Глава 9. В конце концов, я оказалась в библиотеке

В конце концов, я оказалась в библиотеке. От стены к стене, от пола к потолку тянулись книжные полки, на которых покоилось больше книг, чем я могла бы прочитать за всю свою жизнь. Я замерла в дверном проеме. Я пришла сюда вовсе не ради книг. Третий стеллаж слева, вторая полка снизу. Я тяжело вздохнула и зашагала к нужной полке. Допрос номер двадцать восемь, двенадцатая папка.

Мои пальцы сжались на нужной папке, и я заставила себя снять её с полки.

В последний раз, когда я читала запись этого допроса, я прекратила, стоило мне заметить фамилию интервьюируемого.

Лия была права. Я не полностью понимала Дина — но я хотела понять его.

Я должна была, ведь упади я в подобную пропасть, Дин понял бы меня.

Дин всегда понимал.

Я присела на пол, раскрывая папку на коленях на той самой странице, где я прекратила читать много недель назад.

Допрос вел Бриггс. Он только что попросил у отца Дина подтвердить личность одной из его жертв.

Рэддинг: Ты задаешь неправильные вопросы, сынок. Дело не в том, кто они, дело в том, что они такое.

Бриггс: И что же они такое?

Рэддинг: Они мои.

Бриггс: Поэтому ты и связывал их пластиковыми хомутами? Потому что они были твоими?

Рэддинг: Ты хочешь услышать, что я связывал их, чтобы заставить остаться. Ваши новомодные психологи были бы очень рады послушать рассказ обо всех женщинах, бросивших меня. О моей матери и матери моего сына. Но вы никогда не предполагали, что мне просто нравится глядеть на женскую кожу под удерживающим её пластиком? Может мне нравилось наблюдать за тем, как на их запястьях и лодыжках появлялись белые полосы, а их руки и ноги немели. Или за тем, как напрягались их мышцы, как некоторые из них стирали запястья в кровь, в то время как я сидел и глядел на них. Ты можешь представить себе нечто подобное, агент Бриггс? Можешь?

Бриггс: Что насчет клейма? Хочешь сказать, оно не делало их твоей собственностью? Владеть ими, господствовать над ними, контролировать каждый их вздох — разве не в этом был смысл?

Рэддинг: Смысл? Кто сказал, что есть смысл? В детстве люди игнорировали меня. Учителя называли меня угрюмым. Меня вырастил дедушка, и даже он всегда говорил мне не смотреть на него и бабушку вот так. Во мне словно жило нечто, что я был вынужден скрывать, но вот мой сын? Дин? Он родился с улыбкой на лице. Люди улыбаются, стоит им взглянуть на него.

Все любили этого мальчика. Моего мальчика.

Бриггс: А ты? Ты любил его?

Рэддинг: Я создал его. Он был моим, и если он умел очаровывать людей, во мне тоже должно было жить нечто подобное.

Бриггс: Твой сын научил тебя смешиваться с толпой, нравится людям, вызывать доверие. А чему научил его ты?

Рэддинг: Почему бы тебе не спросить у твоей жены? Она красавица, не так ли? Но рот у неё…

— Увлекательное чтиво?

Голос вернул меня в настоящее.

— Лия.

— Ничего не можешь с собой поделать, да? — голос Лии звучал колко, но не так яростно, как прежде.

— Я сожалею о том, что случилось раньше, — я взяла свою жизнь в собственные руки и рискнула просить прощения, понимая, что могу всё испортить. — Ты была права. Я не знаю, через что проходит Дин. Ситуация со мной и Лок — это вовсе не то же самое.

— Всегда такая искренняя, — в монотонном тоне Лии мелькнула нотка резкости. — Всегда готова признать, что была неправа. — Её взгляд скользнул к папке на моих коленях, и её голос в миг стал ровным. — И всё же снова и снова совершаешь одни и те же ошибки.

— Лия, — сказала я. — Я не пытаюсь встать между вами двумя…

— Вот и отлично, Кэсси. Я ведь сказала — ты здесь не причем. Неужели ты, правда, считаешь, что дело во мне?

Я не знала, что и думать. Лия слишком далеко отошла от своего привычного поведения, так что профилировать её я не могла. Я была уверенна лишь в одном — в её верности Дину.

— Он бы не хотел, чтобы ты читала это, — она звучала уверенно — но ведь Лия всегда звучала уверенно.

— Я думала, это поможет, — сказала я. — Если бы я поняла, я могла бы…

— Помочь? — закончила за меня Лия, выплевывая слово. — В этом твоя проблема, Кэсси. Ты всегда поступаешь из лучших побуждений. Ты всегда хочешь помочь. Но, в конце концов, ты не помогаешь. Кому-то причиняют боль, и ты никогда не бываешь этим кем-то.

— Я бы никогда не навредила Дину, — яростно возразила я.

Лия прыснула:

— Мило, что ты веришь в это, но, конечно же, навредила бы, — она сползла по стене и присела на пол. — Бриггс заставил меня слушать аудиозапись с интервью Рэддинга, когда мне было четырнадцать, — она крепко прижала колени к груди. — К тому моменту я прожила здесь около года, и Дин не хотел, чтобы я и близко подходила к чему-то, хоть как-то связанному с его отцом. Но я была так похожа на тебя. Я думала, что смогу помочь ему, но не помогла, Кэсси.

Каждый раз, когда она произносила слово «помочь», её голос всё больше походил на рычание.

— Эти допросы — шоу Дэниела Рэддинга. Он лжец. Один из лучших, что мне доводилось слышать. Он заставляет слушателя считать правду ложью, а затем говорит вещи, вовсе не походящие на правду.

Лия покачала головой, словно пытаясь вытряхнуть из неё воспоминания.

— Прочитаешь слова Дэниела Рэддинга, и они устроят у тебя в голове настоящий хаос, Кэсси. А узнай Дин, что ты читала это, и он тоже слетит с катушек.

Она была права. Дин не хотел, что бы я читала это. Его отец описывал его маленьким мальчиком, рожденным с улыбкой, невероятно любвеобильным, с легкостью сближающимся с людьми, но Дин, каким я знала его, всегда был настороже.

Особенно со мной.

— Скажи, что я неправа, Кэсси, и я красиво извинюсь перед тобой. Скажи, что Дэниел Рэддинг не успел забраться под твою кожу.

Я знала, что не смогу соврать Лие. Внутри меня существовала некая часть — она считала людей головоломками, нуждающимися в решении, жаждала ответов, хотела чтобы поступки — ужасные поступки, жуткие вещи, вроде того, что произошло с моей матерью или того, что Дэниел Рэддинг сотворил с теми женщинами — обрели смысл.

— Дин не хотел бы, чтобы я читала это, — признала я, прикусывая нижнюю губу, прежде чем выпалить: — Но это вовсе не значит, что он прав.

В мою первую неделю участия в программе, Дин пытался заставить меня уйти. Он сказал мне, что профилирование убийц разрушит меня. А ещё он сказал, что к тому времени, когда агент Бриггс стал приходить к нему за помощью с «нераскрытыми» делами, не осталось уже ничего, что можно было бы разрушить.

Если бы всё было иначе, если бы я оказалась втянута во всё это, Дин бы не отступил.

— Я провела ночь в комнате Майкла, — Лия подождала, пока я осмыслю её слова, а затем улыбнулась, словно чеширский кот. — Я хотела отыграться в покер на раздевание, а месье Таунсенд был очень уж рад помочь.

Мне показалось, что она проткнула мою глотку сосулькой. Я замерла, заставляя себя ничего не чувствовать. Тем временем, Лия потянулась ко мне и выхватила из моих рук папку. Она фыркнула.

— Честное слово, Кэсси, это было слишком легко. Если бы я действительно решила провести ночь с Майклом, ты бы узнала об этом на следующее утро — ведь ты стала бы невидимкой, а Майкл не отрывал бы от меня взгляда. Ну, а пока… — Лия захлопнула папку. — Кажется, я второй раз за пять минут не дала тебе вляпаться во что-то, что тебе не понравилось бы, так что не за что, — она сверлила меня глазами. — Ты не хочешь залезать в мысли Дэниела Рэддинга, Кэсси, — она перебросила волосы через плечо. — И поверь, если мне снова придется вмешаться, я буду креативна.

С этими словами она вышла из комнаты — унося с собой папку и все её содержимое.

Разве она может так поступить? Я сидела, глядя ей вслед. В конце концов, я сердито сказала себе, что она была права, что мне вовсе не нужно было знать подробности дела отца Дина, чтобы помочь ему. Но даже с этим знанием, даже поверив в это, я не переставала размышлять о той части допроса, которую я не успела прочитать.

Чему ты научил своего сына? — спросил агент Бриггс.

Я никогда не видела фотографий отца Дина, но всё же я могла представить улыбку на его лице, когда он ответил: «Почему бы тебе не спросить у твоей жены?».