Выходные

Бывает, что всё идёт не так. Бывает, что это «всё» начинается прямо сутра, в тот самый момент, когда понимаете, что проснулись не от будильника, а сами, и при этом подозрительно выспались. Короткий взгляд на часы, и всё становится понятно — вы опоздали. Куда — не важно, тут описывается сама ситуация. Просто проспали, как Ельцин в самолёте. И ведь никого не интересует, что уже целую неделю вы не вылезаете с работы, практически живёте там, и что дома вас хватает только на то, чтобы от душа доползти до кровати. Жена уже начинает подозрительно коситься, предполагая не весть что, а у вас нет сил даже аргументированно возразить и в результате вы засыпаете под её подозрительный взгляд. Термин «засыпаете» тоже не совсем верен, точнее будет слово «проваливаетесь». Именно проваливаетесь, как в полынью, и мгновенно тонете в том, что даже нельзя сном назвать. Просто омут какой-то. Может, именно такова та самая вечность, в которой рано или поздно мы все окажемся?

Я вхожу в состояние автоматизма ко вторым выходным после безостановочной работы. Таково защитное свойство моего организма — перегорают предохранители внешних реакций. У меня пропадает интерес к происходящим событиям, становлюсь апатичен ко всему на чём нет налёта бизнес-процесса. Мысли всё время крутятся вокруг рабочих проблем, разыскиваются решения и пути, хотя я давно уже сижу не у себя в кабинете, а на кухне, и смотрю не в экран монитора, а в тарелку с супом. Собака откровенно избегает общения со мной в такие моменты — она умная. Кошка, как человек испытывающий за меня тревогу, ищет случая вывести мой мозг из этого состояния с помощью различных словесных трюков. Очень рискует при этом, прошу заметить!

Итак, тот день начался с того, что я проспал.

— Разбудить некому было? — недовольно набрасываюсь я на мохнатых.

— Предупреждать надо, — обрубает собака и сразу же свинчивает в другую комнату.

— Ну, что ты в самом деле? Мы-то откуда знаем, во сколько у тебя запланировано пробуждение? — пытается примирительно решить вопрос кошка.

Я судорожно хватаю всё подряд: носки, штаны, рубашку.

— Марина во сколько ушла? —спрашиваю кошку, скача по спальне как гиббон.

— Ты спал... — невинно отвечает эта сволочь.

— Да уж не бодрствовал! Ёб вашу мать! Я время имею в виду.

— А мы что, вахтенный журнал ведём?

— Не пизди-ка ты, гвоздика! Вы всегда в курсе всего, а тут время сказать не можешь?

— Не, ну правда, не отсекла такой момент! Может, собака в курсах?

— Стрелки переводишь? Ты же знаешь, что она со мной не общается, когда я трудоголю.

— А ты попробуй найти нужные слова.

— Может, я без твоих советов справлюсь! А если, например, подвешу тебя над конфоркой и время узнаю с точностью до секунды!

_ Это уже перегиб.

— В коллективе перегибы позволяют вскрыть конфликтную ситуацию и в конечном итоге помогают решить проблему.

— А что за проблема?

Конечно, эта засранка намекает на то, что проблема, в первую очередь во мне и ни в ком больше. Надо найти выход, чтобы не потерять лицо. Выход, естественно, был один:

— Сходи, спроси у собаки, а я пока оденусь.

Кошка удалилась, ворча. По её мнению я выбрал самый неправильный — человеческий, путь. Звериные тропы психологии оставались для меня неисповедимы.

Почистив зубы и наспех побрившись (естественно, порезавшись), я выскочил из ванны прямо на ждавшую меня кошку.

— За час до твоего пробуждения... сэр, — отчеканила она, и удалилась.

«Ну, Марина! Знала же, что у меня завтра, то есть сегодня, миллион важных встреч!» — догоняя кошку на пути в кухню, думал я.

— А мне кажется, что Марина правильно сделала, что не разбудила тебя, — прочитала мои мысли кошка.

— Почему?

— Ты когда много работаешь, то замыкаешься в контур, а тут встряхнулся и уже на себя похож.

— Про контур ты точно сказала.

— Во! Начинаешь обращать внимание на окружающий мир. Первый признак, что на правильном пути.

Но я почему-то не разделял её оптимизма. Теперь мне придётся ехать с превышением скоростного режима, а я этого не любил. Причём, получаться это будет подсознательно, несмотря на то, что, зная о такой своей слабости, я специально буду сдерживаться и стараться не особо давить на гашетку. Однако стоит чуть задуматься, и пожалуйста — на спидометре сотня с лихуем. Так всё и произошло, ну а раздень не задался, то тормознувший меня гаишник был закономерным продолжением. Лишившись пятихатника, я всё же добрался до офиса, опоздав всего на час. День начался.

Описывать его не хочу, уже делал это как-то, но тогда всё было легко и весело. А вот сегодня белыми играли обстоятельства, поначалу никем не воспринимаемые всерьёз. Обстоятельства — штука капризная, и чем они меньше и незаметнее, тем важнее их влияние на какой- нибудь ключевой момент. Так получилось, что сегодня по вине всяких таких «ненужных» мелочей за целый день ничего не сдвинулось с места. Я был зол как сто чертей, но на исход дела повлиять не мог. Со всех сторон мне докладывали, что:

— никак не могут договориться по цене — забыли учесть расходы по упаковке.

— экспедитор поменял тарифы— ну, об этом-то нельзя было не знать!

— вагоны пришли, но пол — полное говно. Надо чинить самим, потому что их и так достали за взятку, а других нет и не будет.

— получатели говорят, что много боя — естественно, много, когда вместо того, чтобы закрепить всё как следует, положили на это хуй. Одной рукой теперь надо лепить отказы, а второй ебать виноватых.

— не хватает людей — это всегда говорят, тут можно не слушать.

— в таможне проебали бумаги — уже неделю они их, якобы, ищут, а по факту, ждут денег.

И всё в таком духе.

Домой приехал уставший и неудовлетворённый. В моральном смысле. Марина уже приготовила ужин, что-то вкусное — ещё в лифте почувствовал. Тут же и вспомнил, что за целый день так и не пообедал. Дверь открываю — животные ходят с довольными рожами. Мне бы их заботы... Киваю кошке:

— Чё на ужин?

— Баранинка.

— Агарнир?

— За мацой в ОВИР.

Я успел дать ей несильный пендаль. Следующей появилась собака. Молча взглянула на меня, оценивая состояние, но ограничилась кивком головы. Видать, по её критериям я ещё не готов к нормальному общению.

Когда я, наконец, появился на кухне, Марина доставала из духовки огромную стеклянную латку. У меня сразу же усилилось слюновыделение. Поздоровались, я галантно чмокнул её в щёчку, дождавшись сперва, пока она радостно огласит мне вечернее меню.

— Дорогая, ты сегодня, впрочем, как и всегда, образец спокойствия и символ домашнего уюта.

— Может, мне не работать вовсе?

— Это по твоему выбору, только сама не выдержишь.

Это была правда, как-то уже мы поднимали этот вопрос, и инициатором был я, но Марина чётко обозначила позицию: работать ей нравилось. Правда, когда надоест, она с удовольствием воспользуется моим предложением.

— Ещё не время, — смеясь, отвечала она.

— А скажи мне, радость, что это ты меня сегодня не разбудила?

— Рука не поднялась, ты уже вторую неделю пашешь. Пусть, думаю, хоть сегодня поспит, перед выходными.

— А у нас завтра выходные?

— «У нас»? У всех, включая и тебя. А если ты забыл, то на завтра у нас запланирован театр.

— Что, прям с утра? — испугался я.

— Вечером, разумеется. Но сначала мне надо сходить к косметологу и в парикмахерскую. Тебе, кстати, тоже не помешает.

— Косметолог?!

— Парихмахер!

— Может, ещё в театр и зверьё подтянем? Пусть поаплодируют талантливым и самобытным актёрским дарованиям.

— Откуда в тебе столько сарказма?

— От жизни. У меня крайне интересная и насыщенная жизнь, особенно в последние пару недель. Вот и компенсирую, чем могу.

— Ну, по поводу того, что ты там чего-то можешь, это мне не рассказывай. Мне главное, чтобы ты сегодня вечером смог.

— Предлагаю перенести, в связи с эмоциональной истощённостью.

— Тогда ужин не получишь!

— Это шантаж, причём не прикрытый! Я буду жаловаться в Европейский суд по правам человека.

— Тогда выбирай, на этой стороне стола— аппетитная баранина, а на другой — демократические завоевания современного общества. Итак, ваш выбор?

— Баранина. Тут и думать нечего.

— Отлично.

— Тебе конечно «отлично».

— А мне одной это надо?

— Что «это»?

— То самое, которое там, — Марина засмеялась и несильно прихватила за святое.

Мы перешли на поцелуй и пошли бы дальше, но кто-то сосредоточенно зашуршал за спиной. Пришлось прерваться. Оказалось — собака. Невинно посмотрев в глаза, она подошла к Марине, всем видом показывая, что на кухне Марина — главная.

— Твои четвероногие — это что-то, — Марина не могла не купиться на этот трюк. — Держи.

Достав хороший кусок мяса, она положила его в собачью миску. Естественно, тут же прискакала и вторая психологически подкованная бестия, сходу начав тереться Марине об ноги.

— Да уж, чувствуют доброе женское сердце.

Разумеется кошка тоже получила то, что хотела.

— Балуешь ты их, — говорю Марине.

— Да брось ты, смотри какие они хорошие... чистоплотные, умные. Марина погладила собаку, затем кошку. Обе довольно выгибали спины и всячески демонстрировали ответную любовь.

— Ну, так как я чувствую себя лишним, то зайду попозже, заодно и помоюсь. Я ведь тоже претендую на звание чистоплотного.

На следующее утро Марина уехала ни свет, ни заря. Я нехотя поднялся и принялся бесцельно бродить по квартире.

— Что ты мечешься как поплавок? Сядь, посиди, телевизор посмотри.

— А что там?

— Таймень.

— Что?

— Рыба такая.

— Давайте, нейтрально-актуальный сюжет — про погоду на сегодня.

— У нас семейный выход в свет? Боимся промокнуть?

— У кого выход, а вот у кого и вход.

— Протестую.

— Отклоняю.

Кошка выдохлась, иногда можно и её переспорить. Но есть и второй недовольный:

— Что-то скорость соединения скачет. И дозвон плохой — всё время слетает.

— Позвони в поддержку.

— Всё самой, — вздохнула собака.

— Мне за тебя экзамены сдавать, — напомнил я.

Усевшись в кресло, я сразу узурпировал пульт и начал щёлкать всё подряд. Нашёл прогноз погоды и убедился, что дождя не ожидается. Потом наткнулся на старый фильм про войну и стал с удовольствием смотреть, параллельно игнорируя вопли про тайменя. Собака в углу что-то бубнила в телефонную трубку про переустановку драйверов. Кошка запрыгнула на подоконник под солнечные лучи. Тут и чувство голода проснулось:

— Эй, домочадцы! Может, кто подсуетится насчёт завтрака?

— У меня важный разговор, —отвертелась собака и продолжила свой высокотехнологичный бубнёж.

— А у меня солнечные ванны.

— А у меня тапок.

— Вместе пошли, — сдалась кошка.

— Пошли вместе, — согласился я.— Это справедливо.

— Телек только вырубите, — попросила собака.

— А что такое?

— Мешает.

Я поставил на огонь вчерашнюю баранину и наказал кошке, чтобы следила. Сам же закрылся в ванной. Пока мылся — размышлял о завтраках. Вот я люблю, чтобы завтрак был, как обед — плотный, вкусный, одним словом, нажористый. Есть всякие взгляды на это, причём, противоположные. Кто говорит, что завтрак вообще не нужен, кто, естественно, утверждает, что утром надо хорошо поесть. Народная мудрость на стороне последних, кстати — «завтрак съешь сам». На мой взгляд, это правильно.

Постепенно голову стали одолевать мысли по работе. Что бы сделать, чтобы сегодня хотя бы не думать об этом? Опять попытался переключиться на завтрак. Понюхал воздух, аромат баранины разносился по квартире. Всё-таки Марина — умница, готовит обалденно. С этими мыслями я вышел, чистый и готовый к приёму пищи.

Завтракали мы с кошкой вдвоём. Собака предпочла разбираться с ноутбуком. За столом, к моему явному неудовольствию, возникла беседа на политические темы. Говорили в частности о следующем:

американская экспансия, страны бывшего соц. лагеря и их взаимоотношения с Россией, пути развития последней и ещё много о чём. Когда разговор стал стихать, подтянулась собака, и всё началось по новой. и0ё мнение было, что «доиграются». Кто и во что, я не уточнял, чтобы иметь больше шансов оказаться правым. Кошка утверждала, что несмотря ни на какие протесты и попытки, всё движется по сценарию мирового теневого правительства. Собака заявила, что никаких сценариев вообще не существует, просто люди тешат себя тем, что могут чего-то контролировать, а потом приходит кризис и все задним числом пытаются доказать, что предупреждали и предвидели.

— А социология тогда зачем?

— Ну вот смотри. С помощью математики и физики можно открыть новые планеты, которых даже в телескоп не видно, а с помощью социологии даже революцию невозможно предсказать.

— Как это невозможно? А как же семнадцатый год? А все эти оранжево-розовые обсосы?

— А что? По семнадцатому году все красивые теории появились позже. А революция случилась из-за немецких денег и банального предательства. При чём тут социология? А с обсосами всё то же самое, только деньги американских налогоплательщиков.

— Ну и кто кого предал тогда в семнадцатом году?

— Во-первых, царь — это тем, что слюнтяй, алкоголик и отрёкся до кучи. Во-вторых, вся эта интеллигенция — эти предали царя, так как на народ им всё время насрать было. Ну и, в-третьих, народ предал сам себя.

— А народ-то чем?

— Тем, что позволил себя, необразованного и глупенького, запутать лозунгами. Кто мешал ему получать образование? Кто мешал ему отличать плохое от хорошего?

— Народ, значит, тоже виноват?

— Естественно, но всё же в меньшей степени...

— Может, по-твоему и Сталин не при чём?

— Сталин «при чём», но несколько не в том контексте, в котором ты это произносишь. Именно такой человек и должен был быть вместо Николая II. Сталин — мощнейшая историческая личность, и, смею заметить, одна из самых цельных и честных за всю историю не только России, но и всего мира. Со своей главной задачей, главой государства, он справлялся прекрасно, по крайней мере, людей такого уровня за всю мировую историю можно по пальцам одной руки сосчитать.

— А репрессии?

— Сталин доносы писал?

— Не он, конечно, но с его же ведома всё происходило.

— Прежде чем предполагать что-либо, нужно владеть информацией. А если черпать её из современных обличительных передач и статей, то ничего кроме лжи ты там не увидишь. А вот, что касается Сталина, то с его ведома войну выиграли, а репрессии и инициировали, и исполняли обычные люди, добрые и хорошие. Народ сам себя предал! Это же так очевидно!!!

— Дайте вы поесть спокойно! — взмолилась кошка.

— Вот типичная либеральная позиция, — тут же воспользовалась этим собака.

— Ладно, хватит, — оборвал её я.

Как ни парадоксально, но собака была права. Наши человеческие чувства и поступки животными воспринимались в истинном свете, без шелухи.

— Может, тебе как раз социологией заняться, ты же в человеческих отношениях дока?

— Неинтересно.

— А чем история лучше?

— История помогает понять, что действительно вечное, а что забудется навсегда.

— А это зачем?

— А это помогает правильно оценивать настоящее.

Такой вот получился завтрак.

Когда я складывал посуду в посудомойку, появилась Марина.

— Проснулся?

— Даже позавтракал.

— Смотри, — она гордо продемонстрировала причёску.

Ну что сказать, причёска как причёска. Видно, что поколдовали куафёры над ней.

— Хорошая причёска.

— И всё?

— А что ещё надо говорить?

— Что я красавица!

— Ты для меня с любой причёской — красавица.

— Никакой романтики, — вздохнула она.

— Завтракать будешь?

— Не откажусь.

Я полез в холодильник.

— Сыр будешь?

— Буду. И колбасу буду, и кофе.

— Романтики порезать?

— Только не много. Оставь на вечер.

— Ты знаешь, я по поводу вечера подумал. Может, ну его, этот театр?

— Это нечестно, мы же договаривались!

— Тогда альтернатива — съездим загород, поедим шашлыков?

— Это завтра можно, а спектакль сегодня. И вообще, его раз в месяц

показывают.

— Ладно, только если я усну, не буди.

— Если храпеть не будешь.

— Я не храплю! — соврал я.

— Это тебе кто сказал?

— Домовой.

— Глухой твой домовой.

Марина принялась с аппетитом поглощать завтрак. На звук открывающегося холодильника подтянулись кошка с собакой. Поводили мордами, но я сделал отрицательный жест рукой: хватит, мол, для сегодняшнего утра. Постояв какое-то время, они ушли.

— Надо же, как будто понимают всё!

Я предпочёл отмолчаться. Когда-нибудь ей придётся узнать правду, хотелось бы, чтобы было без потери сознания. Раздался звонок. Смотрю — Вован, месяц, наверное, не звонил.

— Привет, куда пропадал?

— Не поверишь, болел ветрянкой.

— Чем?!

— Ветрянкой!

— Это ж в детстве вроде болеют?

— А у меня вот только сейчас, взрослею медленно.

— Тебе так скоро водку начнут продавать.

— Не остри, думал сдохну, лежал неделю в полной темноте — температура под сорок, глаза не открыть — от света больно было. Вобщем, труба!

— Угораздило тебя... Жена как?

— Молодцом, ухаживала, как Крупская за Ильичом. Ну, это всё уже в прошлом, дело к тебе у меня.

— Говори.

— Не хочешь сегодня вечерком в бильярдик сгонять? А то я после всей этой канители хочу вкус к жизни обрести, вернуть прежние ощущения.

— У меня тоже две недели было — врагу не пожелаю, так что я с удовольствием. Только, — тут я вспомнил про театр, — у меня сегодня семейный поход в театр. Марина резко захотела культуры.

Я подмигнул ей, чтобы не волновалась.

— Может, на завтра перенесёшь?

— А может, бильярд перенесём?

— У меня завтра на новом объекте начало строительства — первый

камень там, я красную ленточку разрезать буду, короче никак.

— Ты мог хотя бы раньше предупредить?

— Раньше я был в объятиях ветрянки. Не хотел тебе рассказывать, пока всё не обойдётся.

— А как только выздоровел, значит, сразу за бильярд?

— Ну, кому мне ещё, как ни старому другу, звонить по такому поводу? Да, давненько я не гонял шаров. А, блин, у меня же кия нет!

— Вова, я ж кий сломал!

— Как? Зачем? Об кого?

— Долго рассказывать. Мне по любому кий нужен.

— Давай, я за тобой через часок заскочу, поедем в магазинчик один, у меня там знакомый работает, подберёт нам кий, без сучков, фартовый! Я оказался перед выбором.

— Перезвоню.

— Марин, во сколько твой спектакль?

— В семь вечера, а что?

— Вовка позвонил, переболел ветрянкой. В его возрасте, сама понимаешь... Ну и приглашает сегодня раскатать партию.

— А ветрянка тут при чём?

— Это, чтобы разжалобить твоё чувствительное женское сердце.

— Хоть тут не врёшь. После театра — пожалуйста.

— Марина, ты — удивительная женщина.

Я чмокнул её в щёку и набрал Вована.

— Володь, таможня дала добро, но после двадцати одного. Устроит?

— Спрашиваешь! Жди меня, через час буду.

Вовка заехал, когда Марина уже убежала на маникюры.

— Я беру печёнку всю, — с порога проорал он.

Животные радостно встречали его одобрительными возгласами.

— Учись! Наш человек, — кивнула мне кошка.

— Скрипач не нужен, дядя Вова, — вторила ей собака. Скрипачом, естественно, был я.

Выделив каждому по куску трофейной печенки, я заткнул эти хвалебные посылы в адрес Вована.

— Слышь, что у тебя сосед новый?

— Спортсмен-то?

— Ага, видел сейчас на лестнице, ну и рама!

— Да, здоровый, собака.

— Интересно, пьёт?

— Не замечал, он вообще такой спокойный, вроде. На него помню шкаф упал, вот тогда он проявил спортивный характер! Но насчёт этого дела, —я щёлкнул себя по горлу, — не замечал.

— Шкаф?

— Переезжали когда, — я накинул куртку и крикнул в кухню.— Мы поехали, смотрите, чтобы всё пучком было.

— Мячик купи нам, — отозвалась кошка на прощание.

— Ты слышал? — разводя руками, обратился я к Вовану.

— Повезло тебе с ними.

К вечеру я был уже при параде и с кием. Парад — для Марины, кий — для бильярда. Сначала, на парад. Кий, разумеется, оставил дома, погрозив животным кулаком, смотрите, мол!

Спектакль наблюдал с интересом, но без фанатизма. Кино лучше. Понравился момент, когда прожектор освещает актрису, и у неё сиськи просвечивают, но это длилось несколько секунд. Хорошо ещё, что на сцену смотрел в это время, мог бы вообще ничего не увидеть. Публика в конце долго и лживо аплодировала. Я хлопнул пару раз для порядка, чтобы не баловать. Забросил Марину домой, и тут же отправился в бильярдную.

Вован был уже там. Приглушенный свет очень грамотно камуфлировал пятна от зелёнки, но всё равно смотрелось комично.

— Шутки оставь для дома, — сразу же предупредил меня Вова.

— Да что ты, что ты! — горячо замахал я двумя руками. Хотя язык чесался.

Поиграв пару часиков, мы уселись в тёмном уголке.

— Как жизнь?

— Да всё как обычно, почти женатый человек.

— Официозом будешь проводить? В смысле по бумагам?

— Да хрен знает, я уже один раз рубанул с плеча, больше не хочется.

— Ошибаться не хочется, — поправил меня Вова.

— Ну да, само собой.

— А по-моему, Маринка — то, что надо. Не знаю, чего ты голову ломаешь?

— Ладно, хватит про меня. Давай, вон про бильярд, — я решил сменить тему — Ты сегодня хороших свояков толкал.

— Это как в жизни — всех своих по лузам разложишь, все в шоколаде, а ты где был, там и остался.

— Чего-то ты заминусовал? Вова?

— Плюсиков на кладбищах полно...

Я подозвал официанта.

— Принеси нам томатного сока пакет литровый.

— И всё? — разочарованно оттопырил губу халдей.

— Всё, когда уйдём, — отрезал Вова.

Официант молча отошёл.

— Закрытый сок чтобы был, — крикнул Вовка ему вдогон. И тут же пояснил мне:

— Ещё плюнет...

— Что-то ты крен взял опасный.

— Ну, крен не хрен, — загоготал он.

Я поддержал. Наше ржание всколыхнуло сигаретный дым, клубившийся в свете ближайшей к нам лампы.

— Ты до сих пор в завязке?

— Да. И не тянет даже, — соврал я.

— Здорово. Может, тебя твои втихаря закодировали по фотографии какой?

— А похуй.

— Вот это правильно. Слушай, у меня на работе мой зам рассказывал, ща упадёшь.

Появившийся из сумрака недовольный официант поставил на столик пакет сока и два стакана.

— Закрытый, — показал он на пакет.

— Топай, — попросил его Вова.

Тот отошёл, явно не рассчитывая на чаевые с нашего стола.

— Да брось ты Вова, чего ты на него взъелся? Пони — тоже кони, — бросился я на защиту официанта.

— Всё. Извини, просто похож он на идиота одного. Слушай:

— Короче, Димон, зам мой, у него тесть — пасечник. Пчёлы-хуёлы, мёд-хуёт. Началось с того, что тесть бухал по-чёрному. Ну и жена Димкина с тёщей его всё доставали, чтобы, значит, помог. Тот ему чё только не делал: гипноз, и уколы, и акупунктура — когда всего иголками тыкают— всё перепробовал. Тесть как жрал, так и продолжает. Что делать? Тогда Димон говорит ему: «Что ж ты, сука жрёшь-то?»

А он отвечает: «Делать нехуй, вот и жру!»

«Хорошо, если я тебе дело найду, бросишь?»

«Легко! Слово дворянина.»

Короче, забились они. Дима ходил голову ломал, чего бы такое ему придумать и купил в результате десять ульев с пчёлами племенными, всё серьёзно, ну и домик где-то под Сестрорецком. Тесть переродился. Одно стало плохо — мёда, хоть жопой ешь! Везде мёд. Не знаю, что он там с этими пчёлами делал, только неслись они у него, или как там это называется, — Вова запнулся подбирая термин, но так и не вспомнив махнул рукой, — не важно. Он им привозил мёд этот — бидонами, они его раздавали всем, у меня даже до сих пор ещё литров десять на антресолях заныкано. Да я тебе даже привозил, помнишь?

Я кивнул. Мёд был очень вкусный.

— Но зато тесть не пьёт. И года четыре они охуевали от этого мёда, пока не стали у них в деревне ставить мобильные вышки. Одну въебали прямо рядом с его ебучей пасекой.

В один прекрасный момент, выходит тесть за мёдом, открывает улей, а там ни пчёл, ни мёда, ни хуя. Первая мысль — естественно, спиздили. Устроил засаду — никто ничего. Да и кому это надо? Он и так всем этот мёд бесплатно раздавал, заебал всех этим мёдом, деревня от него бегала, как от прокаженного. Ну тесть — думать. Черепил, черепил, без вариантов. И случайно прочитал в газете, которую в электричках разносят коробейники, что пчёлы от мобильников глохнут. У них там свои сигналы какие-то на общей частоте или «свой-чужой» слетает, короче, какая-то матанга. Где-то в Австралии учёные это про- секли. Тесть —«эврика»! И как Архимед прям из электрички — в офис к телефонщикам. Те с ним даже говорить не стали, просто послали на хуй. Тесть — боевой, ломанулся к экологам. Экологи прониклись со страшной силой и обещали, что вместе они победят. Месяца два проходит — ни хуя. Димон только доволен — мёда нет. Тесть опять к экологам: «Что там слышно по моим пчёлам?» Те ему отвечают, что пока это научное явление не подтверждено нигде, и никаких рычагов воздействия нет.

Ну и что ты думаешь тесть? Пошёл, накосил сена гектара два, сложил всё под этой вышкой и спалил её к ебеням. Димон — на конкретный минус, думал, что всю семью положат, чуть сам тестя не убил под горячую руку. А телефонщики приехали, жалами поводили, рукой махнули и в другом месте воткнули свою башню. А тесть полгода прожил после этого и помер, царствие ему небесное. Во, бля, что бывает! Так что вся эта херня из-за выпивки началась, и ты правильно, что завязал, — подвёл черту Вован.

Загруженный Вовкиным детективом приехал домой. Марина — в спальне, животные — перед телеком. Неужели она ещё не просекла про них?

Помылся, заглянул к четвероногим.

— Как тут?

— Ток-шоу. Ищут национальную идею.

— А вы чего посоветуете?

— А чего тут советовать?! Хуй вам — вот и вся идея.

— Ясно. Спокойной ночи.

Марина читала в кровати. Свет от торшера освещал половину её лица, получалось, что она будто вырезана из кости.

— Маринка, какая же ты красавица!

Она улыбнулась.

— Ну, как Володя? — спрашивает.

— Да как... Всё у него нормально.

— Семья как?

— Не жаловался... Значит, тоже хорошо.

— А ты не жаловался? — заигрывающим голосом интересуется.

— На тебя? Я что, совсем сумасшедший!

Я поцеловал её. Она обхватила меня руками и долго не отпускала. Было здорово!

Когда мы угомонились, Марина откинулась на подушку:

— Мне сегодня подруга звонила, ещё со школы. Семь лет назад уехала во Францию, на ПМЖ.

— Ну и как там, среди эскарго и турэфелей?

— Вышла замуж за какого-то художника, оказался гомосеком. Теперь разводятся.

— Стоило из-за этого уезжать?

— Она ведь влюбилась... Искусство, талантливый живописец.

— А в результате русским бабам всегда достаётся вся скорбь мира. Может хоть денег с него снимет.

— Она ж не этого хотела. Уехала, чтобы жить с нормальным человеком, семью завести.

— И надо было это в результате?

Марина не ответила, а продолжила развивать свою мысль:

— Ты знаешь, мы вместе хотели уехать, только я в последний момент передумала. А ведь если бы уехала, мы бы с тобой никогда не встретились, и достался бы мне какой-нибудь педик из «бц бж»! Я сейчас даже представить такое боюсь...

— Маришь, если я сейчас скажу, что люблю тебя, это не будет лишним?

— Разве может быть лишним то, о чём мечтаешь?