ВСЕ КЛАССЫ 145 страница

А что же Сотников? У него иной путь. Он выбирает смерть, тем самым пытаясь спасти ни в чем не повинных людей. Героическая смерть ради спасения жизней других людей — вот единственный возможный для него путь. Ведь не зря перед казнью Сотников заметил среди согнанных к этому месту деревен-

ских жителей маленького мальчика в старой отцовской буденовке. Боец улыбнулся ему одними глазами, подумав при этом, что ради таких, как этот малыш, идет на смерть.

Произведения В. Быкова о Великой Отечественной войне раскрывают нам весь ужас этого грозного и трагического события, заставляют понять, какой ценой была завоевана победа. Они учат добру, человечности, справедливости.

НРАВСТВЕННЫЙ ПОДВИГ В ПОВЕСТИ В. БЫКОВА «ОБЕЛИСК»

Василь Быков — автор многих книг о Великой Отечественной войне. Он сам был участником войны в восемнадцать лет. Было военное училище, был фронт. Сначала пехота, потом истребительная противотанковая артиллерия. Подобно Василию Теркину из поэмы Александра Твардовского, он все испытал, что положено было испытать бойцу: был ранен, был без вести пропавшим, даже имя его осталось на одной из братских могил тех лет. И зная все это, уже не удивляешься, как этому писателю удалось так живо передать нелегкое военное время, показать человека и его внутренний мир в таких сложных жизненных ситуациях.

Повесть «Обелиск» — одно из бессмертных произведений Быкова, в котором затрагивается проблема преемственности поколений, неразрывной связи времен, верности традициям отцов и дедов. Писатель поднимает серьезный проблемный вопрос: что можно считать подвигом, не суживаем ли мы это понятие, исчисляя его только количеством сбитых самолетов, взорванных танков, уничтоженных врагов? Является ли подвигом поступок сельского учителя Алеся Ивановича Мороза?

Автор показывает Алеся Мороза неординарным, непохожим на других скромным человеком. Этот сельский учитель мог приютить у себя мальчика, отец которого жестоко с ним обращался, не боясь скандала и вызова в суд, мог часами читать с ребятами Толстого, дабы научить их слушать и понимать прекрасное, а не рассуждать о заблуждениях класси-

ков, как рекомендовала школьная программа. «А Мороз не ворошил толстовские заблуждения — он просто читал ученикам и сам вбирал в себя все дочиста, душой вбирал. Чуткая душа, она прекрасно сама разберется, где хорошее, а где так себе. Хорошее войдет в нее как свое, а прочее быстро забудется. Отвеется, как на ветру зерно от половы. Теперь я это понял отлично, а тогда что ж... Был молод, да еще начальник», — рассказывает автору Тимофей Ткачук, старый партизан, который до войны был заведующим районе Этот человек только спустя многие годы осознал, что для учителя важнее всего был не багаж знаний, а то, какими станут его ученики.

Писатель строит свое произведение на споре Ксендзова и Ткачука. Ксендзов утверждает, что Мороз подвига не совершал, что он не герой и, значит, зря его ученик Павел Мик-лашевич, чудом спасшийся в дни арестов и казней, чуть ли не всю оставшуюся жизнь потратил на то, чтобы имя Мороза было запечатлено на обелиске над именами пятерых погибших учеников.

Ксендзов говорит, что Мороз не убил ни одного немца, не сделал ничего полезного для партизанского отряда, в котором пробыл совсем недолго.

Кроме того, он работал при оккупантах, учил, как и до войны, ребят в школе. Но Мороз сам прямо и откровенно говорил Ткачуку: «Если вы имеете в виду мое теперешнее учительство, то оставьте ваши сомнения. Плохому я не научу. А школа необходима. Не будем учить мы — будут оболванивать они. А я не затем два года очеловечивал этих ребят, чтоб их теперь расчеловечили. Я за них еще поборюсь. Сколько смогу, разумеется». Эти слова Алеся Ивановича оказались пророческими. Он действительно сделал для своих учеников все, что смог. Борьба за души подростков продолжалась и во время оккупации.

Борьбу эту учитель Мороз вел до самого последнего своего часа. Несомненно, он понимал, что обещание фашистов освободить ребят, устроивших диверсию на дороге с целью убить местного полицая, если явится их учитель, — ложь. Но не сомневался он и в другом: если не явится, враги используют этот факт против него, дискредитируют все то, чему он учил детей.

И ночью Алесь Иванович уходит из партизанского отряда, чтобы разделить со своими учениками их страшную участь. Он идет на верную смерть, зная, что казнят всех — и его, и ребят, но иначе поступить учитель не может. И такой была нравственная сила его подвига, что Павлик Миклашевич, единственный уцелевший из этих ребят, пронес идеи своего учителя через всю жизнь. Став учителем, он передал морозовскуто «закваску» своим ученикам, и Ткачук, узнав, что один из них, Витька, помог поймать недавно бандита, удовлетворенно заметил: «Я так и знал. Миклашевич умел учить. Еще та закваска, сразу видать».

Весь мир знает о подвиге польского педагога Януша Корчака, принявшего смерть в газовой камере вместе со своими воспитанниками, не оставившего детей, несмотря на предложение фашистского офицера. А сколько учителей приняли смерть, оставшись неизвестными миру?

В повести «Обелиск» писатель заставляет задуматься над смыслом героизма и подвига, помогает вникнуть в нравственные истоки героического поступка. В. Быков создал множество произведений на тему войны, тем самым возводя свои собственные литературные обелиски героям Отечества: «Этот чуть выше человеческого роста обелиск за каких-нибудь десять лет, что я его помнил, несколько раз менял свою окраску: был то белоснежный, беленный перед праздниками известкой, то зеленый, под цвет солдатского обмундирования; однажды проездом по этому шоссе я увидел его блестяще-серебристым, как крыло реактивного лайнера. Теперь же он был серым, и, пожалуй, из всех прочих цветов этот наиболее соответствовал его облику».

ТРАГЕДИЯ ФЕДОРА РОВБЫ -ТРАГЕДИЯ КРЕСТЬЯНИНА-ТРУЖЕНИКА В ПЕРИОД КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ

(по повести В. Быкова «Облава»)

Писатель Василь Быков известен нам как правдивый, искренний рассказчик о человеческой судьбе в годы Великой Отечественной

войны. Тема войны является основной в его творчестве. Большую известность получили такие его повести, как «Альпийская баллада», «Третья ракета», «Сотников», «Карьер». Но в творческом багаже писателя есть и другая, не менее значимая по своей драматичности тема: судьба крестьянства в период коллективизации. Она затрагивает одну из самых сложных, болезненных проблем истории нашей страны и находит отражение в повести «Облава».

Действие этого произведения вводит нас в жизнь белорусской деревни середины тридцатых годов. Уже прошла коллективизация, создан колхоз, раскулачены и выселены так называемые кулаки, а на самом деле — крепкие хозяева. Один из них — Федор Ровба. Это человек, убежденный в том, что крестьянин — истинный хозяин земли. От Советской власти получил он земельный надел, усердно работал на этой земле, наградой за что был хороший урожай. Хозяйство Ровбы процветало и приносило немалую прибыль. Вскоре он приобрел молотилку, которой пользовалась вся округа, а платили, кто сколько может. Федор не использовал свою машину ради личной наживы. Но жил он в достатке, это его и погубило.

В районные власти поступает донос на Федора с предложением принять меры к «новому богачу». Его написал один из завистливых соседей, активист комбеда, который задолжал Ровбе за молотьбу. И именно этот донос становится поводом для раскулачивания Федора.

Главный герой был задавлен непосильными налогами, которые привели его к разорению. Но кроме того, по понятиям местных руководителей, Федор был врагом народа. В тот момент ему надо было бежать из деревни, куда глаза глядят, но он не может. Ведь этот человек корнями врос в родную землю, в свой дом, в свою усадьбу. Да еще и сын Ми-колка, будущее которого было неясно. Федор не хотел опрометчивым поступком мешать его служебной карьере.

Но вот до деревни дошла волна раскулачивания. И несмотря на то, что семья Федора уже бедствовала, не сумев рассчитаться с государством, Ровбу все же признали кулаком.

С женой и маленькой дочкой Федор был сослан на север. Работал на лесозаготовках, не имея возможности хоть как-то уберечь от бед и болезней жену и дочь. С этого момента жизнь героя пошла под' откос, одна трагедия следует за другой: сначала жену хоронит в мерзлой северной земле, а затем и дочку не может спасти от беды и недобрых людей. • Федор остается один. И сейчас все его мысли направлены в сторону родного края,, и он задумывает бежать во что бы то ни стало. Хоть не сразу ему это удается, но в конце концов мечта становится реальностью, герой оказывается в дорогих сердцу местах. Он сам толком не знает, зачем вернулся, но какая-то необъяснимая сила, как магнитом, тянула его к тем просторам, где он рос, трудился, где росли его дети, где был он когда-то счастлив. Хоть ничего не осталось от его прежней усадьбы, но Федор безошибочно мог бы найти то место, где она стояла. Но вся беда этого человека заключается в том, что не мог он просто так подойти к знакомому месту, пройтись по деревне, посмотреть людям в глаза, потому что советская пропаганда сделала этого человека классовым врагом. Односельчане Федора считали его преступником.

И именно то, что бывшие соседи стали врагами, для него было больнее всего.

Голодный, измученный, он бродит вокруг родной деревни, хочет узнать, какова она, новая жизнь. Случайный разговор с незнакомым стариком, встреченным на опушке леса, убеждает его, что дела в колхозе идут неважно: кормов не хватает, урожаи бедные, пережили страшный голод, замучены налогами. Да зачем что-то говорить, если Федор и сам видит, как работают крестьянские женщины на колхозном картофельном поле. Так за что же тогда он пострадал? Ведь несчастья Ровбы не стали основой для зажиточной и радостной жизни других людей...

Но самое страшное было впереди. Федор и не догадывался, что его ожидает в краю родном. Он все-таки попался на глаза односельчанам, и те поднялись против него, устроили облаву, как на какого-то дикого зверя. Из города приехали милиционеры, районные активисты во главе с его родным сыном Ми-колкой. Федора окружили со всех сторон, за-

гнали в угол, оставив ему единственный путь — в болотные топи.

Но болотная глушь по сравнению с яростью преследовавших его людей казалась не такой страшной. Федор в их глазах перестал быть человеком, ведь эти люди уже не живут по человеческим законам. У них своя правда, свои лозунги, свои законы, навязанные государством. Революционная идеология вытравила в этих людях лучшие чувства, заставила забыть их свое прошлое. Сложившиеся годами жизненные устои разрушены. И Федор не хочет быть своим среди людей, которые утратили нравственные ценности, покорно поддавшись влиянию зловещей силы в лице государства. Он знает, что там, в болоте, его погибель. Но он также осознает и то, что не вернется к тем людям, с которыми у него нет ничего общего. Возвращение назад равносильно для него нравственной гибели. Трясина поглотила Федора вместе с его болью.

Мы видим, как остро В. Быков переживает судьбу своего народа, принимая близко к сердцу страдания людей. Автор правдиво отражает в своем произведении трагические события 30-х годов, показывает несправедливость по отношению к труженикам земли, а также те социальные разногласия, которые привели к тяжелым последствиям в судьбах людей.

«ЗНАК БЕДЫ» ВАСИЛЯ БЫКОВА

Тема Великой Отечественной войны стала на долгие годы одной из главных тем литературы XX века. Причин тому много. Это и непреходящее осознание тех ничем не вос-полнимых потерь, которые принесла война, и острота нравственных коллизий, которые возможны лишь в экстремальной ситуации, и то, что из советской литературы надолго было изгнано всякое правдивое слово о современности, — тема войны оставалась порой единственным островком подлинности в потоке надуманной, фальшивой прозы, где все конфликты, согласно указаниям «свыше», должны были отражать борьбу хорошего с лучшим.

Но и правда о войне пробивалась нелегко, что-то мешало сказать ее до конца. Сегодня ясно, что невозможно понять события тех лет, человеческие характеры, если не учитывать, что 1941 году предшествовал страшный 1929 год «великого перелома», когда за ликвидацией «кулачества как класса» не заметили, как ликвидировано было все лучшее в крестьянстве, и 1937 год.

Одной из первых попыток сказать правду о войне стала повесть В. Быкова «Знак беды». Повесть эта стала этапной в творчестве белорусского писателя. Ей предшествовали его произведения о войне, ставшие уже классикой литературы XX века; «Обелиск», «Сотников,», «Дожить до рассвета» и другие. После «Знака беды» творчество писателя обретает ловое дыхание, углубляется в историзм, прежде всего в таких произведениях, как «В тумане», «Облава».

В центре повести «Знак беды» — человек на войне. Не всегда человек идет на войну, она сама порой приходит в его дом, как это случилось с двумя белорусскими стариками, крестьянами Степанидой и Петроком Богать-ко. Хутор, на котором они живут, оккупирован. В усадьбу являются полицаи, а за ними немцы. Они не показаны В. Быковым как намеренно зверствующие, просто они приходят в чужой дом и располагаются там как хозяева, следуя идее своего фюрера, что всякий, кто не ариец, — не человек, в его доме можно учинить полный разор, а самих обитателей дома воспринимать как рабочую скотину.

И поэтому так неожиданно для них то, что Степанида не готова подчиниться им беспрекословно. Не позволить себя унижать — вот исток сопротивления этой немолодой женщины в такой драматической ситуации. Степанида — сильный характер. Человеческое достоинство — вот главное, что движет ее поступками. «За свою трудную жизнь она все-таки познала правду и по крохам обрела свое человеческое достоинство. А тот, кто однажды почувствовал себя человеком, никогда уже не станет скотом» — так пишет В. Быков о своей героине. При этом писатель не просто рисует нам этот характер — он размышляет о его истоках.

Необходимо задуматься о смысле названия повести — «Знак беды». Это цитата из

стихотворения А. Твардовского, написанного в 1945 году: «Перед войной, как будто в знак беды...» То, что творилось еще до войны в деревне, стало тем «знаком беды», о котором пишет В. Быков. Степанида Богатько, которая «шесть лет, не жалея себя, надрывалась в батрачках», поверила в новую жизнь, одной из первых записалась в колхоз — недаром называют ее сельской активисткой. Но вскоре она поняла, что нет той правды, которую она искала и ждала, в этой новой жизни. Когда требуют новых раскулачиваний, опасаясь подозрения в потворстве классовому врагу, именно она, Степанида, бросает гневные слова незнакомому мужчине в черной кожанке: «А справедливость не нужна? Вы, умные люди, разве не видите, что делается?». Не раз еще пытается вмешаться Степанида в ход дела, заступиться за арестованного по ложному доносу Левона, отправить Петрока в Минск с прошением к самому председателю ЦИК. И всякий раз ее сопротивление неправде натыкается на глухую стену.

Не в силах изменить ситуацию в одиночку, Степанида находит возможность сохранить себя, свое внутреннее чувство справедливости, отойти от того, что творится вокруг: «Делайте что хотите. Но без меня». В предвоенных годах — источник характера Степаниды, и не в том, что она была колхозницей-активисткой, а в том, что сумела не поддаться всеобщему упоению обманом, словами о новой жизни, страху, сумела пойти за собой, за своим врожденным чувством правды и сохранить в себе человеческое начало. И в годы войны оно определило ее поведение.

В финале повести Степанида погибает, но не смиряется с судьбой, сопротивляется ей до последнего. Один из критиков заметил иронически, что «был велик урон, нанесенный Степанидой армии врага». Да, видимый материальный урон не велик. Но бесконечно важно другое: Степанида своей гибелью доказывает, что она — человек, а не рабочая скотина, которую можно покорить, унизить, заставить подчиниться. В сопротивлении насилию проявляется та сила характера героини, которая как бы опровергает смерть, показывает читателю, как много может человек, даже если он один, даже если он в безвыходной ситуации.

ИЗО

Рядом со Степанидой Петрок показан как характер если не противоположный ей, то, во всяком случае, совсем иной, не активный, а скорее робкий и мирный, готовый пойти на компромисс. Бесконечное терпение Петрока основано на глубоком убеждении, что можно с людьми поговорить добром. И лишь в конце повести этот мирный человек, исчерпав весь запас своего терпения, решается на протест, открытый отпор. Насилие побудило его к непокорности. Такие глубины души раскрывает необычная, экстремальная ситуация в этом человеке.

Народная трагедия, показанная в повести В. Быкова «Знак беды», раскрывает истоки подлинных человеческих характеров.

ПРИРОДА В ПОВЕСТИ В. БЫКОВА «ПОЙТИ И НЕ ВЕРНУТЬСЯ»

Василий Владимирович Быков — большой мастер слова. Он включает в повествование различные метафоры, не столько украшающие его доходчивую и яркую речь, сколько помогающие понять читателю замысел автора, проникнуться его идеей. Писатель прекрасно знает традиции русской классической литературы, являясь достойным преемником мастеров слова XIX века.

Быков дает картины природы не для того, чтобы они служили фоном происходящего, но были полноправными участниками событий, оттеняя настроение героя или контрастируя с ним. В повести «Пойти и не вернуться» природа постоянно сопровождает героев, предостерегая, укрывая или пугая своим могуществом и силой. Идя на задание и попав в снегопад, Зоська Норейко со страхом замечает, что заблудилась в «этом бесконечном болоте». Выскочивший из-под ног заяц заставил девушку замереть от ужаса. Она еще не догадывается, что природа — ее союзник. Надо бояться людей, а природа согреет и приютит. Так, промокшая в ручье Зоська обогрелась и обсохла в стогу сена.

Писатель старается показать, что, если человек слит с родной природой, он из этого

источника черпает свои душевные силы. Романтичная и мечтательная натура Зоськи, безусловно, отозвалась бы на окружающую красоту, не будь она так озабочена предстоящим заданием, но нет-нет да промелькнет в ее сознании мысль об окружающем ее мире, той красоте, которую пытаются растоптать и отнять фашисты.

Неман пугает девушку своим могуществом. Она не представляет, как можно перебраться в такую погоду через огромную реку. Находясь в утлом суденышке, Зоська ощущает свою беззащитность, уязвимость, но она пока боится больше реки и предстоящего перехода, чем немцев. Пророчески звучат слова перевозчика Бормотухина: «Хиба тут страшно?». И, только попав под обстрел немцев, раненная в голову, Зоська спасается в роще, в полной мере отдаваясь на волю природе. «Антон помог Зоське встать, с короткими остановками они перешли поле и углубились в следующую рощу.» Не доходя до деревни, остановились под деревом. «Это была груша-дичка, роскошно раскинувшая крону почти до земли. Тут же были навалены камни, собранные с поля. За ними можно было укрыться от ветра.» Почему-то вспомнилось волшебное дерево из детской сказки, всегда помогающее героям. Оно и теперь укрывает Зоську, дает ей возможность собраться с силами перед решительным и последним разговором с Антоном. Может быть, это дерево уберегло героиню от смерти, уготованной ей Голубиным.

И опять природа помогает девушке осознать грозящую опасность: «Зоське было очень плохо, болело в боку и трудно дышать. Она не могла понять, что с ней случилось, лишь ощутила, что умирает, и *зся встрепенулась в испуге. Главное было сделано, она поняла грозящую ей опасность й набралась решимости противостоять ей. Она очень боялась смерти и хотела жить. Зоська поняла, что лежит на снегу и умирает... Она собрала остатки сил и медленно поползла вперед».

Большой мастер слова, В. В. Быков умеет обрисовать незабываемую картину природы, помочь читателю, несмотря ни на что, увидеть и понять красоту мира, вызвать желание сохранить эту красоту.

Ч. Т. АЙТМАТОВ

БИБЛЕЙСКИЕ МОТИВЫ В РОМАНЕ Ч АЙТМАТОВА «ПЛАХА»

Церковь священна, мир — не священен; но мир спасен в надежде, и кровь Христа, живительный принцип Искупления, здесь уже оказывает свое воздействие.

Жак Маритен

Известно, как долго не хотел Александр Блок вводить в финал своей поэмы «Двенадцать» образ Иисуса Христа, но в итоге признал: «Все-таки это он, Христос». Сейчас, в начале следующего столетия, это признание выглядит поистине пророческим. «Иисус Христос — литературный персонаж нашего времени!» — констатирует С. Семенова в статье, посвященной советскому роману. Добавим несомненное: персонаж значительный, яркий, концептуально насыщенный. Он появился на страницах лучших произведений нашей прозы — «Мастера и Маргариты» М. Булгакова, «Факультета ненужных вещей» Ю. Домбров-ского, «Доктора Живаго» Б. Пастернака и других. Появился, несмотря на то, что атеистическая наука соглашалась видеть в нем только факт культуры прошлого. Литература еще раз замечательно подтвердила вечность «образа образов» в мировой художественной культуре — образа Иисуса Христа.

Конечно, Иисус Христос — уникальное явление в истории культуры. Вспомним, что с его именем связано возникновение мировой религии, во многом определившей ход истории, и крупнейших церковных движений. Воплощенный в нем идеал всегда был центром важнейших этических движений. Он не утрачивает своего значения в художественных поисках человечества. Много написано о том, как богата и разнообразна история литературных воплощений Иисуса Христа.

«Евангельские» эпизоды в книге Ч. Айтматова поистине изумили читателей. Обраще-

ние к сцене диалога Христа и Понтия Пилата после того, как эту сцену уже дал М. Булгаков в любимом всеми романе, многими расценивалось как кощунственная бестактность. К тому же раньше Айтматова считали представителем национальной художественной традиции, достаточно далекой от образов христианской культуры. А Христос в «Плахе», с одной стороны, так не похож на полюбившихся нам прежних, национально колоритных айтматовских героев. А с другой — обличительные монологи этого Христа настолько далеки от какой бы то ни было стилизации «под евангельского» Иисуса, что трудно удержаться от упрека писателю в том, что он взялся за материал незнакомый и чужой для себя. Но не будем здесь обвинять автора — художественный поиск писателя, тем более такого писателя, уже явление культуры. И «Плаха» — явление.

Тема Христа возникает в «Плахе» в связи с линией Авдия Каллистратова. «В неистовом поиске истины» Авдий не стал молить своих мучителей о пощаде и оказался сброшенным с поезда. Случившееся с ним сравнивается с тем, что произошло когда-то с Христом: «Ведь был уже однажды в истории случай — тоже чудак один галилейский возомнил о себе настолько, что не поступился парой фраз и лишился жизни... А люди, хотя с тех пор прошла уже одна тысяча девятьсот пятьдесят лет, все не могут опомниться... И всякий раз им кажется, что случилось это буквально вчера... И всякое поколение... заново спохватывается и заявляет, что будь они в тот день, в тот час на Лысой Горе, они ни в коем случае не допустили бы расправы над тем галилеянином».

Об Иисусе Христе сказано пока, как видим, коротко, пунктирно. Даже имя его не называется, но по упоминанию Галилеи, Лысой Горы, указанию на время происшедшего ясно, о ком идет речь. Ч. Айтматов предполагает достаточно знающего читателя, рассчитывает на его художественную эрудицию и творческую способность дорисовать намеченное. Подчеркнем это обстоятельство: тема Христа начинается в романе таким образом, что у читателя обязательно возникнут собственные образные ассоциации. Подобное возрастание творческой роли читателя, слуша-

теля, зрителя В. С. Библер рассматривает как художественный феномен культуры XX века: «...зритель по-своему — вместе с художником... должен формировать, доводить, завершать полотно, гранит, ритм, партитуру до целостного навечного свершения. Такой «дополнительный» читатель или зритель проектируется автором, художественно изобретается...» Наличие такого «художественно изобретенного» читателя избавляет автора от необходимости непременной художественной стилизации. «Это никак не стилизация, — продолжает В. С. Библер, — но именно столкновение разных способов видеть и понимать мир».

Евангельский эпизод вводится в роман вовсе не как фон для истории Авдия Калли-стратова. Его история достаточно конкретна, а случай с «чудаком галилейским», хотя о нем и сказано, что в истории он был однажды, перерастает рамки единичности. Он бесконечно повторяется в нескончаемых воспоминаниях: «А люди все обсуждают, все спорят, все сокрушаются, как и что тогда получилось и как могло такое произойти». Он поднимается до уровня вечной памяти: «„.все забудется в веках, но только не этот день». Евангельский эпизод становится, таким образом, не просто фактом прошлого в едином временном ряду, он разворачивается как особое измерение конкретного в его соотношении с вечным, а айтма-товский Христос является носителем идей, воплощающих эту особую меру. Поэтому на вопрос Понтия Пилата, есть ли для людей Бог выше ныне живущего кесаря, он отвечает: «Есть, правитель римский, если избрать другое измерение бытия».

Сложный, многомерный мир воссоздан в «Плахе». Художественное пространство романа тоже, с одной стороны, конкретно, как место совершения конкретных событий, а с другой — соотнесено с другим, высшим пространством: «Солнце и степь — величины вечные: по солнцу измеряется степь, настолько оно велико, освещаемое солнцем пространство».

Сложна и образная ткань романа. Пласт вечного, высшего намечен в книге не только христианскими мотивами: образы солнца и степи как вечных величин органично едины с образом из другой художественной системы — образом синеглазой волчицы Акбары.

Хотя образы Иисуса Христа и волчицы Акбары восходят к совершенно различным и даже разнородным мифологическим и религиозным традициям, в романе Ч. Айтматова они оказываются вплетенными в единую поэтическую ткань. Вспомним, что во внешнем облике каждого из этих персонажей подчеркнута одна и та же деталь — прозрачно-синие глаза. «А если бы кто-нибудь увидел Акбару вблизи, его бы поразили ее прозрачно-синие глаза — редчайший, а возможно, единственный в своем роде случай». И Пон-тий Пилат видит, как Христос поднимает на него «...прозрачно-синие глаза, поразившие того силой и сосредоточенностью мысли — будто Иисуса и не ждало на горе то неминуемое». Образ прозрачной синевы глаз Иисуса и волчицы приобретает силу поэтического лейтмотива в завершении этого образного ряда — в описании озера Иссык-Куль, образа «синего чуда среди гор», своеобразного символа вечного обновления жизни: «А синяя крутизна Иссык-Куля все приближалась, и ему [Бостону] хотелось раствориться в ней, исчезнуть — и хотелось, и не хотелось жить. Вот как эти буруны — волна вскипает, исчезает и снова возрожается сама из себя...»

В сложной художественной многомерности романа Ч. Айтматова судьбы конкретных героев оказываются отмечены особой глубиной и значительностью. Такова прежде всего судьба Авдия. Знаменательно уже имя героя. «Имя-то редкое какое, библейское», — удивляется Гришан. Действительно, имя Авдий — «библейское»: в Ветхом Завете упоминается не менее 12 человек, носящих его. Но автор имеет в виду не просто общий библейский колорит. С самого начала он связывает имя своего героя с конкретным Авдием: «...упоминается такой в Библии, в Третьей книге Царств». Об этом Авдии сказано, что он «человек весьма богобоязненный». Но самое главное в нем — подвиг верности истинному Богу и истинным пророкам: во времена царствия нечестивого идолопоклонника Ахава, когда его развратная жена «истребляла пророков Господних, Авдий взял сто пророков, и скрывал их... и питал хлебом и водою». Так библейская реминисценция освещает намечающуюся тему Авдия как тему человека особенного, при всей его конкретности, тему че-

ловека, избранного судьбой за его преданность вечным, истинным идеалам.

Воплощением этого истинного идеала в романе предстает прежде всего Иисус Христос, учение которого страстно проповедует Авдий, призывая людей мерить себя его, христовой мерой. Вся жизнь и мученическая смерть Авдия — доказательство правоты Христа, возвестившего свое второе пришествие в стремлении людей к праведности, утверждаемом через страдание. Вместе с тем Авдий Каллистратов постоянно возносит свои мольбы к другому богу, которого почитает и любит нисколько не меньше, — волчице Акбаре: «Услышь меня, прекрасная мать-волчица!» Авдий ощущает свою особую избранность в жизни по тому, как пощадила его Акбара, увидев его доброту к ее детенышам. И эта доброта по отношению к маленьким волчатам для героя важна не меньше, чем его принципиальность христианина. Молясь Акбаре, Авдий заклинает ее и своим, человеческим, богом, и ее, волчьими, богами, не находя в этом ничего кощунственного. К Великой Акбаре — и его предсмертная молитва: «Спаси меня, волчица...» И последнее утешение в жизни — явившаяся на его зов синеглазая волчица.

В романной мифологии, созданной самим Ч. Айтматовым, объединились, как видим, образные искания разных культур. Волчица — персонаж, восходящий к мифологиям, в которых преобладает пластическое мышление; здесь образы содержательны своей зримой эмблематичностью. Иисус Христос — герой принципиально иной типологической организации, призванной осмыслить не внешнее проявление жизни, а ее сокровенную, скрытую суть. Писатель тонко чувствует эти различия. Может быть, поэтому тема волчицы развивается в романе как эмоционально-поэтическая основа мифологии автора, а тема Иисуса Христа — как ее теоретический, концептуальный центр.