Я думаю, общество только выиграло бы, предоставив подростку широкий спектр «мелких заработков».

Я вспоминаю одну чрезвычайно одаренную моло­денькую девушку, давшую зарок своей учительнице, которую она уважала и почитала как высшую волю, что не будет заниматься ничем другим, кроме препо­давания в младших классах. Она будет только учи­тельницей начальной школы, кем была та самая да­ма! Родители отказали девушке в возможности жить вместе с ними после того, как ей исполнилось шест­надцать лет, поскольку она не зарабатывала. И вот директриса школы, впрочем совершенно бескорыст­но, перехватила эстафету, даже не отдавая себе от­чета в том, что она подавляет эту молодую девушку, не давая ей возможности выбрать какое-либо другое будущее, кроме того, которое она для нее определила. Эта девушка в шестнадцать лет могла бы заняться каким-нибудь физическим трудом, но она была умна и хотела получить степень бакалавра; директриса разрешила ей получить диплом, но не хотела, чтобы та училась в высшей школе. «Ты только потеряешь время, если пойдешь туда, оставайся на первой сту­пени», — говорила она. Эта девушка была действи­тельно плоха, когда я с ней познакомилась. В обще­стве своей опекунши она выглядела девочкой, не достигшей половой зрелости. Только с помощью пси­хоаналитика она смогла выйти из этой роли вечной девочки-школьницы, которая мешала ей жить полной жизнью и реализовать то, для чего она была предна­значена, — для обучения в высшей школе. Впослед­ствии она очень преуспела.

Этот пример хорошо показывает, как возникает самое большое доверие к кому-то, кто помогает вам материально, не являясь при этом членом вашей се­мьи. Семья, родители вызывают недоверие, и это за­кон, и это хорошо; в сущности, поддержку надо чув­ствовать в родительской гордости за вас, потому что вы делаете то, что делать должны; если же они вас не понимают, вы можете перестать их любить. И тог­да вы бросаетесь любить кого-то, кто вас понимает, и можно оказаться блокированным со всех сторон, ес­ли этот «понимающий» человек принадлежит к стар­шему поколению. Молодой человек испытывает по­требность в любви своих сверстников, в том, чтобы взрослеть среди них, ему совсем не хочется зависеть от кого-то, кто относится к поколению старших и ста­новится на данный момент образцом для подража­ния. Если такой «протекторат» длится долго, он мо­жет действовать разрушающе на молодого человека. На короткое время кажется, что этот человек помогает юному существу реализовать себя, на самом деле он подавляет его, ибо юноша или девушка думают, что должны быть признательны, потому что именно они были найдены и выбраны, в действительности же все это великодушие свалилось на них только благо­даря личному выбору взрослого человека, который с данным подростком носится. Это еще надо осознать обществу, где подросток не может законным способом зарабатывать деньги, для того чтобы сказать «нет» родителям и «да» своему будущему, «„да" мне самому и тому, что со мной будет». В Соединенных Штатах молодым людям легче самоутвердиться: они могут за­рабатывать деньги начиная со школьных лет — то же относится к азартным играм и к участию в финанси­ровании собственного обучения, — но во Франции это невозможно. А между тем с одиннадцати до трина­дцати лет очень важно не быть полностью зависимым от родителей экономически, иначе не обрести возмож­ности развиваться самому.

Молодой человек испытывает по­требность в любви своих сверстни­ков, ему совсем не хочется зависеть от кого-то, кто относится к поколе­нию старших и становится на дан­ный момент образцом для подража­ния.

Подростки, таким образом, превратились в особый класс, из-за того что их отринули как неспособных стать частью общества.

Глава

Мечта о вечной юности. Мифы и архетипы[Архетип — термин, введенный в психоанализ К. Юнгом: система на­следуемых бессознательных первичных образов и психических струк­тур, на основе которой строится личность в ее отношениях с миром. — Примеч. ред. ]

Античная мифология наделила телесной формой мечты о бессмертии и предоставила от­веты человеку, вопрошающему, что такое смерть в детстве и испытания в отрочестве; она придума­ла и изобразила все известные случаи, возможные в этот период болезненной инициации во взрослое состояние. Все мифы зафиксировали в коллектив­ной памяти архетипы, которые, утратив свое сим­волическое значение, превратились, благодаря бес­конечным повторам и воображению народа, в сте­реотипы вроде прекрасного Адониса или похищения Прозерпины.

Вернемся же к первоначальной форме мифа. Он нашел свое совершенное воплощение на пересече­нии Востока и Запада, в эллинском Средиземноморье, которое ассимилировало все многообразие культур.

Греки, гениальные в своей интуиции, придумали богиню юности Гебу — проекцию мечты людей, ко­торым уготовано старение, которые должны на­учиться умирать, при том что стремятся к бес­смертию.

Прекрасноногая Геба подносит хозяевам Олимпа амброзию в золотой чаше — напиток вечной юно­сти. Она дочь Геры, супруги Зевса, царя богов. Гера хочет сохранить в ней образ юной девушки, какой была она сама.

Греческая мифология диалектична: миф о вечной юности, побеждающей смерть, дополняется другим мифом, его антиномией, об эфемерности юности, юно­сти, за спиной которой всегда таится смерть. И юность эта не беспола. У каждого пола свой миф смерти.

Для юношей это миф о прекрасном Адонисе, пер­венце Афродиты; он жертва безвременной смерти в результате несчастного случая на охоте, обо­рвавшего яркое сияние зари жизни. Он умирает дев­ственным.

Для девушек — миф о Коре, жертве похищения и изнасилования, погубивших ее земное отрочество. Адонис блуждает в невидимом мире. Кора спускает­ся в Аид, царство мертвых.

Человеческое воображение тешит себя представ­лением о неограниченных возможностях развития, и возможности эти не уменьшаются по мере их вопло­щения.

Миф о вечной юности, для того чтобы приблизиться к реальности, пусть даже идеализированной, всегда связан с противоположным ему, именно поэтому все герои, с которыми случаются эпические приключе­ния, — само воплощение эфемерности. Рядом с повествованиями о божествах, наделенных бессмертием, существует множество историй драматических, тра­гических, о преждевременной гибели юных существ, воплощенных в Адонисе и Коре.

Деметра — это мать Коры, которая становится Персефоной (Прозерпиной у римлян) и женой Аида, бога мертвых. Тут проявляется гениальная интуиция древних греков, которые чувствовали и символически запечатлели тот факт, что отрочество и смерть сопря­жены друг с другом, что они связаны между собой. Мальчиков представляет Адонис, первенец Любви, первенец Афродиты, которого она также рано потеря­ет, до того как у нее появится ребенок, воплощающий Любовь, вечный ребенок Эрос. С точки зрения пси­хоаналитика, это интересный факт: Любовь в ее от­правной точке — это подросток, который драматиче­ским образом и безвременно исчезает. Адонис, убитый в тот момент, когда он достигает полной гармонии и изящества, заменяется Эросом. Как будто, чтобы уй­ти от реальности умирания в отрочестве, от юности, прерванной в самом ее расцвете, дается воплощение Любви в ребенке, в малютке Эросе...

Легенда о Ниобее, шесть дочерей и шесть сыновей которой в расцвете лет были убиты Аполлоном и Артемидой, дополняет тему об отроческой смерти еще одним аспектом — ревности взрослых к юности. У Ниобеи шесть дочерей и шесть сыновей, которыевсе прекрасны, как Адонис и Кора, все они красивы, восхитительны, талантливы и умны. Аполлон и Артемида не могут примириться с этим юноше­ским совершенством: что же будет, когда дети вы­растут? Боги решают сохранить свою абсолютную монополию. Они убивают детей Ниобеи, Аполлон целится в юношей, а богиня охоты выбирает в каче­стве мишеней девушек.

Могущество взрослых, и мужчины и женщины, не допускает, чтобы юность поднималась до высот совершенства и гениальности. История о Ниобее — это история о неосознанном геноциде по отношению к юным. Отроков надо убивать.

Смерть Адониса знаменует эфемерность юности и отроческой красоты. Убийство детей Ниобеи выявля­ет тот страх, что внушают взрослым дарования и та­ланты юных. Интересно отметить, что убивают их не родители, но посторонние, которые хотят сохранить монополию на обольстительность и любовь.

Покровительница новобрачных Афродита покро­вительствует также и проституткам. Эта бо­гиня представляет два лика юной любви, и один из этих ликов невыносим для Артемиды, воплощающей зрелую любовь и материнство.

В определенном смысле можно сказать, что Кору, так же как и Адониса, убивает мать и матрона: ведь Адонис убит кабаном, посланным богиней охоты.

В возрасте, когда она еще только готовится стать юной девой, Персефона отделяется от матери и становится объектом обладания другого взрослого, Аида, бога царства мертвых.

Есть нечто примечательное в тормозящем эффек­те, который оказывает чужой взрослый, заменивший родительскую опеку и взявший на себя заботу о под­ростке. Аид заменяет Персефоне мать-Землю для то­го, чтобы девушка прошла через весну жизни. Если доминирующий взрослый не сумеет внушить под­ростку, что ведет того к свободе, подростка не удастся взять в плен. Вот мудрость мифа, который осуждает похищение подростков, покинувших надежное убе­жище детства.

Между похищением Персефоны-Прозерпины и во­инственностью Дианы-охотницы, гневом Юноны, в которую мечет молнии Юпитер, подстрекатель­скими безумствами Венеры, разжигающей войну между людьми (Троя — война и между богами, война богов на Олимпе), изобилием Деметры-Цереры, вла­стительницы жатвы и урожая, — между ними нет промежуточного состояния, это перемена качества без перехода. И не является ли спуск Персефоны в Аид метафорой насилия, которому подверглась девица при потере девственности: кажется, миф подводит к пониманию того, что похищение и насилие — это нечто присущее браку.

Отроческая половая зрелость еще не делает девуш­ку взрослой женщиной, даже если ее изнасиловали. Доступ к женской жизни она получила в результате грубого насилия. Юная девственница вчера, женщина-амфора завтра, отрицающая юношеское изящество.

Жертва или повелительница — Античность пре­возносит обе эти крайности женского могущества. Отрочество пассивно, с материнством приобретается зрелость, женщина держится в тени. Она управляет жизненными циклами, она использует силы приро­ды. В ходе Элевсинских мистерий Деметра, мать Пер­сефоны, учит юных дев, пришедших из Афин, тайнам плодородия и сексуальным ритуалам.

Выход из отрочества неодинаков у мальчиков и де­вочек.

Как сегодняшний психоаналитик может трак­товать Нарцисса? Не поднимает ли его история проблему гермафродитизма? Отталкивая нимфу Эхо, Нарцисс отказывается стать другим, рас­крыть себя в чувственности, в действии, направ­ленном на продолжение рода. Попробуем выйти за пределы этой расхожей интерпретации. Поскольку он видит в зеркале только собственное отраже­ние, этот другой и есть он сам; разве этот миф не поднимает проблему двойственности отрочества в тот момент, когда оно содержит в себе некую ам­бивалентность? Миф о Нарциссе представляет это явление в крайней форме, даже несколько патологи­ческой, когда индивид отказывается сделать выбор между одним сексуальным устремлением и другим. Между Гермесом и Афродитой. Он хочет быть одно­временно и Гермесом и Афродитой. Он не желает меняться, не хочет испытывать потребность обре­сти свою «половину», свое дополнение.

И он погиб, не желая подвергать себя риску по­любить другого, обреченный ограничиться любовью к своему изображению, вместо того чтобы любить другого. Он погружался в любовь при появлении соб­ственного образа, а не при виде другого создания, ко­торое узнают по голосу, исходящему от телесной обо­лочки, не похожей на твою собственную.

Но не является ли нарциссизм [Нарциссизм — привязанность либидо к собственному Я как к объек­ту. Может быть первичным, когда Я и Оно (Оно (Ы) — по 3. Фрейду, комплекс бессознательных побуждений и влечений, действующих по принципу удовольствия) еще не отделены друг от друга, сменяю­щимся в норме привязанностью части либидо к внешним объектам, и вторичным, когда часть либидо «отказывается» от объектов и вновь обращается к Я. — Примеч. ред] одной из опас­ностей, которые подстерегают нас в отрочестве, и одним из его искушений?

Конечно, да. Любовь — это слишком большой риск погубить прошлое без надежды на будущее. И есте­ственно, что растет число отчаявшихся подростков — об этом много говорят — и что они стремятся уй­ти в наркотические галлюцинации или даже думают о смерти, о самоубийстве; и мне кажется, это оттого, что им не хватает ритуалов переходного периода, ког­да взрослые возвестят: «Отныне с тобой считаются, ты что-то значишь». Общество не дает подросткам ясных ориентиров, хотя и позволяет им пускаться в опасное плаванье, оно лишь утверждает, что их ждут на дру­гом берегу. Если им случается полюбить, они подвер­гаются опасности, потому что не знают, куда идут, по­тому что у них нет возможности заработать на жизнь и взять на себя ответственность за последствия этой любви. Человеческому существу присуще продолжать себя в будущем. Однако юноша или девушка, которые любят друг друга, не могут искать продолжения себя в будущем, они могут лишь жить в состоянии любов­ной лихорадки, которая существует внутри их, а если появляется ребенок — это просто катастрофа: они еще не закончили обучение, у них нет жилья, нет денег, значит, им совсем не нужно, чтобы у них был ребе­нок. Они прибегают, благодаря технологическому прогрессу, к надежным контрацептивным средствам, и контрацепция предлагает им новые возможности познать друг друга, но познание это обращено внутрь их самих, оно бесплодно. Они довольствуются друг другом, одиночеством вдвоем, они лишают себя воз­можности создать кого-то вместе, потому что не могут обременять себя деторождением. Общество не дает поручительства за последствия юной любви, так что молодая пара не обладает даже правом переживать наиболее пылкую любовь именно тогда, когда она более всего к этому предрасположена. Это трагедия. Искушение Нарцисса возможно именно в силу отсут­ствия ритуалов переходного периода. Нарциссизм — это то же самое, что эгоизм в любви: любят только се­бя самого, пребывая в иллюзии, что это кто-то другой, потому что нет иного выхода. Так случалось и ранее, наверное, но после изобретения контрацептивных средств юноши и девушки потеряли ощущение опас­ности, которая в свое время воспитывала в них ответ­ственность, но это было раньше. Сейчас они могут не­сти ответственность только за свою любовь, но не за ее последствия. Эхо не нравится Нарциссу, он не ищет в ней «другого», поскольку созерцание собственного изображения приготовило ему ловушку, и таким же образом каждый подросток может обратить любовь на себя самого. Похоже ведут себя подростки с девуш­ками, не разбудившими их воображение... Они как Нарцисс, который практикует вторичную любовь Теоретически он гомосексуалист, ведь мальчики занимаются любовью друг с другом, говоря о девочках а девочки — говоря о мальчиках. Обмен беглыми ласками, онанизм вдвоем. Как если бы сегодня Нарцисс звал Эхо, а Эхо отвечала бы ему: «Послушай, мне нужна от тебя лишь ласка и никаких последствий».

По мифу, они никогда не встретятся, поскольку юноша занят только своим отражением. Но разве Эхо предлагает ему что-то другое? В сексуальных отношениях, именуемых свободными, встречи людей и не происходит. Соединение тел ничего не значит, если нет планов на будущее, если любовь теряет свое трансцендентальное свойство и превращается в итоге лишь в нервную разрядку. Созидательная поэзия, рождающаяся от встречи двух существ, должна иметь социальную поддержку, признание за любовью права на созидание, на создание общего творения. Вместе они создают нечто, может быть ребенка, ребенка в лю­бом случае, даже если речь идет не о ребенке из плоти и крови. Нынче молодые люди лишены возможности строить планы на будущее, они вынуждены доволь­ствоваться тем, что трутся друг о друга.

Говорят, что гомосексуалистов становится все боль­ше и больше, но это неправда! Юноши считают себя таковыми и живут так, потому что обожглись на пер­вой любви. Это легкий путь. Освобождение от обяза­тельств. И они остаются гомосексуалистами, посколь­ку никто не поддерживает их в желании рискнуть еще раз. Они потеряли способность создавать, когда потерпели поражение в первой любви, и никто не ска­зал им: «Не отчаивайся, это лишь первый опыт. Он подготовит тебя к другой встрече, когда все будет надежнее и произойдет с человеком, который поверит втебя». Тут-то они и обращаются к тому, кто похож на них самих, они находят в нем свое отражение, и в зер­кале нарциссизма возвращается к ним ощущение соб­ственной значимости в глазах людей, отрицающих другой пол. Думаю, это происходит как с девочка­ми, так и с мальчиками: первый чувственный порыв приводит к вспышке случайной гомосексуальности в предпубертатный период, и общество только способ­ствует ей, так как не помогает подросткам становить­ся взрослыми. Только научившись ответственности, они станут взрослыми, и тогда не нужно будет возвра­щаться в состояние предподросткового нарциссизма.

Глава