ТАМАНЦЕВ. Фомченко разбудил меня, как я приказал, точненько, минута в минуту, и

Фомченко разбудил меня, как я приказал, точненько, минута в минуту, и

старательно доложил свои наблюдения - ничего существенного.

Исполнительные они оба, особенно Фомченко. Старше

меня по званию, а скажешь слово - и бросается, как мальчик, на

полусогнутых.

Хорошие они ребята, только ведь это не профессия. А толку от них в

случае чего будет на грош - это уж как пить дать! Умения у них нет, да и

возраст... После тридцати мышцы теряют быстроту и реакция не та...

Юлия уже на моих глазах трижды ходила к лесу и притаскивала оттуда

валежник, очевидно про запас, на зиму. Каждый раз, чтобы не терять ее из

виду, я перебирался к другому чердачному окну и наблюдал оттуда. Но у леса

она не задерживалась, в чащу ни разу не углублялась, она торопилась назад, к

малышке, и цель ее ходок, несомненно, была одна - топливо.

Волокла здоровенные валежины и толстые сучья - еле-еле перла, - их бы

надо пилить, а она принялась затем тюкать ржавым колуном.

У Свирида наверняка имелись топор с пилой, была у него и лошадь, и дров

навалом - две большущие поленницы березового швырка, - и не хворый бы

по-родственному подбросить ей хоть воз.

Юлия возилась на виду около хаты, а я тем временем подзанялся с

Фомченко и Лужновым.

Все эти оперативники из частей для поимки агентов-парашютистов

практически непригодны. Тут нужны розыскники-профессионалы, поймистые, с

мертвой хваткой. А эти, объектовые, что они умеют, чем занимаются?.. В

авиации - противодиверсионным обеспечением техники и аэродрома, ну и еще

предотвращением возможного перелета. И я сразу сказал себе: коль их

прислали, ничего не поделаешь, но надейся только на себя.

Однако я хорошо знал, что от такого вот геморройного занятия, от

долгого безрезультатного сидения скисают и более опытные и крепкие мужики. А

неизвестно, сколько нам еще придется здесь проторчать.

Сколько бы ни пришлось, мы должны - как пружина в капкане - каждое

мгновение быть готовы к действию. И потому моя обязанность поддерживать этих

двух морально и физически плюс поднатаскать их, сообщить им хоть какие-то

азы, и прежде всего применительно к нашему заданию.

Все это я обдумал еще ночью и решил, чтобы не терять время попусту,

ежедневно два-три часа заниматься с ними.

Начал я от Адама и Евы: рассказал о своей первой встрече с

агентами-парашютистами; я ее помнил так, будто это было не три с лишним года

назад, а вчера или даже сегодня.

Вижу как сейчас: шоссе под Оршей - вторая неделя войны. Беженцы,

подводы с барахлишком, инвалидами и

стариками, обозы с ранеными. Воронки от бомб, трупы на обочинах. Гонят

скот, вывозят машины, станки, и бредут, бредут навьюченные даже дети,

тащатся из последних сил - только бы уйти от немца. Плач, рев,

растерянность, неразбериха, самые невероятные слухи, десанты и диверсанты. А

немецкие самолеты ходят по головам, что хотят, то и делают.

В задачи и обязанности нашего погранполка, державшего в тот момент

контрольно-пропускной и заградительный режимы на отходах от Орши, только

официально - по приказу - входило:

наведение и поддержание в тылах фронта должного порядка;

проверка документов, а в случае необходимости - при возникновении

подозрений - и личных вещей как у гражданских, так и у военнослужащих

независимо от занимаемых должностей и званий; проверка всего проходящего

гужевого и автотранспорта;

охрана важнейших объектов и обеспечение бесперебойной работы связи;

задержание и доставка на сборные пункты самовольно уходящих в тыл

красноармейцев, командиров; вылавливание и арест дезертиров;

регулирование движения на дорогах и эвакуации; предельная загрузка

всего транспорта, двигающегося на восток; очищение в случае необходимости

дорог от беженцев;

ну и, разумеется, в первую очередь - поимка и уничтожение немецких

шпионов и диверсантов, борьба с вражескими десантами.

Все это входило в наши задачи и обязанности официально, по приказу, а

чем мы только тогда не занимались - не перечислишь! - даже роды приходилось

принимать.

Так вот, под вечер останавливаем на шоссе для проверки " эмку". Рядом с

водителем - майор госбезопасности:

сиреневая коверкотовая гимнастерочка, на петлицах - по ромбу, два

ордена, потемнелый нагрудный знак " Почетный чекист". На заднем сиденье - его

жена, миловидная блондинка с мальчиком лет трех-четырех, и еще один,

спортивного вида, со значком ворошиловского стрелка и двумя кубарями -

сержант госбезопасности*. Майор Фомин с женой и ребенком следует в город

Москву, в распоряжение НКВД СССР. Кроме личных вещей, в машине два

толстенных пакета, опечатанные гербовыми сургучными печатями

НКВД-Белоруссии, - совершенно секретные документы, что оговорено в

предписании. И шофер там указан и сержант - для охраны.

----------------------------------------

* Сержант госбезопасности и майор госбезопасности - специальные звания

начальствующего состава органов НКВД того времени.

---------------------------------------------------------------

Все чин чином, все продумано и правдоподобно. Документы безупречные; на

удостоверении у майора хорошо нам уже знакомая подпись - черной тушью -

Наркома внутренних дел Белоруссии, а на удостоверении к нагрудному знаку,

выданному еще в 1930 году, личная роспись Менжинского. И у жены,

вольнонаемной сотрудницы органов НКВД, и у военного шофера, и у сержанта -

тоже абсолютно безупречные документы. Номер у " эмки" минский, паспорт и

путевой лист подлинные, соответствующие; на висящем в машине

маузере-раскладке серебряная пластинка с гравировкой: " Тов. Фомину

(инициалы) от ОГПУ СССР".

Ни единой задоринки - ни в бумагах, ни в экипировке, ни в поведении.

Имелись даже сходные признаки в словесных портретах ребенка и родителей -

белявый, с голубыми глазами, как и мама, и скуластый, с широким прямым лбом,

как отец. Все чин чином плюс отличное знание оперативной обстановки. Майор

промежду прочим негромко, доверительно сказал:

- Вы от Бориса Ивановича? От Кондрашина?..

Капитан Кондрашин Борис Иванович третьи сутки исполнял обязанности

командира нашего погранполка - даже это они знали.

И все-таки мы их взяли.

Рассказывая Фомченко и Лужнову действительный случай, я для пользы дела

по воспитательным соображениям кое-что приукрасил.

Взяли мы в основном трупы, а блондинку, тоже начавшую стрелять, тяжело

ранили.

Как оказалось, мальчик был сынишка советского командира, подобранный

немцами где-то у границы в первые сутки войны. Его натаскивали несколько

дней, приучали называть " майора" папой, а блондинку - мамой, и приучили. Но

так как он иногда сбивался и говорил ей " тетя" (или ему " дядя", уже не

помню), ребенка заставляли молчать, когда его держали за руку. С этой же

целью - чтобы в нужные минуты он не говорил - ему засовывали в рот леденцы.

При проверке документов, сжимая маленькую ладошку, " мама" - она

оказалась радисткой - от напряжения, видно, сделала ему больно, и он

поморщился.

Кстати, потом, обхватив ее, окровавленную, полуживую, обеими руками, он

вцепился намертво и дико кричал;

в этой страшной для него передряге она наверняка казалась ему самым

близким человеком.

Был я тогда молодым и сопливым, хотя два года уже прослужил на границе.

И заметил, что она сдавливает мальчику ладошку и он морщится и что рот у

него занят леденцами, не я, а лейтенант Хрусталев, мой начальник заставы,

проверявший документы.

Он и подал нам условный знак, а сам, взяв у бойца-пограничника

винтовку, не говоря ни слова, с силой ткнул штыком несколько раз в

засургученные пакеты - звук был металлический (там оказались рации в

специальных дюралевых футлярах).

- Что вы делаете?! - возмущенно закричал майор.

Это был сигнал, потому что мгновенно все четверо выхватили пистолеты.

Я страховал с левой стороны машины, стоял у задней дверцы и по расчету

" держал" в первую очередь " сержанта" и шофера. Как только они обнажили свои

пушки, я без промедления вогнал " сержанту" две пули между глаз, а третью

всадил в висок шоферу.

" Майора" заколол Хрусталев, он же обезвредил и блондинку, успевшую,

однако, смертельно ранить бойца-пограничника.

Толковый мужик был Хрусталев, находчивый, умелый и решительный. Он не

только что у майора, он и у комиссара госбезопасности или генерала в случае

необходимости проверил бы штыком и любые секретные пакеты, и какой угодно

багаж.

Толковый он был мужик, а спустя неделю в такой же примерно ситуации,

как под Оршей, только ближе к Смоленску, помешкал секунды и заплатил за это

жизнью. Тут всегда так - кто кого упредит...

Про трупы я, понятно, и слова не сказал. А лозунг тогда, промежду

прочим, везде был, да и команда нам: " Уничтожай немецких шпионов и

диверсантов! " Сколько мы их перестреляли... Пока не поумнели. А теперь вот

попробуй хоть одного взять неживым, да с тебя три шкуры снимут и в личное

дело подошьют.

Просвещая Фомченко и Лужнова, я, чтобы они не отвлекались, одновременно

продолжал наблюдать. Я говорил, то и дело поглядывая в окно, а они смотрели

мне в рот глазами девять на двенадцать.

Примечательно, что воевали оба, как и я, с первого лета. Фомченко до

ранения был штурман эскадрильи, а Лужнов - командир звена. Не знаю, как они

летали, судя по наградам, неплохо. Что же касается активного розыска и

силового задержания, они не представляли себе азбучных истин, и я уверился,

что проку от них будет в случае чего - шиш да кумыш!..

Выждав, пока сумерки сгустились, мы натаскали на чердак сена, полыни от

блох и устроились с удобствами.

Как только совсем стемнело, я расположил офицеров в кустах за хатой

Юлии, метрах в пятидесяти, а сам поместился с другой, фасадной стороны.

Предварительно мы оговорили все возможные ситуации и обусловили сигналы

взаимодействия; я разъяснил им все дважды, втолковал, как первоклашкам.

- Если он будет один, - прямо сказал я, - то вы мне не понадобитесь.

Если будет один, сидите и не вылезайте...