Правила

Если у вас его нет, достаньте. Оно вам очень пригодится. Помните, что подростки не совсем верно оценивают чувства других людей, а сами склонны быть слишком эмоциональными, особенно когда говорят о чем‑ то, чем сильно расстроены. Иногда они будут искать любой повод или предлог выпустить пар, так что постарайтесь не дать им такой возможности. Если вы хотите, чтобы они поговорили с вами о чем‑ то важном, то должны хотя бы сохранять видимость, что не волнуетесь и не собираетесь впадать в бешенство.

Если вы хотите, чтобы ваша дочь пришла и рассказала о том, что она подумывает «довести дело до конца» с каким‑ то парнем, выслушайте ее без крика, обморока и воя.

Вы обязаны иметь бесстрастное лицо.

Вы можете биться в падучей, ругаться, орать и проклинать всех и вся сколько вам угодно, но – про себя, мысленно.

Вот мои советы о том, как сохранить бесстрастное лицо в критической ситуации.

1. Заткнитесь. Просто заткнитесь. Что бы вы ни делали, держите чертов рот на замке.

2. Не двигайтесь. Стойте очень спокойно. Если вам нужно двинуться, слегка кивните головой или моргните, но не более того.

3. Скажите себе, что не умрете. Вам может казаться, что ваша голова вот‑ вот взорвется, но этого, скорее всего, не произойдет. А даже если произойдет, вы будете уже мертвы и вам не придется разбираться с этой ситуацией. Если худшее, что может сейчас произойти, – ваша смерть, вы в порядке.

4. Пусть первое, что сорвется с ваших губ, будет что‑ нибудь о том, как вы рады, что он/она вам достаточно доверяет, чтобы прийти и обсудить эту проблему, и бла‑ бла‑ бла…

5. Дышите.

Иногда лучшее выражение лица – отсутствие всякого выражения, потому что любое другое, скорее всего, приведет к неприятностям. Впрочем, из всех описанных в главе шагов только последний является абсолютно обязательным. Если вы пропустили последний, нет смысла читать дальше.

Слово на «н»

Несколько лет назад я познакомился с молодым человеком, у которого были проблемы с законом. Он вошел в мой офис, хромая, одна рука у него была перебинтована, и, судя по виду, ему было очень себя жаль. Оказалось, что они вместе с приятелем (даже знакомым, и не самым лучшим) украли машину и целый час удирали от полиции по живописной сельской местности. Он не был плохим парнем, он из хорошей семьи, его родители – очень милые люди, но он оказался вместе с этим знакомым и (по причинам, о которых мы говорили всё это время) принимал довольно глупые решения.

За ними довольно долго гнались. Наконец они потеряли управление, пробили ограду вокруг какого‑ то поля и застряли. Парень, который пришел ко мне, выпрыгнул из машины как раз вовремя, чтобы заметить, что полицейский уже спустил собаку и та несется к нему на всех парах. Парень закричал и попытался убежать. Это было глупо. Собака вцепилась ему в руку, повалила на землю, и он дожидался полицейских, извиваясь и хныкая. По его словам, они были крайне недружелюбны. Они даже якобы «крефко его отфинали».

Слушая его, я думал только о том, сколько людей могли погибнуть или серьезно пострадать, пока этот юный кретин мчался на огромной скорости по сельским дорогам, пытаясь оторваться от полиции. В такие моменты я ничего не могу с собой поделать и представляю мою семью, пострадавшую из‑ за таких, как он, вижу своих детей, лежащих на дороге из‑ за его безрассудной, безответственной подростковой демонстрации своей сраной крутости.

Не знаю, правда ли полицейские «крефко его отфинали», но надеюсь, что так оно и было, потому что я езжу со своей семьей по тем дорогам. Люди вроде меня не должны так думать и уж точно не должны признаваться в этом. Я вспомнил, что я профессионал, и сказал: «Боже мой, юноша, и что вы думали, когда они натравили на вас собаку, а потом начали бить?»

Я ожидал услышать обычное нытье, вроде «бедный я». Но он посмотрел на меня и очень сухо сказал: «Я подумал, что больше никогда не стану угонять машины».

Я готов был его обнять: «И в какой же момент вы приняли такое решение?»

Он пожал плечами: «Когда увидел эту огромную чертову псину, бегущую прямо на меня».

«А что бы вы подумали, если бы полицейские укутали вас одеялом и сказали, что позвонят вашим родителям, а когда вы вернетесь в участок, вам дадут горячего шоколада и проведут воспитательную беседу?»

Он не раздумывал ни секунды: «Я бы подумал, что это было очень весело, и сделал бы так еще раз».

В тот момент я знал две вещи. Во‑ первых, велика вероятность, что этот молодой человек никогда больше не станет угонять машины, а вырастет достойным и честным членом общества; и, во‑ вторых, наше стремление защитить детей ото всего на свете стало настолько политкорректным, что дошло до абсурда, а мы окончательно и бесповоротно сбились с пути.