны Сибарис, Кротон, Тарент, Регий, Партенопа (Неаполь), — что область полу-

чила название Великой Греции. Затем, приблизительно в 680—550 гг. до н.э., началась вторая волна, которая одно­временно шла из большего количества мест и захватывала новые территории: предпочтение по-прежнему отдавалось Южной Италии и Сицилии, но селились и в Пропонтиде (Мраморном море), в Причерноморье, в Крыму. Так, Ми-лет, крупный ионийский полис, в архаическую эпоху осно­вал на берегах Черного моря девяносто колоний. В Афри­ке греки начали обосновываться с закладкой Кирены на ливийском берегу и Навкратиса в Египте. Последний го­род, первоначально всего лишь торговая фактория, с VI в. до н.э. и до персидского завоевания был одним из самых цветущих в греческой ойкумене, на стыке двух миров, до того не знавших друг о друге. Греки добирались до таких отдаленных стран, как Галлия, где фокейцы основали буду­щий Марсель.

Так расширялась область экспансии греческого мира: само собой разумеется, что купцы или основатели колоний могли в то же время быть и землепроходцами.

Колонизация прекращается к середине VI в. до н.э. В то время причины путешествий постепенно становятся разнообразнее: в другие страны начинают ездить учиться или совершенствовать образование. С того же века склады­вается обычай приписывать известным персонажам насто­ящие или вымышленные путешествия: так, Солон якобы отправился ко двору Креза в Лидию «для того, чтобы по­видать чужие страны». Ликург, по преданию, побывал на Крите, Пифагор, Демокрит, Фалес — в Египте. Такого рода традиции часто имели целью сравнить соответствующую страну и Грецию или подчеркнуть значимость какого-то народа для эллинов. С развитием философских школ пре­бывание на чужбине стало важным элементом образования мудреца: популярности путешествий в Азию способствова­ли философские секты, испытавшие сильное восточное

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

влияние. В IV в. до н.э. поездки за пределы Греции стано­вятся в биографиях общим местом.

В далекие путешествия пускались не только мудрецы: некоторые профессиональные группы в большей степени, чем другие, были вынуждены часто менять место житель­ства. Врачи очень рано начали практиковать свое искусство за тридевять земель, вплоть до двора персидского царя: для VI в. до н.э. имеется описание приключений кротонского врача Демокеда, который излечил Дария. Персидский царь страдал от вывиха ноги, которую не могли вправить, а его жена Атосса — от нарыва на груди. При персидском дворе таланты Демокеда оценили так высоко, что ему стоило огромных трудов вернуться на родину. С середины V в. до н.э. по свету, обучая своему ремеслу, бродили софисты; ху­дожники иногда покидали родные места и находили приют при дворах могущественных властителей. В дальние стра­ны приходилось иногда отправляться и послам.

Торговля, колонизация, открытие новых земель, путе­шествия с познавательными и профессиональными целя­ми — таковы основные побудительные мотивы пребывания на чужбине. С VI в. до н.э. несколько первопроходцев кла­дут начало путешествиям, предпринимаемым ради того, чтобы посмотреть другие страны, то бишь туристическим поездкам. Этим отличались прежде всего ионийцы: первы­ми из известных нам великих путешественников были Ге-катей и Геродот, оставившие записки об увиденном. Так, Геродот в V в. до н.э. объехал известный в его время мир, собирая всевозможные сведения о других народах с не­обычной для той эпохи любознательностью. Благодаря ему, малоизвестные страны вроде Египта — до той поры не слишком открытого для путешественников — приобрели огромную популярность.

Труд Геродота показателен на предмет того, что мог­ло привлечь греческого туриста классической эпохи. В

ОТНОШЕНИЯ С НЕГРЕЧЕСКИМ МИРОМ

отличие от нас, его, насколько можно судить, не интересо­вали ни красоты природы, ни произведения искусства. Ге­родот, проезжавший множество пейзажей, никогда их не описывает. Если он и останавливается на каком-либо па­мятнике или ценном предмете, то не для того, чтобы сфор­мулировать эстетическое суждение, но чтобы оценить его размер или рыночную стоимость или рассказать его исто­рию. О египетских пирамидах, к примеру, он упоминает только затем, чтобы показать, какой гигантский труд по­требовался для их строительства; он описывает то или иное произведение искусства для того, чтобы читатель или слушатель составил представление о его стоимости или ценности материалов, из которых оно выполнено. Подоб­ный интерес весьма характерен для той эпохи. Что, напро­тив, живо интересует Геродота, так это этнографическая реальность стран, которые он посещает, образ жизни их обитателей, их особенности, политический строй, исто­рия, а также все, что кажется замечательным или чудесным (thaumasion). В этом отношении менталитет современного туриста по существу остался точно таким же.

Эллинистическая эпоха знаменует поворот в гре­ческом восприятии путешествия. С одной стороны, рас­ширяется кругозор, а с другой — развивается то, что в предшествующую эпоху только намечалось, а именно инди­видуальный туризм.

Кругозор не просто расширялся — известная площадь обитаемой земли к тому времени удвоилась. У истоков это­го стояли два великих первопроходца, Александр Македон­ский и куда менее известный Пифей Эгинский, мореход из Массалии (современный Марсель). Первый своими завое­ваниями познакомил античный мир с Ираном и Индией, до той поры не исследованными. Он брал с собой в похо­ды философов, ученых, инженеров, заранее изучавших страны, через которые предстояло пройти, и делившихся

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

своими знаниями. Александр даже строил планы — позже воспринятые Селевком - исследовать берега Каспия и от­крыть на юге Африки причины разливов Нила.

Что же касается Пифея, то он в конце IV в. до н.э. предпринял путешествие, благодаря которому греки лучше узнали Запад, вплоть до берегов Северного моря. Он напи­сал книгу, вызвавшую в свое время огромный интерес, но, к сожалению, утраченную.

Одновременно с расширением сферы географических исследований развивался индивидуальный туризм. Новым по сравнению с предшествующими периодами были часто­та и разнообразие путешествий, куда многие отправлялись далеко и надолго.

Крупнейшие полисы эллинистического мира — Родос, Эфес, Византии, Тарент, Сиракузы - привлекали все боль­ше приезжих, желавших посмотреть местные достоприме­чательности. Знаменательно в этом плане обращение к услугам проводников и путеводителей. Организуются посе­щения знаменитых памятников и святилищ с участием экскурсовода (hermeneus). Все более развивается и жанр путевых записок, наследие Гекатея и Геродота.

Первые вехи

Что можно сказать о первых картах, о первых геогра­фических инструментах? Все изобретения в этой области были сделаны ионийцами, греками из Малой Азии. Ни континентальная Греция, ни Афины, которым мы обязаны столькими изобретениями, не приняли участия в упорядо­чении географических знаний.

Имелось два вида инструментов географических зна­ний: прежде всего карты, изобретение которых восходит к VI в. до н.э., а также периплы, или лоции, рассказы о путе-

ОТН О Ш ЕН ИЯ С Н ЕГРЕЧ ЕСКИМ МИГОМ

шествиях с описанием берегов, где побывал мореход. Как гласит традиция, Анаксимандр из Милета «решился начер-

тить первую карту». Он был философом, и карта имела непосредственное отношение к его представлению о мире. Предположительно земля была изображена в виде диска: ойкумену, или обитаемую землю, окружало море, что соот­ветствовало мифологическим образам Гомера. Карта была построена симметрично: Европа занимала верхнюю часть, а Азия - нижнюю. Две известных в ту эпоху великих реки, Истр (Дунай) и Нил, были изображены симметрично, пер­вая на севере, вторая на юге. Что касается Средиземномо­рья, оно несомненно было представлено в виде замкнуто­го бассейна. Можно себе представить, что путешествовать с помощью такой карты было бы непросто. То был, скорее, не утилитарный инструмент, а геометрическая модель. Однако по сравнению с неопределенным легендарным пространством Гомера «ограниченное, измеряемое, струк­турированное» пространство явилось масштабным ново­введением. Впредь «благодаря схематичной миниатюризи-

⁸ я,

рованнои модели» стало возможным вместо мифических

изображений представить воочию известный к тому време­ни мир.

После первой попытки появились и другие карты, составленные Гекатеем, Демокритом, Евдоксом: то были исправленные и дополненные варианты чертежа Анакси-мандра, которые обычно принято именовать «ионийскими картами». Восходящий к IV в. до н.э. фрагмент Эфора, со­держащий рисованное изображение мира, имеющее в основе ионийскую карту, позволяет уточнить облик этой последней. Внутри земного диска обитаемый мир представ­лен в виде прямоугольника, по четырем сторонам которо­го находятся, соответственно, скифы на севере, кельты на западе, индийцы на востоке и эфиопы на юге. Детали кар-

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

ты опирались не на точный чертеж, а на наброски марш­рутов, где указывались только направления.

Карты распространились с конца VI в. до н.э. К 500 г. до н.э. Аристагор, тиран Милета, посетил в Спарте Клео-мена, чтобы убедить того предпринять поход против Пер­сии. С собой он привез «медную доску, где была вырезана карта всей земли, а также всякое море и реки», иными словами, карту. Говоря, он показывал по этой карте, где живет тот или иной народ, из чего явствует, что к тому времени картографическая наука вышла за рамки чистой умозрительности и взяла на себя практические функции по обслуживанию обычных путешественников. И в самом деле, в классическую эпоху использование географических карт было, видимо, хорошо известно.

По мере того как карты входили в моду, нарастала и критика, о чем можно судить по тексту Геродота, где вы­смеиваются имевшие тогда хождение изображения мира:

Смешно видеть, как многие люди уже начертили карты земли, хотя никто из них далее не может правильно объяснить очерта­ния земли. Они изображают Океан обтекающим землю, которая кругла, словно вычерчена циркулем. И Азию они считают по величине равной Европе 11.

Во времена Александра, несмотря на прогресс карто­графии, древние карты использовались по-прежнему. Именно ориентируясь по ним, завоеватель полагал, что Инд есть верхнее течение Нила...

На период расцвета ионийской картографии при­шлось такое фундаментальное открытие, как обнаружение шарообразности земли. Некоторые свидетельства на сей счет можно обнаружить уже у Платона, но аргументацию разработал Аристотель. Однако только в следующем, III в. до н.э. Эратосфен использовал достигнутый результат в построении карт.

ОТНОШЕНИЯ С НЕГРЕЧЕСКИМ МИРОМ ОТНОШЕНИЯ С ИНОЗЕМЦАМИ

У Гомера негреки не наделены никакими специфичес­кими особенностями. Либо они, как троянцы или феаки, во всем подобны эллинам, либо, подобно циклопам, при­надлежат вымышленному миру. Гомеровское видение, ког­да по одну сторону находятся люди, а по другую — фан­тастические существа, исчезло не сразу: образ другого, иноземца, преобразовался в Греции только с появлением рассказов путешественников, описывавших другие народы с присущими им особенностями. Импульс шел не из соб­ственно Греции, а из Ионии, от таких ученых, как Гекатей Милетский, написавший «Кругосветное путешествие» (periodosges), к сожалению, бесследно исчезнувшее. Первое дошедшее до нас развернутое свидетельство такого рода — «История» Геродота, труд ионийца из Галикарнасса, став­шего одновременно географом, этнографом и историком.

Нужно отдавать себе отчет в том, что отличает Геро­дота от его предшественников: ведь после Гомера и до Ге­родота иноземцы периодически выводились в литератур­ных произведениях. Но, с одной стороны, они были там редкими гостями: египтяне в «Просительницах» Эсхила — первые негреки, появившиеся на сцене. С другой стороны, их описание следует традиционным древним взглядам: Египет для этого автора — страна на краю земли, связанная со сказочной Эфиопией, но ее представители, прибывшие

в Грецию, демонстрируют все отличительные признаки

и ¹²

уроженцев Востока: пышные одежды, неумеренную на-

13 глость и самомнение...

Совсем не таковы египтяне Геродота, посвятившего им целую книгу, вторую книгу своей «Истории»: как и для многих других народов, он описывает со множеством под­робностей их обычаи, религию, основные черты. Несколь­ко глав он посвящает изготовлению и бальзамированию

Коринна Куле. Коммуникация в Древней Греции

мумий; он интересуется географией страны, в особеннос­ти феноменом, весьма занимавшим его современников, а именно разливами Нила, которым пытается дать объясне­ние. Большинство сведений он собирал на месте, — он про­был в Египте несколько месяцев, — проводя настоящее исследование, вглядываясь, расспрашивая, иногда обраща­ясь к архивам... Это и в самом деле начало этнографии. И притом Геродот, посетивший множество городов и стран — Кирену, Египет, Тир в Финикии, Вавилон, Понт Эвксин-ский, стремится выявить для каждого народа, о котором упоминает, его характерные черты. Он рисует не карика­турный образ негрека, но именно других во всем их разно­образии.