Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Овладение языком: неестественный эксперимент






То, как люди овладевают языком, является предметом острых споров и среди лингвистов, и среди психологов. Существуют две основные научные школы: нативистов, делающих акцент на врожденных факторах, или «природе», и эмпириков, придающих особую важность влиянию опыта, или «воспитанию». Таким образом, вопрос об овладении языком имеет большое значение в спорах о соотношении ролей природы и воспитания. Один из способов разрешения этого спора состоит в том, чтобы изолировать ребенка и не давать ему возможности слышать никакой речи. Будет ли он в этом случае вырабатывать какие-то формы речи, основываясь лишь на врожденных способностях? Пинкер позднее утверждал, что овладение языком — это такой естественный процесс, что «практически не существует способа предотвратить его возникновение, кроме как растить ребенка в бочке».[8]Разумеется, никакой эксперимент подобного типа невозможен, но в случае с Джини исследователи чувствовали, что они имеют дело с «естественным» экспериментом, в котором предполагаемые манипуляции внешними условиями происходили «естественным образом». Воспитание Джини подразумевало, что исследователи могли бы проверить многие из непроверенных гипотез.

Самым известным сторонником нативизма является Ноам Хомски. Он предположил, что освоение языка не может быть объяснено только с помощью простых механизмов научения. Хомски утверждает, что какая-то часть языковых способностей является врожденной и не зависящей от научения. Эмпирики же, напротив, утверждают, что языком можно овладеть без какой-либо врожденной способности.

Теоретики нативистской лингвистики утверждают, что дети овладевают языком за счет врожденной способности устанавливать законы речи, но что это может происходить только в присутствии других людей. Эти люди формально не «учат» ребенка языку, но врожденная способность не может быть использована без вербального взаимодействия с другими людьми. Научение, без сомнения, играет важную роль, так как дети в англоговорящих семьях учатся говорить по-английски, во франкоговорящих — по-французски и т. д. Однако нативисты также утверждают, что дети появляются на свет с врожденным механизмом овладения языком (LAD). Основные принципы языка уже заданы, а некоторые другие параметры задаются в зависимости от конкретного языка, изучаемого ребенком. При наличии звучащей речи LAD дает возможность задавать соответствующие параметры и выводить основные грамматические принципы языка независимо от того, является он китайским или английским.

Нативистский подход к овладению языком остается крайне противоречивым, но в его поддержку имеется несколько доказательств. Известно, что все дети проходят через одни и те же этапы развития речевых навыков. Годовалый ребенок произносит несколько несвязанных между собой слов, двухлетний ребенок может произнести несколько коротких предложений, а трехлетний способен произносить довольно много грамматически правильных фраз. К четырем годам речь ребенка начинает во многом походить на речь взрослого человека. Считается, что такое сходство развития речи предполагает врожденное знание языка.

Кроме того, имеются свидетельства существования универсальной грамматической структуры всех языков. Действительно, языки сходны между собой во многих отношениях. К тому же есть доказательства того, что совершенно глухие дети, не знакомые с языком жестов или устной речью, вырабатывают мануальные системы коммуникаций, отражающие многие особенности разговорного языка. Браун и Герштейн пришли к выводу о том, что «один человек несет на себе очевидный отпечаток того, что развитие биологического процесса происходит у него так же, как и у всего человеческого рода».[9]

Подобно другим врожденным видам поведения, освоение языка имеет несколько критических периодов. Леннеберг[10]утверждает, что у человека критический период освоения языка заканчивается приблизительно к двенадцати годам. (Вспомните, что Джини обнаружили в возрасте тринадцати лет.) После полового созревания, утверждает Леннеберг, организация мозга завершается, и мозг перестает быть достаточно податливым для того, чтобы осваивать язык; таким образом, если до полового созревания язык не был выучен, то он уже никогда не будет выучен в нормальном и полностью функциональном смысле. Эта идея известна под названием «гипотезы критического периода». Леннеберг никогда не проявлял интереса к изучению Джини, поскольку полагал, что в этом случае имелось слишком много неоднозначных переменных для того, чтобы пытаться делать сколько-нибудь надежные выводы.

Концепция критического периода в природе не нова. Хорошим примером ее проявления является импринтинг (запечатление). Утята и гусята при правильном воздействии могут признать в качестве матери куриц, людей или механические предметы, если они столкнутся с ними сразу же после появления на свет.

Младенцы в возрасте менее одного года обладают способностью различать фонемы любого языка (фонемой называется категория речевых звуков, таких как [м] для слова «мальчик»). Эта способность утрачивается к одному году. Например, японские дети, по данным Эймаса[11], утрачивают способность отличать [л] от [р]. Любой ребенок, не познакомившийся ни с одним языком до своего полового созревания, сможет, таким образом, использоваться для тестирования гипотезы критического периода, — именно таким ребенком оказалась Джини. Могла ли она в условиях воспитывающей и обогащенной новыми событиями окружающей среды освоить язык, несмотря на то, что критический период для выполнения этой задачи для нее уже закончился? Если бы ей это удалось, то это свидетельствовало бы об ошибочности гипотезы критического периода, если бы не удалось — указывало бы на правильность гипотезы.

Многие психологи и специалисты по развитию речи потратили годы на попытки научить Джини разговаривать. Несмотря на все усилия, их пациентка так и не научилась нормально говорить. Хотя ее словарный запас быстро расширялся, она не могла создавать синтаксические конструкции, даже получая исключительно ясные инструкции своих учителей.

По первоначальным оценкам врачей детской больницы, Джини находилась на уровне развития годовалого ребенка, при этом она, по-видимому, распознавала только свое имя и слово «sorry» (извини). Однако она с удовольствием открывала для себя окружающий мир и быстро расширяла свой словарный запас. Начав с предложений из одного слова, типичных для начинающих ходить малышей, она вскоре научилась составлять такие пары слов, которые она не имела возможности где-то услышать, например «хочу молока» или «пришла Кертис». К ноябрю 1971 года она уже составляла вместе по три слова, произнося такие словосочетания, как «две маленькие чашки» или «белая светлая коробка». По-видимому, она демонстрировала обнадеживающие признаки овладения языком. Джини даже произнесла фразу «маленький плохой мальчик» по поводу инцидента, когда другой ребенок выстрелил в нее из игрушечного ружья. Она использовала язык для описания прошлых событий. При этом звучали такие страшные фразы, как «Отец берет палку. Бьет. Кричу» и «Отец сердится». Она повторяла их снова и снова. Дети, достигшие этого этапа овладения языком, обычно переживают «языковой взрыв», в результате которого в течение нескольких месяцев их словарный запас быстро растет. К сожалению, с Джини этого не произошло.

Кертис подозревала, что Джини просто ленится и старается сокращать слова или объединять их вместе. Девочка даже получила прозвище «Великий сокращатель». Развитие ее речи не шло дальше составления простых фраз, таких как «не есть хлеба» или «у мисс новая машина». Это говорит о том, что она иногда могла использовать глаголы и, по словам занимавшихся с ней логопедов, начинала осваивать некоторые правила грамматики. Но она никогда не задавала вопросов, имела трудности с использованием местоимений («ты» и «мне» были для нее взаимозаменяемыми и отражали ее эгоцентризм), а ее развитие было болезненно трудным, несмотря на интенсивные занятия с использованием самых современных методов. С этого момента дальнейшее освоение языка фактически прекратилось.

История Джини предоставляет определенные свидетельства в поддержку гипотезы критического периода. Этот случай позволяет предположить, что речь является врожденной способностью человеческих существ и что освоение языка происходит в критический период с двух лет и до завершения полового созревания. После завершения полового созревания учить языки человеку становится намного труднее — что объясняет, почему выучить второй язык не так просто, как первый. Однако Джини в определенной степени освоила язык и таким образом продемонстрировала, что научиться языку можно и после завершения критического периода, хотя и в ограниченном объеме. Джини так никогда и не удалось освоить грамматику, а именно грамматика, по мнению Хомски, отличает человеческий язык от языка животных. С этой точки зрения Джини не удалось развить свой язык после завершения критического периода. Во многих отношениях спор сводится теперь к тому, как мы определяем понятие «язык».

Методологическая проблема с изучением Джини состоит в том, что этот ребенок был не просто лишен возможностей говорить сам и слушать речь других; он испытывал на себе и множество других ограничений. Девочка также страдала от плохого питания и недостатка визуальной, тактильной и социальной стимуляции. С учетом ключевой роли языка в развитии и взаимодействиях человека представляется практически неизбежным, что каждый, кто лишается языковой стимуляции, одновременно лишается и других возможностей нормального когнитивного или социального развития. Подобное в значительной степени произошло с Джини. Как могли бы психологи распутать эти взаимосвязанные эффекты? Сделать это оказалось невозможным. В случае с Джини имелось также давнее сомнение относительно того, действительно ли она появилась на свет с определенными биологическими или врожденными отклонениями, задерживавшими ее развитие. Отец указывал на это в начальный период ее жизни, и обследовавшие Джини педиатры также отмечали наличие некоторых проблем. Однако Ирена утверждала, что девочка начала издавать бессвязные звуки и произносить случайные слова до того, как отец изолировал ее от окружающих, так что на первоначальном этапе своей жизни она могла овладевать языком с нормальной скоростью. Разумеется, на это свидетельство нельзя полагаться стопроцентно. Кроме того, по мнению Кертис, девочка не была умственно отсталой. Она показывала очень хорошие результаты в ходе пространственных тестов и выработала способность видеть вещи с другой точки зрения.

Сьюзен Кертис рассматривала случай с Джини как серьезный аргумент против гипотезы Леннеберга о критическом периоде, согласно которой естественное овладение языком не может произойти после завершения полового созревания.[12]Джини в определенной степени удалось овладеть «языком» после полового созревания, и Кертис утверждала, что ее подопечная научилась говорить благодаря «простому воздействию».[13]Однако впоследствии сообщалось, что Кертис, по-видимому, радикально изменила свое отношение к языковому нативизму. Она утверждала, что случай с Джини в действительности не предоставил убедительных доказательств освоения языка в период после завершения полового созревания. Сэмпсон[14]и Джонс[15]независимо друг от друга подробно рассматривают, как рассуждения Кертис о Джини в более поздних публикациях противоречат тому, что она писала в своей самой ранней книге, хотя она не получила никаких новых фактов и не давала никаких объяснений причин изменения своих взглядов.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.