Наука и обыденное познание

Еще более тесную генетическую связь наука имеет с обыденным знанием. А.Ракитов, отмечая сложность взаимоотношения научного и обыденного знания, констатирует, что “они не только соединены генетически, историческими связями, ибо наука в конечном счете выделилась и обособилась из здравого смысла, но и находится в отношении дополнительности... Наука и здравый смысл, будучи во многих пунктах противоположны по своему содержанию, методам, уровням знания и организации, не отменяют и не исключают друг друга” (Ракитов А.И. Историческое познание. М., 1982. С. 21).

Теоретическое и обыденное сознание - это необходимые компоненты целостного восприятия мира. В анализ их взаимосвязи сегодня все настойчивее вводится принцип дополнительности. Рассматривая данные процессы, В.Белов указывает на значимость обыденного сознания. Он отмечает, что принцип дополнительности не научное открытие метатеоретического порядка, а уточнение, усиление, систематическая обработка приемов, ежедневно используемых обычными людьми в своей жизнедеятельности. Одним из таких приемов в речевом общении является метафора обыденного языка, которая имплицитно содержит в себе второй, дополнительный смысл, оказывающийся, с его точки зрения, основным. Кроме того, метафора необходимо предполагает уровень развития восприятий выше конкретного, что составляет необходимое условие формирования отвлеченных понятий в науке. В гносеологической сфере также он указывает на использование наукой обыденных приемов построения знания. Речь идет о предельных и неизменных основаниях, которые в обыденном сознании получили обозначение “предрассудок”, в теоретическом - “аксиома”. Если к предрассудку отнестись без предрассудка и провести компартивистский анализ, то окажется, что предрассудок и аксиома имеют много общего и генетически, и содержательно (См.: Белов В.Н. Обыденное сознание и человеческое бытие. Саратов, 1996. С.120-121).

Значимость обыденного познания по отношению к научному В.Беловым доказывается тем, что вектор исследования направлен от обыденного к научному, а не наоборот, как это было у Э. Гуссерля. Именно этот момент заставляет по-другому взглянуть на данную проблему. В то же время благодаря исследованиям Э. Гуссерля наука достаточно четко очерчивает свои границы среди иных форм познания.

Создание автономного мира науки осуществляется двумя взаимозависимыми способами: путем “очищения” ее оснований от каких-либо субъективных примесей и путем оттачивания ее методологических приемов. Антиномия первого пути обнаруживается между внутренним стремлением обыденного сознания к организации, цельности и стремлением науки для большей объективности своих оценок получить независимость от обыденного сознания (то есть здесь открытое столкновение обыденного сознания и науки). Антиномия второго пути вызревает внутри науки, поэтому дольше скрыта от критических исследовательских анализов и выглядит вначале следующим образом: необходимость передачи первоначальных приемов знания, как активизирующих познавательные способности человека, и их естественная консервативность по отношению к индивидуализации процесса познания. В более общем варианте эта стадия может быть представлена как антиномия между аксиоматикой и методологией, прозрением и достижением. Внутри науки это состояние естественно и закономерно и имеет характер динамического равновесия. Но с появлением в эпоху Нового времени философской идеи науки, или с появлением научной претензии на тотальность познания, динамическое равновесие нарушается в пользу методологического элемента. В итоге чисто внутренняя антиномия науки, научного познания неожиданно перерастает свои рамки и предстает в виде общепринятой антиномии теории и обыденного сознания. Она реализуется не со стороны обыденного сознания, а со стороны науки, причем предлагая несомненно более сильный вариант обособления от обыденного сознания и обоснования своей самодостаточности. Наука исключает какое-либо проникновение обыденных субъективных мнений, исторических и социальных детерминант. Однако, говоря о человечестве вообще и об интеллектуалах в частности, Э. Гуссерль употребляет словосочетание “обыденные логические люди”.

Акцент на взаимоотношениях науки с иными формами познания делает Н. Мотрошилова, когда, анализирует работы Э. Гуссерля. Она видит его новаторство в следующем: “Борец против психологизма, он не побоялся неизбежных упреков в психологических непоследовательностях и сломал все привычные границы между логикой, теорией познания и психологией. Тем самым был сформирован новый подход, как раз и определяющий специфику феноменологии. Едва ли не главная черта его - смелое исследовательское вторжение в ту область, которая традиционно считалась доменом психологии и заботливо отделялась от “всеобщих законов” логики и теории познания” (См.: Мотрошилова Н.В. Интенциональность в “Логических исследованиях” Э. Гуссерля // Вопросы философии. 2000. № 4. С. 153).

Наука является важнейшим, но не единственным, способом познания реальности. Она принципиально не может вытеснить обыденное знание. Для того, чтобы понять познание во всем разнообразии его форм и типов, необходимо изучать эти до-научные и вне-научные формы и типы знания. Самое важное при этом то, что научное знание не просто предполагает эти формы, но и взаимодействует с ними. Это было хорошо показано, в частности, при изучении обыденного языка в философии позднего Л.Витгенштейна и его последователей. Например, сама идентификация предметов исследования в научной психологии предполагает обращение к тем явлениям, которые были выделены здравым смыслом и зафиксированы в обыденном языке: восприятие, мышление, воля, желание и т.д. То же самое в принципе относится и ко всем другим наукам о человеке: социологии, филологии и др. По мнению В.Лекторского, подобные идеи развивал и Э.Гуссерль в своих поздних работах, когда он пытался показать, что ряд проблем в современной науке и европейской культуре являются следствием забвения укорененности исходных абстракций научного познания в обыденном “жизненном мире”. Наука не обязана следовать тем разграничениям, которые осуществляет здравый смысл. Но она не может не считаться с ними. В этой связи взаимодействие обыденного и научного знания может быть уподоблено отношениям между разными познавательными традициями, которые взаимно критикуют друг друга и в этой критике взаимно обогащаются. В последние годы, например, идет острая дискуссия по вопросу о том, насколько нужно учитывать данные “народной психологии”, зафиксированные в обыденном языке, в когнитивной науке” (См.: Лекторский В.А. Теория познания (гносеология, эпистемология) // Вопросы философии. 1999. № 8. С. 79).

Можно сделать вывод, что отношения науки с различными формами познания являются достаточно сложными. Сегодня можно говорить о неформальном лидерстве научной системы в познании и одновременно о ее зависимости от социальной системы, а также от других форм освоения мира.

Литература

1. Белов В.Н. Обыденное сознание и человеческое бытие. Саратов, 1996.

2. Бесшапошникова А.П. Универсальный синтез: миф, религия, мистика. Саратов, 2000.

3. Блаватская Е.П. Теософский словарь. М., 1994.

4. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

5. Гейзенберг В. Естественнонаучная и религиозная истина// Гейзенберг В. Шаги за горизон. М., 1989.

6. Гуссерль Э. Логические исследования // Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1994.

7. Лекторский В.А. Теория познания (гносеология, эпистемология) // Вопросы философии. 1999. № 8.

8. Мотрошилова Н.В. Интенциональность в “Логических исследованиях” Э. Гуссерля // Вопросы философии. 2000. № 4.

9. Ракитов А.И. Историческое познание. М., 1982.

10. Тарнас Р. История западного мышления. М., 1995.