Таманцев

Светало, когда я уловил какое-то движение в хате, затем послышался

тонкий, уже ставший знакомым скрип двери, и в реденькой белесоватой дымке я

увидел Юлию Анто-нюк.

Интуиция - великая вещь: я продрог за ночь до кишок, до болезненности

во всех мышцах и какой-то слабости, но, увидев Юлию, вдруг взбодрился и

почувствовал себя в боевой готовности для сшибки - полным силы и энергии.

Она была в ночной ситцевой рубашке до колен, с распущенными волосами,

босая. Стоя на земляной приступке крыльца, она некоторое время

прислушивалась, потом пошла вокруг хаты, вглядываясь в рассветный туман,

словно кого-то высматривала, ожидала. Заглянула в стодолу и опять двинулась

по двору, шаря глазами по сторонам и время от времени останавливаясь и

прислушиваясь.

Затем вернулась на крыльцо, легонько приоткрыла скрипучую дверь в сенцы

и что-то сказала. Тотчас в дверном проеме появился военный - мужчина в

пилотке и плащ-палатке, с автоматом в руке.

Я мгновенно напрягся. Я разглядел его лицо и отчасти фигуру и узнал не

столько по фотографии, сколько по словесному портрету: " Павловский! "

Как он попал в хату?! Как же мы, придурки, просмотрели или прослушали

его приход?! Если этой ночью - наверняка из-за шума ветра!

Где-то неподалеку его, по-видимому, ожидали сообщники (близ хаты их не

было, иначе бы Юлия не выскочила в одной сорочке), но брать его с неизбежной

перестрелкой здесь, на ее глазах, - эту психологически довольно

благоприятную для меня возможность я сразу отбросил.

Они простились у изгороди; обнялись, она поцеловала его несколько раз,

а он ее, потом высвободился и, не оглядываясь, пошел. А она осталась у

столба, трижды перекрестила его вслед и беззвучно, совершенно беззвучно

заплакала. И, посмотрев их вместе, увидев, как они прощались, я подумал, что

насчет фрицев - все чистая брехня, пацанка у нее наверняка от этого самого

Павловского.

И тут я мельком отметил, что Паша - мозга, нечего сказать. Он опять

оказался прав, мысленно я ему аплодировал.

В момент появления Павловского из хаты я по привычке взглянул на часы -

для рапорта. Было ровно пять ноль-ноль, и я подумал - не пойдет...

Начальство не любит приблизительности, не любит в донесениях круглых цифр,

и, если напишешь потом " пять ноль-ноль", оно поморщится, решит, что время

это взято на авось, с потолка. И для рапорта я зафиксировал - четыре

пятьдесят восемь...

Павловский направился не к лесу, а как бы вдоль, двигаясь от хаты

строго по прямой, параллельно опушке, и прошел мимо меня в каких-нибудь

десяти метрах.

Я хорошо разглядел его сильное, властное лицо и хотя ничуть не

сомневался, что это Павловский и что он от меня уже не уйдет - я слеплю его

как глинку! - все же по обыкновению прикинул его словесный портрет:

" Рост - высокий; фигура - средняя; волосы - русые;

лоб - широкий; глаза - темно-серые; лицо - овальное;

брови - дугообразные, широкие; нос - толстый, прямой, с горизонтальным

основанием; рот - средний, с опущенными углами; ухо - треугольное, малое, с

выпуклым противокозелком. Броских примет не имеет".

Цвет глаз и мелкие детали я, естественно, не различил. В целом же все

вроде сходилось.

Крепенький, с развитой мускулатурой и очень уверенный в себе мужик,

нечего сказать. Такие нравятся женщинам. И на мужчин производят

впечатление... Павловский, он же Волков, он же Трофименко, он же Грибовский,

Казимир, он же Иван, он же Владимир, он же Казимеж, по отчеству Георгиевич,

а также Иосифович. Возможны и другие фамилии, имена и отчества... Девять

успешных перебросок и четыре железки от немцев... Особо опасен при

задержании...

Я помнил все, что было в розыскной ориентировке, а также и скрип

начальства, что он отличный стрелок, владеет всеми системами защиты и

нападения, и будет сопротивляться до последнего. Что же, посмотрим... И, не

видя его в глаза, я не сомневался, что такой легко не дастся, придется его

дырявить по-настоящему, и я подумал еще, что у меня с собой всего один

индивидуальный пакет - чем же его перевязывать?

Экипирован он был безупречно в наше армейское обмундирование, не новое,

но и не старое. Офицерская пилотка с полевой, защитного цвета звездочкой,

плащ-палатка, вороненый, ухоженный автомат ППШ с рожковым магазином и наши

хорошие яловые сапоги.

Достигнув конца полянки, он обернулся и помахал Юлии рукой - обхватив

столб, она рыдала, широко и некрасиво открывая рот, однако слышны были лишь

сдавленные всхлипы. Безусловно, она знала, кто он и что в случае поимки его

ожидает.

Понятно, я уже прикинул Павловского для всего, что нам предстояло. В

бегу я его достану, он от меня не уйдет, это было ясно, и в рукопашной,

наверно, одолею. Что же касается перестрелки, то тут мне следовало бы дать

фору:

он сделает все, чтобы меня убить, я же обязан взять его живым. Даже

если он и не радист, а старший группы. Для функельшпиля желателен и старший.

Главное - функельшпиль!.. Третьего в крайности можно и не беречь. Если бы

только знать, кто из них радист, кто - старший, а кто - третий.

Я снова взглянул туда, где в орешнике находились Луж-нов и Фомченко.

Они должны были, заложив дрючок, чуть раздвинуть видные мне отсюда две

верхние ветви, но этого знака там не было. Уснули они, что ли?.. Я не

сомневался:

он проник в хату с их стороны - я бы его не прозевал. Помощнички,

едрена вошь, нечего сказать!

Я мог манком подать им условленный сигнал, но не стал. И не потому, что

хотел все проделать сам, а оттого, что в скоротечной схватке при задержании

решает умение, а отнюдь не число. В себе я был совершенно уверен, а они

могли наломать дров - запросто.

Павловский уже скрылся в кустарнике. Он направлялся, как я определил, к

дубовой роще, мыском выступавшей на опушке леса. Оставив в кустах свою

плащ-палатку и вещмешок, я со " шмайссером" в руке, стараясь не произвести и

малейшего шума, следовал за ним метрах в пятидесяти параллельным курсом. И

все время охолаживал себя - уж очень мне не терпелось посмотреть его в деле.

Вести за ним наблюдение в глухом, чащобном Шиловичском лесу было

практически невозможно, и более всего я желал, чтобы где-то здесь, в

кустарнике, он встретился со своими сообщниками, вот тут, используя

внезапность, я бы их и атаковал. И если судьба не закапризничает, не

подведет, считай, они у меня в кармане.

Высокий орешник сменился мелким, с проплешинами чапыжником, а впереди

туманной росой серебрилось поле. Павловский шел туда, прямо к дубовой

рощице, шел быстро и не оглядываясь; однако следовать за ним по открытому

месту я, разумеется, не мог. Да, не талан: ни второго, ни третьего,

очевидно, не будет - приходилось брать его одного.

Наметив подходящее место, я выпрямился в низкорослом чапыжнике - он

доходил мне до бедер - и, держа " шмайс" внизу, у колена, поднял в левой руке

пистолет - " вальтер" карманной носки - и крикнул:

- Стой! Не двигаться! Стрелять буду!

Он мгновенно обернулся и с похвальной быстротой направил на меня

автомат, успев при этом окинуть взглядом местность, - нас разделяло

каких-нибудь пятьдесят - сорок пять метров.

- Кто вы?! Документы! - делая шаг ему навстречу, крикнул я, стараясь

выразить в лице и в голосе волнение.

Мой вопрос и требование предъявить документы выглядели в данной

ситуации, на таком расстоянии нелепо и наивно - к этому я и стремился.

Я фиксировал его лицо и видел, как, положив палец на спуск, он спокойно

прицелился в меня. Он не торопился и рассматривал меня с явным интересом.

Ему, вооруженному автоматом и весьма уверенному в себе, я со своей

игрушечной пушчонкой представлялся, очевидно, не более чем придурком из

начинающих, живой мишенью.

Уверен, ему и в голову не могло прийти, что даже из этой пукалки я

успеваю посадить две, а то и три пули в подброшенную вверх консервную банку

и что за годы войны я взял живьем более сотни агентов-парашютистов, а они-то

хорошо знают, что их ожидает в случае поимки, и потому сопротивляются с

ожесточением смертников.

Я упредил его, может, на какую-то долю секунды и рухнул в чапыжник

одновременно с очередью из его автомата. Меня осыпало листвой и обожгло бок

- все-таки задел! Пули прошли впритирку, он чуть меня не убил, молодчик, - с

таким не каждый день встречаешься; мысленно я ему аплодировал.

Упав и громко застонав, я стремительно отполз метров на десять влево,

за плотный куст орешины. И, притаясь в мокрой траве за кустом, с автоматом

наизготове, снова застонал, направляя ладонью звук вниз и в ту сторону, где

я упал.

Этот трюк я проделывал уже множество раз и не сомневался, что

Павловский решит, что я тяжело ранен, и обязательно вернется, чтобы добить

меня и забрать документы. Он подойдет к тому месту, где я упал, при этом

окажется ко мне боком, и я двумя очередями из-за куста внезапно обезручу

его. Лишь бы он хоть на мгновение оказался ко мне боком, а не грудью.

Но тут произошло неожиданное.

- Бросай оружие!.. Руки вверх!.. - услышал я громкие возгласы и,

выглянув, увидел Лужнова и Фомченко: с автоматами навскидку они выскочили из

кустов метрах в семидесяти от меня. Значит, они не спали - просто забыли

подать знак, но сейчас-то, без моего сигнала, зачем они вылезли?!

Павловский без промедления ответил им очередями из автомата - они

быстро присели, но в Лужнова он вроде попал, или мне показалось, и тут мне

пришлось отдать должное сообразительности Павловского.

Он, конечно, понял, что это засада, и, не желая, видимо, рисковать -

все-таки один против троих, - стремглав бросился бежать, но не к лесу, а

назад, в орешник. Причем как раз посредине между мною и Лужновым с Фомченко,

так что на какое-то время мы, оказываясь на одной с ним прямой, вообще бы не

смогли стрелять, а он сумел бы достичь кустов.

Его следовало немедля стреножить! - я вскинул " шмайс" и, метя ему по

коленям, нажал спуск и чуть повел автоматом. В то же мгновение он дернулся,

словно споткнулся о невидимое препятствие, и упал в чапыжник. И по тому, как

он грохнулся, я понял, что не просто попал ему в ноги, а сделал что и

требовалось: раздробил коленные суставы.

Я бросился к нему. Как я определил на слух, он расстрелял двадцать семь

- тридцать патронов, и теперь прежде всего ему необходимо перезарядить

автомат. С другой стороны бежали Лужнов и Фомченко, на плече у Лужнова

расползалось темное пятно; Я не ошибся - он был ранен, но мне вдруг стало

смешно. Они бежали короткими зигзагами, как я учил, но зачем сейчас было все

это?! Ведь в них никто не целился и никто не стрелял - умора!

Я увидел Павловского первым. Лежа на спине, с напряженным лицом он

лихорадочно вставлял в автомат новый магазин. Я рванулся к нему - оставались

какие-то метры, - и тут случилось самое страшное, чего я не предвидел и

никак от Павловского не ожидал: прежде чем я в броске достал его, он

внезапно ткнул стволом автомата себе под челюсть и нажал спуск...

----------------------------------------

* ВНОС - служба воздушного наблюдения, оповещения и связи.

---------------------------------------------------------------