Добромысл.

Центральная идея иудохристианского вероучения гласит: Иисус Христос взял на себя грехи всего человечества и тем самым уже всех спас (непонятно, правда, от чего спас?). И успех раннего иудохристианства среди город­ской черни и вообще всяческих извращенцев в значительной мере объясняется его кон­цепцией порочности мира и обещаниями уверовавшим царства небесного за счёт того, что спаситель принял их грехи на себя.

И вот ТО, что человек может делать всё, что угодно: лгать, клеветать, насиловать, преда­вать, мучить, убивать, а потом кто-то его всё равно спасёт, - вот это поражает и восхищает. Лучше не придумаешь. Это очень подходит для всякой сволочи, отребья и подонков.

Иудохристианство стало религией подон­ков, отхожей ямой. Оно омерзительно ещё и тем, что снимает с человека его ответствен­ность за происшедшие поступки: согрешил - да это же бес попутал! Покаялся - «приоб­щился к богу» и добренький боженька пожурил, но простил; грехи списываются, и можно грешить снова, до следующего покаяния. Причём, такое «приобщение к богу» не требует каких-то особых личных усилий, напряжения воли и т.п. Согласно иудохристианским догматам, в ходе ритуаль­ного акта отпущения грехов все верующие одинаково получают божье благословение, вне зависимости, т.е. без учёта нравственных качеств кающегося. Иначе говоря, милость божия открыта в равной мере и добро­детельному, и грешнику. Более того, злой верующий предпочтительнее доброго безбожника, ибо первый покается, а второй - никогда. Известно, правда, что запоздалая набожность чаще всего объясняется невост­ребованностью увядших потаскух и немощью мышиных жеребчиков; не случайно самыми ревностными христианками становились в Древнем Риме кающиеся проститутки: Лидия, Гекла, Хлоя и т.д.

Церковь нашла наиболее уязвимое место человека: его нечистую, больную совесть. Попы превратили религию в доходный про­мысел, внушая своей пастве, что даже у самого закоренелого злоумышленника есть мощная заступница - церковь, которая за пролитую слезу и некоторую мзду проведёт его к райским вратам. Пропуском в рай является не личное совершенствование человека, а выполнение им определённых покаянных ритуалов. Зачем совершен­ствоваться? Достаточно получить «отпу­щение грехов» у пастора. А это так просто.

Такое «человеколюбивое» попустительство только плодит сознательных преступников. Всепрощение означает вседозволенность. Знаменитый психиатр и криминалист Ломброзо верно подметил, что среди самых отъявленных рецидивистов число неверующих крайне незначительно. О том же свидетельствует Достоевский: в «Преступлении и наказании» каторжане набрасываются на Раскольникова с пиком: «Ты в бога не веруешь! Убить тебя надо!».

Взгляните, как нацепивший крест на пузе «новый русский» буржуй просит божьей помощи в очередной чёрной сделке: свечки ставит, по-деловому крестится перед «нужной» иконой и слюнявит её. Как будто к «нужным людям» на поклон сходил, поговорил и взятку дал. Отвратительная смесь ханжества и гешефта; за кого он бога держит - за дурачка? Сказано ведь, что бог - не фраер; шельму метит.

Библейско-талмудическая мораль оп­равдывает существование нищих: без них, дескать, богачи не имели бы возможность совершать благодеяния. Богачи называют это благотворительностью и ставят себе в заслугу, когда бросают кость ограбленному ими бедняку, вместо того, чтобы считать себя преступными за то огромное богатство, которое они награбили. Богачи - «благодетели» любят оказывать подобную «милость». Но человеку нужна не унижающая его подачка-милостыня, а спра­ведливость. Истинная благотворительность заключается в таком общественном строе, при котором народ не нуждается ни в какой «благо­творительности».

А вообще под маской так называемой благотворительности обычно скрывается тщеславие и бессердечный, эгоистический, «душеспасительный» расчёт: «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут», - изрёк Иисус. Нагорная проповедь Иисуса прямо определяет обязанности верующих и соответствующие в «небесном Иерусалиме» вознаграждения за их прилежное исполнение. Только лицедеи либо простофили могут выдавать эти заповеди за нечто неслыханное и необычайно - возвышенное. Любовь, сочувствие, сострадание здесь не бескорыстны: они диктуются не голосом совести, а мотивированы голым себялюбием и преследуют сугубо практические цели. Это - типично иудейская мораль самого дурного, шкурнического пошиба: бесстыдная пле­бейская «мораль» барышников, лихоимцев и ростовщиков, чьё воображение не может возвыситься выше купли-продажи. Иудеи - прирождённые торгаши: они торгуются даже со своим богом. И даже ему пытаются всучить взятку.

Их представления о морали являются зеркальным отображением и самым убеди­тельным свидетельством их специфического расового характера. Единственное и высшее мерило такой «морали» - чисто потребитель­ская польза, выгода, нажива. Этим «идеалам» полностью соответствует иудейский образ мыслей, склонности и пристрастия.

Зря нынешние христомарксисты умильно блеют, будто Иисус был «первым комму­нистом». Напротив, евангельский Иисус по самой сущности своей является идеологом рабовладения, частной собственности, стяжа­тельства и ростовщичества. Он ставит всем в пример бессовестного жулика и мошенника - управляющего, подлогом избавившегося от заслуженного наказания, и по этому поводу даёт нравоучительный, абсолютно без какой-либо иронии, совет: «Приобретайте себе друзей богатством неправедным» (от Луки, 16: 1-9). Комментарии, как говорится, излишни.

Другая иисусовская притча гласит, что господин на время отъезда доверил своему рабу деньги, и раб, вместо того, чтобы использовать их с выгодой - дать ростовщику, зарыл деньги в землю. Вернувшийся хозяин отругал раба: «Надлежало тебе отдать серебро моё торгую­щим, и я пришед получил бы моё с прибылью» (от Матф., 25: 27). Откровеннее не скажешь.

Далее: с типично иудейским глумлением смакуется апостолами высказывание Иисуса о том, что имущему надо ещё прибавить, а у неимущего отобрать и то последнее, что у него есть. И это не какая-то случайная обмолвка, а твёрдое моральное правило, ибо мысль эта повторяется в евангелиях пять раз: от Матф.13: 12; от Матф.25: 29; от Марка, 4: 25: от Луки, 8: 18; от Луки, 19: 26.

* * *

«Если Бога нет, то всё дозволено», - это умозаключение Достоевского поражает какой-то ребяческой незрелостью и, по сути, безнравственностью. Примерно на таком же уровне мыслят первоклашки, устраивая кучу-малу, как только учительница на минутку выйдет из класса.

Подлинная нравственность может обойтись и без религиозных помочей. Не боязнь адских мук и не желание райской награды удерживали язычников от дурных и нечестивых поступков, а врождённое, впитанное с молоком матери и живущее в сердце чувство собственного достоинства и потребность в справедливости.

Отважный и благородный охотник камен­ного века не нуждался в принудительных морализаторских напоминаниях «не укради», «не клевещи», «не лжесвидетельствуй» и т.д. - это было бы так же нелепо, как и напоминание «не забывай дышать».

Первобытная община управлялась внутрен­ними законами - ПРАВДОЙ, СОВЕСТЬЮ, СОСТРАДАНИЕМ.

И ЭТОГО БЫЛО ВПОЛНЕ ДОСТАТОЧ­НО. Люди жили, руководствуясь теми высоконравственными установками, которые были заложены в их душе от рождения, и потому заводить нравоучительные беседы о том, как важно быть праведным, делать добрые дела, не причинять зла сородичам и Матери-Природе, - было бы верхом ду­рашливости.

В те времена «люди были прямыми и честными и не ведали, что это справедливость: любили друг друга и не ведали, что это милосердие; были искренними и не знали, что это верность», - так писал даосский мудрец Чжуан-цзы в IV в. до н.э., скорбя о потерянном земном рае. Вот так: жили и не догадывались, что живут добродетельно.

Когда же из-за человеческой алчности была утрачена изначальная гармония Золотого века и идеалы ушли из жизни, тогда и возникла потребность в «священных писаниях» поздней­ших профанических религий. Лишь когда с закатом Золотого века появилось богатство, имущественное неравенство, социальное расслоение, а за ними, как неизбежное и закономерное следствие, и социальная неспра­ведливость, тогда и появилась насущная необходимость в возрождении утраченных норм нравственности, но уже в виде устрашающих запретов и запугивающих требований в текстах «боговдохновенных» книг.

Иудохристианство присвоило себе естес­твенные неписаные заповеди и нравственные заветы, приспособив их для защиты не­праведно нажитого богатства и жизни его владельцев, добавив к ним религиозное повеление о безоговорочном повиновении чел-овечества своим пастухам. Вот почему вера в иудохристианские небылицы - не просто клинический диагноз, но страшный трупный яд, отравляющий душу и разла­гающий разум целых народов.

Современное православное иудохристи­анство имеет успех лишь потому, что нагло выдаёт себя за хранителя Русских Нацио­нальных Традиций. Но «русское» право­славие и Русский Дух - это вовсе не тождественные и даже не взаимопроника­ющие, а взаимоисключающие, несовместимые, непримиримые понятия. Именно чужеродное православие изувечило, из­уродовало, изгадило Русскую Культуру, Русскую Историю, Русский Образ и Русский Язык.

РПЦ и сейчас вдохновляет и благо­словляет преступный режим на новые злодеяния под девизом «Россия без русских». Патриарх поёт убийцам и казнокрадам «многая лета» и раздаёт им церковные награды на кремлёвских фуршетах, предаваясь ненасытному пиршеству во время страшной чумы.